Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира. Страница 69

- Да.

- Они могут почуять Дашку через тебя, - хмурится Лис. – Лучше послать их сразу.

- Задолбаюсь посылать каждую ведьму в ковене, Эли, - усмехаюсь. – И…

- Что?

- Мне надо знать, что сейчас происходит, понимать, что собираются делать ведьмы, и все ли в курсе или только пока только северный. А Дашку они не почувствуют, я об этом позаботился.

- Если Дашка набирает силу, значит, оставшиеся верховные начали угасать, Аарон. Здесь не так уж много вариантов, - прищелкивает Эли языком, закусывая губу.

- Она пока закрыта, - я поднимаюсь на ноги и забираю у Лис рюкзак, с усилием, но все же заталкиваю в него ноутбук. – Закрыта полностью. Ты все собрала?

- Наверное, - отмахивается Громова. – Остался только Вискарь, - и возвращается к прежней теме. - Если убьют еще одну верховную, то твоей подопечной вряд ли что-то поможет, Зарецкий. Без обид, - добавляет ехидно.

- Без обид, Громова, но у меня нет уверенности, что охота идет именно за верховными. Как выяснилось недавно, собиратели тоже в стороне не останутся.

- Дай-ка подумать, - Лис картинно прижимает указательный палец к щеке, - мертвых ведьм две штуки, мертвых собирателей одна штука. А теперь прислушайся, - скрещивает она руки на груди.

- И что я должен услышать?

- Шарканье и кряхтение, - широко улыбается Элисте, - это хромает твоя логика. 

- Громова, не нарывайся, - качаю головой. – Сажай своего кота в клетку и пошли, этот день был удивительно долгим, и ты уже один раз успела свалиться в обморок, я не хочу, чтобы это повторилось.

Эли на миг меняется в лице после моих слов, каменеет и деревенеет, еще миг назад улыбающиеся губы превращаются в тонкую побледневшую полоску.

- Лис?

- Прости, - встряхивает она головой, - просто и правда много всего.

- Чего ты мне не рассказываешь? – не готов я так просто сдаться. Не верю, что дело здесь в обычном «навалилось-все-как-то-сразу».

- Ничего из того, что стоило бы такого твоего выражения лица, - качает собирательница головой и отворачивается. – Ну и где этот кот?

А я не свожу взгляда с узкой спины. Ответ мне не нравится, и я снова ему не верю. Ее тону не верю и подчеркнуто беззаботному выражению лица, быстрой смене темы то же не верю, и поискам Вискаря. Хотя бы потому, что кот сидит на кресле и смотрит, наверное, как и я сейчас: недоверчиво и настороженно.

И Эли не может не догадываться, что я не верю, не может не чувствовать.

- Ты мне все расскажешь завтра, - качаю головой, подхватывая бомжа. – Пообещай, - вручаю животное Лис.

- Аарон... – Громова смотрит почти напугано.

- Пообещай, Лис.

Она прикрывает на миг глаза и отрывисто кивает.

- Вслух, пожалуйста, - качаю головой.

- Хорошо, - сдается Элисте, отворачивается, чтобы засунуть кота в пластиковую клетку. – Я расскажу тебе завтра.

С громким щелчком захлопывается крышка.

Щелк. Щелк. Щелк.

И Эли почему-то едва заметно вздрагивает от этих звуков, выпрямляется, обхватывает ладонью собственную шею сзади и разминает мышцы, шумно вдыхая.

- Я расскажу тебе, - произносит чуть тверже, чем до этого. – Завтра, - подхватывает кота в клетке и выходит в коридор, вжикая там молнией куртки.

«Мя», - то ли одобрительно, то ли утверждающе произносит кот.

- Сам ты «мя», - ворчит Лис.

Кажется, бомж на моей стороне, даже несмотря на то, что уже второй день терпит от меня издевательства над своим носом.

Я забираю мобильник со стола, выключаю в комнате свет и выхожу следом за Эли, сам обуваюсь и одеваюсь. Сумка зверя и правда в два раза больше, чем рюкзак Громовой, что не может не наводить на определенные мысли.

Мне хочется спросить ее, почему Громова так наплевательски относится к себе, почему жалкий комок сопливой шерсти, труп незнакомой ведьмы на трассе, даже Дашка волнуют ее гораздо больше, чем она сама. Но решаю в итоге, что об этом нам тоже лучше поговорить завтра. Так же, как и о ее неумении и нежелании просить о помощи. Громова практически до паники боится это делать. Именно поэтому ей так не хочется «переезжать на чужую территорию». Полагаю, тут постарались смотрители и Самаэль.

