Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира. Страница 89
- Вроде того, - Эли кивает с облегчением. – Как только я вытащила смотрителя, забрала то, что от него осталось, оно потеряло контроль над телом. И… - она снова замолкает, наматывает пасту на вилку. Не ест, просто крутит чертову вилку, шкрябая по тарелке зубцами. Гадкий звук.
- Лис?
- Оно жрало не только душу, оно жрало тело тоже. Как будто воплощалось через него…
- Не понимаю, - я пробую поймать взгляд Громовой, потому что мне кажется, что она не все рассказывает, что о чем-то умалчивает. Это чувство не отпускает. А еще в голове крутится ее вопрос о сумасшествии.
- Тело расползлось на части, рассыпалось на куски. Гнилые, изъеденные. Там… внутри остались личинки и мухи, Аарон. Из изнанки они перешли в реальность, не только через душу, но и через тело.
- Оно берет энергию ото всюду? Ты об этом? Ему нужна плоть?
- Да, - кивает Громова отрывисто. – Как будто без нее его нет, как будто…
- …у него нет собственного тела, - заканчиваю вместо нее и хмурюсь, когда Лис кивает. – Это не создание ада, - качаю головой, возвращаясь к еде. – Им не нужна плоть, плоть – это прах. А ему нужна. Как паразиту или вирусу…
- Да, наверное… - Громова кивает, но неуверенно. – Скорее, вирус. Паразиту невыгодно убивать хозяина. Паразит Волкова живет с ним уже не один десяток лет и не трогает ни его тело, ни его душу.
- Гад сильнее паразита внутри, - пожимаю плечами. – Ты знаешь Волкова?
- Встречались, - отмахивается Элисте. Слишком поспешно и небрежно. Шелестова… Само собой разумеется, что она знает нынешнюю хозяйку отеля. Пожалуй, нет того собирателя, который бы не знал. Я оставляю еще одну мысленную пометку для себя. И возвращаюсь к разговору.
- Что было потом, после того, как оно рассыпалось?
- Ему хватило энергии, чтобы обрести форму. Оно столкнуло меня с крыши, сказало, что я его, что я попалась, предупредило о том, что будет больно. Дальше темнота, помню только боль. Наверное, я ударилась, пока падала, - она морщится, делает глоток капучино.
- Ты что-то видела, слышала, когда оно было в тебе?
- Ничего. Темнота и боль. Я чувствовала, что пес умирает, - говорит она тихо, скрещивает руки на груди, снова отворачивается. Закрывается, прячется от меня, я вижу, как слегка подрагивают тонкие пальцы на предплечьях.
- Эли, посмотри на меня, пожалуйста, - прошу.
- Аарон…
- Посмотри на меня, - давлю несильно. Приходится сдерживать себя, чтобы оставаться на месте, чтобы не подойти к ней, не обнять, не спрятать в собственных руках. Практически из последних сил сдерживать, но и желание ее хорошенько встряхнуть все еще живо.
А через миг Лис все-таки поворачивает голову, смотрит так, что мне хочется орать и материться. Ее взгляд вытаскивает и крошит мою черную душу. Там не вина… Там…
И все, что я хотел ей сказать, тут же вылетает из головы. Стирает напрочь.
Я поднимаюсь, пересаживаюсь к ней, все-таки прижимаю к себе.
Слабак. Да и хрен с ним.
Я готов.
- Никогда так больше не делай. Я умею почти все, девочка из Изумрудного города, но воскрешать из мертвых не умею.
- Аарон…
- И не смотри на меня так больше никогда. Мы вместе, Лис, слышишь? Прекращай думать, что ты одна. Я помогу, только скажи.
- Зачем такая, как я, такому, как ты?
Гребаное déjà vu. Какое-то стремное déjà vu, на самом деле, с учетом того, при каких условиях я слышал эти слова и от кого.
