Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира. Страница 49

- Мы заключили с тобой сделку, Кукла, - не даю договорить. - И вожусь я с тобой только из-за нее. Все. Нет больше причин. Это ясно? А о том, что ты видела… Ты не знаешь и половины и, если повезет, никогда не узнаешь.

У нее в глазах слезы, стыд, смущение и обида.

- Ясно, - кивает осторожно, снова оглядывается брезгливо, ежится. – Я хочу домой.

- Отлично, - сухо киваю и мерцаю. Куклу я оставляю у подъезда, напоминая еще раз о том, что она должна подумать, сам же возвращаюсь к Дашке, захожу в комнату. Лебедева сидит на продавленном диване и пялится куда-то в стену. Собираться даже не начинала, не сняла пуховик, не включила свет.

Завывания за стенкой начинают раздражать, и я иду в гостиную.

Когда-то давно я обещал Дашке не трогать ее родителей, не вмешиваться, поэтому просто заставляю их уснуть, вырубаю чертову дуделку и открываю окна, гася благовония. После захожу на кухню, потом в ванную. Радуюсь, что хоть чай у них нормальный: с ромашкой и мелиссой. Как раз то, что нужно Дашке.

Когда возвращаюсь, Лебедева все так же сидит на диване в полной темноте. Я щелкаю выключателем, заставив ее поморщиться и прищуриться.

- Дашка, - присаживаюсь на корточки. – Ты чего вдруг съежилась?

- Думала просто, что у меня еще есть время. Теперь все изменится, да? Я должна буду уйти? – спрашивает потерянно.

Черт! Я не знаю, что ей ответить, очень хочется соврать. Но врать ей…

- Не думай пока об этом, мелочь. Давай решать проблемы по мере их поступления, - я осторожно вытираю ей лицо от крови мокрым полотенцем: острый подбородок, нос, губы. – Тебе сейчас надо сходить в душ и собраться. Недельку поживешь загородом: отдохнешь, поспишь нормально и наконец-то отъешься. Я обещаю тебе бургеры, колу и торты. Какие только захочешь, а там решим. Ладно?

- Я смогу доучиться?

- Не знаю, Даш, - качаю головой. – Но день рождения отпразднуешь как, где и с кем захочешь. Хочешь, аквапарк тебе сниму, хочешь, какой-нибудь клуб.

- Андрей, - шепчет она, всхлипывает и обнимает.

Я поднимаюсь, пересаживаюсь на диван, сажаю ее к себе на колени. Дашка плачет. Беззвучно всхлипывает, тихо дрожит. Ей страшно, горько, безнадежно. Потому что у нее так и не получилось. И мне правда жаль. Наверное, я надеялся, что у нее все же выйдет.

И я держу ее на руках и прикидываю варианты. Думаю о том, что можно сделать, к кому обратиться. Варианты есть. У меня много должников. И если напрячь кое-кого из них, то все должно получиться, и еще можно выиграть немного времени. Не без крови и кишок, конечно… но… это даже весело. Возможно, даже лучше, что все случилось именно сейчас.

Когда Дашка успокаивается, я помогаю ей стянуть пуховик и отправляю в ванную. Сам снова иду на кухню, заново ставлю чайник, потому что он успел остыть, и жду мелочь.

- Расскажи мне все-таки, что случилось, - прошу, пока Дашка пьет чай.

- Да ничего особенного. Я говорила, что заболела, - пожимает она плечами, - температура была, горло саднило, поэтому осталась дома. Мои… - она замолкает, утыкается в чашку, я слышу, как зубы стучат о керамику. – Ты, в общем-то, видел, - машет она рукой неопределенно, кривится.

Да, видел. Дашкины родители подсели на эту херню давно. Сначала были безобидные йога и вегетарианство, потом – жесткое веганство и мантры двадцать четыре на семь, жажда достичь высшего просветления, после... бесконечные поиски денег, продажа машины и трешки в центре, переезд сюда, собрания, попытки забрать Дашку из школы, втянуть в это дерьмо: аюрведа, сраная солнечная диета, снова мантры, опять собрания и поиски денег. Лебедева работала летом в забегаловке за углом, прятала от родителей телефон и старые зимние ботинки. Подозреваю, что учебники она тоже прячет.

