Капитан Пересмешника (СИ) - Вольная Мира. Страница 90

Вдох.

Выдох.

Та, что была справа от меня, покачнулась и с громким плеском ушла под воду. За ней еще одна и еще. Я вздрогнула. Она разрушает собственный храм?

Специально или так и должно было быть? Надо попробовать уйти отсюда, я не хочу быть погребенной вместе с ним.

Вдох.

Выдох.

Вот только встать на ноги не получается, из-за силы, разливающейся вокруг, я даже руки не могу поднять.

Вдох.

Выдох.

Я оглядела своих пиратов, и яростный крик задушенным лаем вырвался из горла. Они все были в таком же состоянии, а сзади продолжали падать в воду колонны, по счастливой случайности никого не задевая.

Вдох.

Выдох.

Ватэр повернула голову ко мне, продолжая петь, склонила ее на бок, едва заметно нахмурилась.

Вдох.

Выдох.

И в следующий миг все, что я успеваю заметить, — это огромная волна, взявшаяся из ниоткуда, несущаяся прямо на нас. Тивор, лежащий рядом, но ничего не получается. Непослушные пальцы сжимаются на пустоте. Нас почти отшвырнуло друг от друга. Ничего не видно, только гул стихии давит на уши. Меня снова подбрасывает, переворачивает и куда-то несет, тянет.

Воздуха становится все меньше и меньше, я давлю в себе панику изо всех сил, пытаюсь сориентироваться, плыву непонятно куда. Нелепо и бестолково взмахиваю ногами. Но стихия безжалостна и безразлична. Ей плевать на мои жалкие попытки выжить и найти в непроглядной темноте своего волка, она бьет меня о дно, протаскивает по песку, как по битому стеклу и снова подбрасывает к верху. От следующего удара пузырьки воздуха вырываются изо рта, а боль заставляет выгнуться.

Воздуха совсем не осталось, и начинают гореть легкие. Больно и страшно.

Это конец? Вот так? Да какого… А в следующий миг меня буквально вышвыривает на берег, песок забирается под рубашку, проходится по телу, как ворс железного ковра. А я отплевываюсь и откашливаюсь, с наслаждением глотаю воздух, пытаясь унять сердцебиение. Дышать. Дышать. Кажется, что невозможно надышаться и дико трясутся руки, я почти ничего не соображаю, перед глазами лишь темные точки.

— Птичка? — доносится хриплое сбоку, совсем рядом.

— Жива. Дай… пару… вдохов. — Единственное, что я могу вытолкнуть из себя, а еще нащупать руку Тивора и крепко сжать ее в своей.

Через несколько лучей я сумела все-таки повернуть голову сначала влево, конечно.

Спустя какое-то время у меня получилось сесть, оборотень поддержал под спину и тут же прижал к себе, а я не могла оторвать взгляда от того, что творилось в храме. Пираты тоже поднимались и тоже смотрели: кто-то стоял, кто-то также как и мы с оборотнем сидел, Тим лежал. А Ватэр продолжала уничтожать святилище: дорожки и колонн больше не было, от мраморного пола были отколоты огромные куски, оставался лишь пятачок, на котором стояла ведьма и ее статуя, но и он постепенно разрушался.

Голос богини стал еще выше, еще громче, взревели в ответ океанские глубины. Низкая и протяжная нота разрезала воздух, и тут же ладонь каменной девушки откололась, пошли трещины по телу и по рукам, добрались до шеи. Мне казалось, я слышу хруст камня.

Крак, крак, крак, крак.

Знакомая мелодия теперь изменилась, стала рваной, колющей, отрывистой, очень резкой и очень неприятной.

Крак, крак, крак, крак.

Трещины добрались до головы статуи.

Крак. Крак. Крак.

Голова упала в воду, и все тело осыпалось к ногам Ватэр. Она подняла и вторую руку над головой вместе с зажатым в ней артефактом, запела еще громче. И через четыре вдоха свет луны брызнул веером, ослепляя, заставляя зажмуриться и закрыть лицо руками.

А когда я открыла глаза, то ни храма, ни ведьмы в воде уже не было, лишь яростно жгло поясницу. Я задрала рубашку и выгнулась, разглядывая абсолютно чистую кожу: метка Ватэр исчезла. Не было больше ожога в виде звезды.

Значит, я больше не хранитель? Никто из нас?

— Помоги мне встать, — попросила волка шепотом. Сил почти не осталось, но надо было сделать еще кое-что.

— Калисто…

— Пожалуйста.

Оборотень посмотрел на меня долгим взглядом, но все же кивнул и помог подняться.

Ноги мерзко дрожали, глаза сами закрывались от усталости, и Тивору почти приходилось держать меня на весу. Я кое-как улыбнулась, вскинула левую руку вверх, привлекая внимание.

— Ну что, псы бездомные, бродяги морские? Свободны?! — хотелось прокричать, но я вместо этого лишь прокаркала.

— Да! — раздался такой же каркающий ответ. Я снова улыбнулась и… свалилась в обморок.

Очнулась уже на рассвете, как выяснилось позже, на рассвете третьего дня, очнулась и уставилась в потолок. Хотелось пить, все тело ныло, и кружилась голова, а события ночи Белой Луны безумным водоворотом проносились перед глазами. Хотелось кричать и топать ногами, но я лишь стиснула в руках простынь.

В домике никого не было, на столике рядом стоял завтрак, рядом с окном висела моя одежда, а легкий ветерок заставлял колыхаться прозрачные шторы. Я еще раз посмотрела на тарелки, и меня чуть не стошнило, пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить желудок. Я дотянулась до кружки с водой, жадно ее осушила и, пошатываясь, встала, добрела до окна. Там, за изумрудными деревьями, переливался бирюзовый, спокойный океан, там пели птицы и смеялись внизу маленькие тигрята, там… погиб Ник.

Чтоб ты подавилась ведьма… Я стукнула кулаком по каменному подоконнику, не отрывая взгляда от воды, и застонала от боли, которая, словно огромный спрут, сжимала сердце.

Она была такой же холодной и скользкой, такой же безжалостной и, наверное, Оказалось, это очень легко.

Я понимала, что это глупо, но я всего лишь оборотень, мне просто надо кого-то винить, кроме себя, иначе сойду с ума.

— Птичка, — голос Тивора, донесшийся от прохода, был до странного напряженным. Я не стала оборачиваться, только кивнула, продолжая разглядывать бирюзовую воду и закусывать губы. Просто не знала, что ему сказать, не хотела ничего ему говорить. Мне было плохо, мне было горько, мне хотелось забиться в самый дальний, самый темный угол и, не отрываясь, смотреть на воду. Она словно притягивала меня, будто в ней я могла увидеть ответы, будто мола утопить свое горе.

Ладони волка легли на плечи.

— Посмотри на меня, — я затрясла головой. — Посмотри на меня, Калисто, — мягко и тихо попросил он, силой, заставив повернуться к нему. Я уставилась в ворот распахнутой рубашки, разглядывая вены и напряженную шею. — Поплачь, — шепнул он, проводя ладонью по моей щеке.