Мир богов (СИ) - Борисова Светлана Александровна. Страница 44

Заметив, что в серо-зелёных глазах зятя засверкали крошечные молнии, предвестники гнева, Хаос подумал, что не зря ходили слухи, что он на самом деле сын Зевса и Гибрис. Мол, таким образом ему аукнулись заносчивость матери и кормилица-коза, которая выходила его отца. К тому же Хаос, как изначальное божество-прародитель всех богов, сам чувствовал, что Пан близок к нему по крови, что говорило о том, что он из высшего эшелона олимпийцев. Так что он выговаривал дочери за якобы неравный брак исключительно из вредности. Всё обстояло с точностью наоборот, это Аэлла по своему положению стояла ниже мужа. В отличие от Пана, она даже не числилась в пантеоне греко-римских богов, поскольку её мать была гарпией, то есть обычном чудовищем. Правда, Аэлла относилась к новому поколению и по отцу, всесильному Хаосу, могла рассчитывать на повышение статуса, но она была не честолюбива и предпочитала оставаться тем, кто она есть, то есть гарпией.

— Отец, только Аэлле ничего не говорите! — озабоченно проговорил Пан и Хаос фыркнул.

— Сам не проговорись! — сказал он с неодобрением.

— Ни в коем случае! А то я не знаю, какую бучу она подымет. Тогда нам точно придётся объявить войну Золотому императору.

Хаос выжидающе глянул на зятя.

— Что ты думаешь по поводу наших шансов?

— Они невелики. Если судить по тому, что я видел, — быстро ответил Пан. — Нас осталось слишком мало. Как правило, это всё дети второстепенных божков, которые и раньше не рвались в бой. Ну а главное, что Огненная стража по-прежнему начеку. Она охраняет Тартар так, что нет никакой возможности освободить пленников.

— Я так и думал, — рассеяно отозвался Хаос и вскочил на спину коня. — Передай Аэлле, что я загляну к вам попозже. И вот ещё что: что бы ни случилось, ни в коем случае не пускай её к Золотому императору. Постарайся её убедить, что своим вмешательством она погубит не только сына, но и всех нас.

***

Родные Лотико опасались не зря. Золотой император действительно был в ярости. Сатиров, что посмели покуситься на честь принцессы, не только поймали, но даже успели обезглавить. Тела бедолаг сожгли, а их головы украсили въездные ворота императорского дворца, и теперь они печально взирали на бога любви, которого вели к тому же могущественному судье.

Лотико бросил беглый взгляд на головы злосчастных сатиров и с сожалением подумал, что вряд ли ему удастся сдержать обещание, данное матери, и вернуться домой. Как правило, высочайшего суда удостаивались лишь те из богов, кому уже заочно вынесли приговор.

Стража привела его в одно из помещений, примыкающих к залу, где заседал Золотой император, и старший конвоя велел ему ждать вызова.

Поначалу Лотико сел на скамью, но затем, донимаемый тревогой, встал и подошёл к окну. Он был сыном своего отца, и вид зелёного приволья обычно возвращал ему присутствие духа. Но только не в этот раз. Из окна, где он стоял, хорошо просматривалась парадная лестница, ведущая к дворцу, и первое, что он там увидел это Ирину или Сирин, как звали на самом деле смертную дочь Золотого императора.

Облачённая в роскошнейший наряд она вместе с паладинами поднималась по ступенькам, застеленным златотканым ковром. К его удивлению, её сопровождал князь Фонг Лин Гуан, глава дома фениксов, и две дамы из его ближайшего окружения. Но куда больше Лотико удивило собственное тёмное чувство, охватившее его при виде того, что девушка держит спутника под руку и с потаённой улыбкой на губах внимает его словам.

«Нет, не может быть! Ревность — это признак любви! К тому же я и смертная? — со скепсисом подумал он и пригрозил могущественным пряхам: — Берегитесь, мойры! Если это ваши шуточки, то я отплачу вам той же монетой!» После дерзкого вызова, брошенного богиням судьбы, ему послышались невнятные женские голоса, шуршание руна мироздания, и ритмичное постукивание веретён. Но этим дело не ограничилось. «Договорились, малыш! Не знаю, как Клото и Антропос, а лично я очень жду твоей мести», — сказала одна из мойр и засмеялась.