«Учителю нужны средства, чтобы обратить заблудших», - кривилась, передразнивая, Дашка, уплетая очередное пирожное. Поесть у нее получалось не всегда. Я бесился поначалу, но Дашка денег не брала, от подарков отказывалась, отказывалась часто даже просто от совместных обедов и запрещала мне вмешиваться. Она не хотела, чтобы я их заставлял, ломал. А по-другому я не умею. И я сдался, обещал ей не лезть при условии, что как только она «проснется», переедет, свалит отсюда на другой конец города и вызовет психушку, если до этого момента ей не удастся вытащить родителей из… этого.

Дашке не удалось.

Мне жаль… Но, чтобы кому-то помочь, надо, чтобы этот кто-то был готов к помощи, хотел ее. Женя и Николай не хотели. Готовы не были. Все глубже и глубже увязали в «учителе» и догматах.

- А после, Дашка?

- Где-то в шесть температура скакнула почти до сорока, и я хотела вызвать скорую. Мне казалось, что у меня оставались таблетки, - тут же начала оправдываться она, видя мой взгляд, - с прошлого раза, думала, что…

- Дашка… - качаю головой.

- Прости, - шмыгает мелочь. – Но я действительно была уверена, что что-то оставалось. Может, мама нашла… В общем, в скорую звонить не пришлось, - вздыхает она. – Я отключилась минут на пятнадцать, а когда открыла глаза… Меня будто ударило, понимаешь? Словно толкнул кто-то, потянул в разные стороны. Казалось, что все кипит: кожа, кости, кровь, ломало. И в голове гул и грохот, – Дашка передергивает плечами, смотрит потеряно. - Я помню, что ты говорил. Оделась и выскочила, тебе позвонила. Почему меня накрыло, Андрей? Ты же говорил, что еще рано?

- Не знаю, Дашка. Но узнаю, - обещаю, рассматривая мелочь. Это и правда не нормально. Так быть не должно. Сила просыпается постепенно. Растет медленно, каждый день, чтобы тело успело привыкнуть и подстроиться. Тем более Дашкино ослабленное тело. Тем более до наступления совершеннолетия.

Я достаю мобильник и выхожу в коридор, мне нужна информация.

- Ну наконец-то, - тяну, слыша задумчивое "алло" через десяток гудков, - у меня пара вопросов.

- Твою мать, Зарецкий, скажи, что ты просто номером ошибся, - стонет Саныч.

- О нет, я попал именно туда, куда надо, - усмехаюсь.

- Зарецкий… - пауза, долгая, многозначительная, будто он действительно ждет, что я раскаюсь, - хрен с тобой, - сдается со вздохом, - задавай свои вопросы. Только быстрее, у меня два трупа, пропавший ребенок, предположительно иной, и Волков, который впрягся в сеть отелей. Я не готов сражаться с тобой в остроумии.

- Было бы чем сражаться, Саныч, - качаю головой, переваривая то, что услышал. – Давно кому-то нужно было в это впрячься, мужик, и мы оба это знаем.

- Ой, только не начинай. Хочешь заниматься морализаторством – милости прошу к нам, на старую должность. Я подвинусь. Серьезно.

Внутри щелкает и хрустит.

- Нет. И ты знаешь причину, - фыркаю.  

- Ага, - тянет Саныч, - а еще я знаю, что тебе на нее глубоко класть, Аарон, так же, как класть на окружающих. Так чего ради ты звонишь?

- Началось, - упираюсь затылком в дверь сортира, прикрывая на миг глаза. Хмурюсь. С кухни доносится шум воды и звон посуды. Видимо, мелочь допила чай. – Дашка «проснулась» и «проснулась» резко. Мне нужен кто-то, кто поможет ей справиться с этим, кто научит, пока я буду вести… «переговоры».

- Ей же еще нет восемнадцати, - тянет глава совета, удивленно. – Ты уверен, что…

- Не тупи, - обрываю нетерпеливо. – Она не далее как час назад чуть не стерла с карты Москвы собственный квартал. Полагаешь, это что-то другое?

- Мать твою…

- Твою туда же, - дергаю плечом рассматривая потемневший от времени узор на обоях перед собой. Дашка выходит в этот момент из кухни, направляется к себе. Но тормозит у закрытой двери в гостиную.

Дерьмо…

Впрочем, открыть так и не решается, стоит несколько секунд, невидящим взглядом глядя на темную поверхность, а потом судорожно дергается, отшатывается, будто обжегшись, и все-таки скрывается в своей комнате.

Все это время Саныч что-то вещает.

- Что?

- Говорю, что хочу, чтобы ты привез ее сюда, чтобы…

- А я хочу золотой унитаз и браунинг, из которого стреляла Каплан, Саныч, - фыркаю, снова обрывая главу совета. - Не все желания сбываются. Найди мне кого-нибудь.