- Это будет проще, чем тебе кажется, - шепчу я в волосы Лис, обнимая ее за плечи свободной рукой.

«Мя-мя-мя», - доносится приглушенное из переноски. На этот раз я точно уверен, что кот меня поддерживает.

Черно-грязный ведьмовской кот с зелеными глазищами и ушами-тарелками. Он больше бы подошел Дашке, чем собирательнице.

Странные мысли.

Через миг мы в моей прихожей. В доме темно и тихо, на часах полчетвертого утра, полчаса до излюбленного времени всех суицидников.

Не отдавая себе в этом отчета я прислушиваюсь и всматриваюсь в темноту.

Кажется на миг, что в ней кто-то прячется, наблюдает, ждет.

Чушь какая-то.

Я выпускаю Элисте из рук, тянусь к выключателю.

Дашка наверняка спит. Наверняка снова плакала. И это хреново, потому что ее день рождения через три дня, и в таком настроении ей вряд ли захочется его праздновать.

В переноске почему-то шипит бомж. Тихо, но уверенно. Наверное, ему не нравится в чужом доме, наверное, ему особенно не нравится ощущать охранную сеть на себе.

- Дашка, скорее всего, спит. Пойдем, бросим вещи и что-нибудь закажем из еды.

- Кота бы тоже бросить, - зевая бормочет, Элисте, - и успокоить. А еще я в душ хочу. А вот есть не особенно.

- Ему надо несколько минут, чтобы привыкнуть к… обстановке, - пожимаю плечами и перевожу тему. - У меня остались блинчики после завтрака, есть вчерашний салат, - я тяну Эли за собой, наверх. – Что-то съесть тебе придется.

- Да, папочка, - снова ворчит Лис, давя очередной зевок. Кот все еще шипит.

- Вот и умница.

Шипение из пластикового ящика громче и громче с каждой ступенькой, по ногам тянет сквозняком.

Лебедева опять не закрыла на ночь окно. Замурую его к чертям.

Зверь начинает фыркать и приглушенно выть, когда мы останавливаемся у моей двери. Ничего удивительного. Сеть на втором этаже чаще и сильнее, чем на первом. Тут спальни.

Но Дашку все же надо проверить.

Поэтому я быстро показываю все Громовой, игнорируя завывания зверя, оставляю собирательницу и иду к мелкой в комнату, чтобы закрыть гребаное окно и все-таки убедиться, что ничего не произошло.

У белой, наглухо закрытой двери в дальнем конце коридора по ногам тянет почти до мурашек, как-то странно начинает сводить и дергать спину. Отчего-то особенно остро ощущается тишина. Относительная конечно…

Я слышу голос Громовой. Она что-то втолковывает бомжу, бомж выдает короткие и отрывистые «мя», а после снова утробно ноет.

Пальцы смыкаются на холодном металле, я поворачиваю ручку и делаю шаг внутрь. Делаю, чтобы застыть на миг, а потом громко и от души выругаться. Броситься вперед.

Дашка в середине комнаты, сидит на полу, горит ночник, постель измята, ее глаза широко открыты. Вот только вместо зрачков и радужки я вижу лишь белок. Вижу искривленный рот, шепчущие что-то непонятное губы. Мелкая упирается ладонями в пол, тонкие руки, как паучьи лапы, шея вытянута, голова повернута набок.

Дашка творит какую-то хрень.

Твою мать!

- Аарон, прос… - я слышу голос Элисте за своей спиной, но не оборачиваюсь, стою над мелкой, пытаюсь понять, что случилось и что мне с этим делать.

Дашка в трансе – это понятно. Непонятно с хрена ли, насколько глубоко и что именно делает.

Она выгибается неестественно-угловато, почти прижимается грудью к полу, вскидывается, что-то бормочет без перерыва. Слишком тихо и неразборчиво, чтобы я мог понять, что именно.

И долбанное окно закрыто. Это от нее тянет холодом.

- Зарецкий, - напряженно чеканит Элисте, оттирая меня плечом, - это Дашка?

Я киваю, опускаясь на пол перед мелкой. Выпускаю свой ад, сковываю и связываю льющуюся силу. Слишком большую для Лебедевой.

Она резко выпрямляется в этот момент, уголки губ ползут вниз, глаза распахиваются еще шире, дыхание, слишком частое и надсадное меньше секунды назад, вдруг выравнивается, почти обрывается. Мелкая перестает бормотать.