В изумлении Лотико потряс головой. «Не зря говорят, не желай невозможного, а то однажды допросишься, на свою же голову», — с грустью подумал он. Уж кому другому, а ему было доподлинно известно, на какие глупости способны влюблённые. Он придирчиво оглядел ту, что ему подсунули мойры, и вновь прислушался к себе — сердце молчало, и он облегчённо перевёл дух.

«Вот ведь шутницы! А я чуть было не поверил, что это правда», — с улыбкой подумал он и, откликнувшись на зов распорядителя, бодро зашагал к распахнутой двери судилища.

Императорский дворец был великолепен, поэтому даже зал заседаний блистал золотом, драгоценными камнями и яркими красками. Вот только при виде Золотого императора, восседающего на сияющем троне, настроение бога любви основательно потускнело. Как обычно, лицо самодержца полностью закрывала золотая драконья маска, но о том, что он не в духе, можно было судить по излучаемой им ауре, которая была вполне зримой для богов его уровня.

Только Лотико опустился на колени и приготовился произнести приветственную речь, как в зале пронёсся изумлённый шёпоток.

Это вошла Ирина, причём без приглашения, что было неслыханной дерзостью, за которую любой другой поплатился бы головой. Ну а так распорядитель, явно по знаку Золотого императора, возник рядом с его смертной дочерью.

Расфуфыренный в пух и прах шарообразный коротышка с длинным клювом вместо носа велел девушке следовать за ним и направился к боковому приделу, предназначенному для скромных просителей, где, по его мнению, смертной было самое место. Не двинувшись с места, она смерила его ироническим взглядом, а затем, невзирая на уговоры, быстрой походкой приблизилась к трону и опустилась на колени рядом с Лотико.

— Ваше величество, мне сказали, что я ваша дочь, — заявила Ирина во всеуслышание.

Когда шум в зале усилился, приобретя нотки сдержанного негодования, девушка подняла голову и с открытым любопытством посмотрела на фигуру на троне, которая из-за маски и полной недвижности казалась не живым существом, а золотой статуей.

— Возможно, это ничем не обоснованные слухи. В таком случае, я уйду и больше никогда вас не потревожу. Клянусь честью! — мягко добавила она, когда молчание слишком уж затянулось.

— Какая-то смертная потаскушка смеет говорить о чести? — выкрикнул возмущённый голос.

Двери распахнулись, и в зал судилища влетела разгневанная Алконост. Следом за ней бежали две растерянные придворные дамы и, чуть не плача, уговаривали её сохранять приличия. Последней в их процессии шла высокая женщина, с каменным выражением на лице. Правую, согнутую в локте руку она держала у груди, а в левой у неё была плётка, рукоятью которой она ритмично постукивала себя по бедру.

Не слушая фрейлин, Алконост с видом фурии подлетела к Ирине и попыталась влепить ей пощёчину, но та перехватила её руку и со словами: «Гляди, как всё запущено!» с такой силой оттолкнула принцессу от себя, что та упала.

Не вставая, Алконост живо обернулась к женщине с плёткой.

— Эй, ты! Сейчас же накажи эту тварь, что посмела поднять на меня руку! — выкрикнула она.

— Да, ваше высочество, — монотонно проговорила женщина.

В тот же миг за её спиной распустились крылья и она, спланировав рядом с Ириной, взмахнула плетью.

На счастье девушки у неё нашлись бессмертные защитники. Лотико вскочил, готовый прийти ей на помощь, но князь Фонг опередил его и перехватил жало плети богини Немезиды. При виде гримасы боли, которую он не сумел скрыть, Ирина сочувственно поморщилась, но когда его рука, удерживающая плеть, почернела и отвалилась, она гневно вскрикнула и бросилась к Алконост, но ей опять повезло. На этот раз на её пути встал бог любви и, чтобы удержать от поступка, чреватого наказанием, крепко сжал в объятиях.

[1] Тартар — по представлениям древних греков это тёмная бездна, которая настолько же удалена от поверхности земли, насколько небо от земли. По словам Гесиода, медная наковальня летела бы от поверхности земли до Тартара целых девять дней. Находится Тартар в Аиде. Его окружает тройной слой мрака бога Эреба и вдобавок медные стены с медными воротами, созданные богом Посейдоном.