Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 28
– Ну-ка, – совершенно подавив волю Корнейчука, апаш без стеснения полез под койку, вытащив рундук, – что там интересного у моего нового друга? Ты ведь мой друг? Или нет?!
Эти слова он буквально прорычал в лицо.
– Д-друг, – выдавил из себя Николай, чувствуя себя ягнёнком перед волком. Хохоток в ответ, похлопыванье по плечу, и нарочито хозяйское поведение апаша, разбирающего его рундучок.
Сценка эта вызвала лишь вялый интерес некоторых добровольцев, да нехорошее оживление из опиумного угла. Подтянулись какие-то мутные типы, выглядящие может не столь же опасно, но откровенно уголовно.
В Одессе Корнейчук знал бы, что и как сказать, да и то… всякое бывало. Здесь же, в чужой среде, он растерялся окончательно.
Апаш тем временем вытащил из рундука фотографии, и начал их разбирать, снабжая комментариями разной степени сальности.
– Славные губки, – гоготнул он, вертя в руках фотографию сестры Маруси, я бы ей… – и он сделал движение бёдрами.
– Отдай!
– Малыш взбунтовался? – заворковал апаш, вытягивая руку с фотографией.
– Отдай! – Корнейчук, вскочив, протяну руки… и получил небрежный отмашку тыльной стороной кисти по губам. Боль привела его в чувство, и будто пелена какая-то слетела.
Одессит с наслаждение врезал апашу в висок костистым кулаком – так, как никогда в жизни! Он много раз дрался, да и куда без этого мальчишке?! Но, будучи натурой чувствительной – никогда в полную силу! Всё время стоял какой-то барьер – то опаска причинить боль человеку, а то – просто стыд, как же он будет потом в глаза однокласснику смотреть!? Сегодня по морде, а завтра – как ни в чём не бывало?!
Апаш начал заваливаться вперёд, вяло засовывая руку в угловато топорщащийся карман, и Николай резко, как учили, схватил его за волосы, и коленом – навстречу! Как учили… Борис, пытающийся научить его не просто приемам английского бокса, а – умению применять его. Егор, Коста…
– Зря ты, парень… – начал один из тех, из опиумного угла, выхватывая нож-бабочку и начиная играть ею. И как по футбольному мячу – по руке! Не думая! Оружие вылетело и запрыгало стальной рыбкой по полу, противно дребезжа.
Шаг навстречу, за грудки обеими руками, и с высоты не такого уж маленького роста, вздёрнув опиумокурильщика на себя – лбом в переносье. Да локтём вдогонку, с зашага, по виску.
– Ты… – начал было третий, – я…
Он отступал, не в силах собраться со словами и мыслями, но Николая уже несло. Шаг… и тяжёлый ботинок врезался в живот, а потом ногами, ногами…
Оттаскивали его впятером, а не разобравшегося Бориса, сходу кинувшегося было в драку, дружно попросили успокоить своего «сумасшедшего друга».
– Коля-то? – удивился Житков, отряхая с виноватым видом держащегося за челюсть наваррца, – Ну, не разобрался, не серчай…
И уже снова на французском:
– Он смирный.
– Он? – вылупился на него свидетель молниеносной расправы над бандитами, – Этот?!
Совершенно некультурно тыкая пальцем в Корнейчука, с самым мирным видом собиравшего вытащенное из рундука, и раз за разом повторяя:
– Он!?
– Ну, – Борис, не видевший саму драку, всё никак не мог взять в толк, – Борис в Одессе чуть не самый смирный. Добрейший человек, мухи не обидит! Всё время заступаться приходится.
– Да ну… – француз замолчал, подняв зачем-то вверх руки и отойдя подальше, – … эту вашу Одессу и всю Россию…
– Переход количества в качество, – невнятно сказал застеснявшийся Николай на немой вопрос друга, оттаскивая мычащего апаша за ноги поближе ко входу.
Проблем с ажанами[iii] не возникло, обитатели матросской казармы разом показали на так и не очухавшихся пострадавших, как на зачинщиков драки и глубоко аморальных мерзавцев, надоевших обществу.
– Давно пора было отделить зёрна от плевел, – раскуривая сигару над носилками с апашем, – брезгливо сказал майор, – забирайте эту сволочь!
– Итак, – он перевёл взгляд на выстроившихся в проходе людей, – есть ещё среди вас те, кому общество отказывает в доверии?
Вытолкнули ещё десяток сомнительно выглядящих личностей, и отставник движением брови вымел их из казармы. Остались не то чтобы высокоморальные индивидуумы, но по крайней мере, при взгляде на оставшихся Николаю не хотелось прижаться к стене жопой. Обычные работяги в поисках удачи, не нашедшие себя в мирной жизни военные, да несколько смирных, полунищих сельских интеллигентов, которым для нормальной карьеры не хватает образования и решимости.
– Ну хоть так, – вздохнул майор и вперил взгляд в Николая. Несколько томительных минут, и отставной военный покачал задумчиво головой, жуя сигару.
– Признаться, я был о вас несколько… – сказал он доверительно одесситу, – хм, иного мнения. Рад.
«– А уж я-то…» – отозвалось у расправившего плечи Корнейчука. И будто легче – двигаться, дышать, жить…
«– Как бы теперь не повернулась африканская наша авантюра, – подумал Николай, – но чорт возьми… хотя бы ради этих моментов! Оно того стоило!»
[i] Евангелие от Луки.
11:9. И Я скажу вам: просите, иданобудетвам;
ищите, инайдете; стучите, иотворятвам,
11:10. ибо всякий просящий получает, и ищущий
находит, и стучащему отворят.
[ii]Так говорят о джентльменах которые умеют сохранять невозмутимость в любой ситуации. Сами бритиши гордятся такими способностями, это вроде бы даже одно из проявлений принадлежности к верхнему классу.
[iii] Французские полицейские.
Глава 17
Никогда бы не подумал, што встреченные в чужом краю земляки могут стать докучливой, досадной, едва ли не постыдной помехой, но вот поди ж ты!
Крохотный отряд русских добровольцев, прибывших через Лоренсу-Маркиш, оказался под Мафекингом. Расположивши свои палатки подле наших, они восприняли как должное нашу о них заботу, што подчас изрядно раздражает. Снаряжённые с бестолковостью людей, знакомых с жизнью на природе не иначе как по дачному времяпрепровождению, они постоянно изумляют нас своей бытовой неприспособленностью и идиотическим прекраснодушием.
Отправляясь на войну, русские добровольцы приобрели себе бинокли, и на последние деньги – ружья отменной выделки, но не озаботились такими мелочами, как швейные принадлежности и даже фляги для воды. Не было у них и одеял в должном количестве, двоим пришлось приобретать нормальную обувь, годную для прогулок не только по бульвару, но и по здешним диким местам.
Нашу о них заботу наши земляки принимали как нечто должное… О нет, у них регулярно увлажнялись глаза, прижимались к груди руки и высказывались многословные благодарности! Но ни разу! Ни разу не были предложены деньги в возмещение моих трат!
Немаленьких, если вспомнить, што в военное время всякий товар подскакивает в цене весьма заметно. Тем паче – товар в стране, не имеющей толком никакой промышленности, достойной серьёзного упоминания. Так… в лучшем случае – зачатки оной.
Деньги в этой компании, по-видимому, считались чем-то низменным, не стоящим упоминания. Я поначалу злился, а потом закусился, решив поставить што-то вроде социального эксперимента. Интересно, если выставить им потом счёт за все услуги, насколько сильно они будут фраппированы[i]?
– … через пастора Гиллота, – вцепившись в кружку с бренди, рассказывал свою, не раз уже слышанную историю, Вениамин – большеголовый молодой человек хлипкого сложения и болезненного вида, сидя у костра и шевеля грязными, давно немытыми пальцами босых ног, пока я чинил его обувь.
Владелец же оной пил, бдительно следя, как на углях обжаривалось вяленое до подошвенности мясо, невероятно солёное и проперчённое. Неприхотливые африканеры могут неделями питаться таким образом, но при малейшей возможности едят пусть и грубую, но домашнюю пищу, пользуясь услугами кочующих с ними жён или гостеприимством соотечественников.
Прибившиеся к нам русские добровольцы не выказывают ни малейших способностей и даже желания к обустройству походной жизни, считая, по-видимому, такие заботы чем-то низменным. Пользуются то нашим гостеприимством, а то и вот так – на скорую руку, лишь бы только не утруждать себя. Свободное же время проводят всё больше в бесконечных разговорах самого што ни на есть вселенского масштаба.