- Адреналина в жизни не хватает. Решил тряхнуть стариной на старости лет, - усмехаюсь и коротко ее целую, сначала в губы, потом в висок. Снова прячу холодные пальцы в своих ладонях.
- Дурак, - бормочет Лис совсем как Дашка, чем вызывает мою улыбку.
Мы допиваем кофе, я оставляю деньги и с каким-то странным чувством иду за Лис в продуктовый.
Глава 17
Элисте Громова
Покупку продуктов Зарецкий почти полностью оставляет мне, катит тележку немного позади и особенно не лезет. Сгребает только всякую гадость с полок вдогонку: чипсы, шоколадную пасту, какие-то конфеты и печенье, берет несколько пачек сока. От прилавка он меня оттесняет только раз: у холодильника с мясом.
- Не доверяешь? - выгибаю я бровь.
- Прости, Лис, но я видел, что жрет Вискарь, а…
- Он кот, А… Андрей, - останавливаю себя вовремя, полагая, что Зарецкий не просто так не афиширует свое имя. Свое настоящее имя. – Ему нужны кожа и хрящи. Я читала.
- Вот этот, - указывает Аарон пальцем в один из кусков говядины и поворачивается ко мне. – А еще я видел, что у тебя в холодильнике.
- Нет у меня там ничего такого, что…
- В том то и дело, что нет, - усмехается падший, а я закатываю глаза.
- Ладно, оставляю добычу мамонта на тебя, - разворачиваюсь к стеллажам напротив, - большой, сильный пещерный мужчина.
- И куда ты… пещерная женщина? – долетает со смехом в спину.
- За молоком, - пожимаю плечами и действительно отправляюсь изучать молочку. Вот только…
Черт… А вдруг мелкая не ест молочку?
Я залипаю у полок с творогом, держа подмышкой бутылку молока, а в другой руке сметану, когда рядом тормозит Аарон.
- Курица? Или индейка? - Зарецкий протягивает мне две упаковки с грудками.
- Индейка, - киваю, сгружая молоко и сметану в тележку.
Зарецкий бросает упаковку с индюшкой сверху и скрывается, очевидно, возвращать курицу в холодильник.
Я все еще торможу, когда он снова оказывается рядом, так же, как и я, поднимает голову, изучает ассортимент подчеркнуто внимательно. Несколько секунд проходит в тишине.
- Нужна помощь? – все-таки спрашивает он.
- Дашка ест молочку? – признаю собственное поражение.
Падший зависает на мгновение, хмурясь, опять смотрит на полку, теперь действительно смотрит, а не делает вид.
- Бери те, что с шоколадом, клубникой и вишней. Это она точно любит. Ананасы не ест.
- Творог?
- Да.
В корзину летят йогурты и творог. Затем масло, сливки – не знаю на кой черт, но пусть будут – моцарелла с брынзой и какой-то полутвердый сыр на бутерброды. Когда я заканчиваю, Аарон возвращается из соседнего отдела с яйцами и креветками.
- Серьезно? – тычу я пальцем в креветки.
- Я не уверен, ест она их или нет, но я ем.
- А готовишь? – скептически скрещиваю руки на груди.
- Вот сегодня и узнаем, - по-мальчишески улыбается падший, в глазах снова плещется смех. Он не похож на себя сейчас: непривычно расслабленный, улыбающийся, смешинки в уголках губ делают лицо менее хищным, его самого менее опасным.
Домашний кот. Почти.
Взгляд мягче, да и смотрит на меня Аарон как-то непонятно. Что-то есть на дне стальных, ставших теплыми, глаз. Что-то похожее я уже видела сегодня, когда мы одевались, когда он предложил… сказал, что освободит мне полку. Я не до конца понимаю собственные мысли на этот счет. То есть там особенно нечего понимать.
Мне норм.
У меня нет возражений, я не вижу причин, по которым – нет, не чувствую обычного в таких случаях для меня протеста. Мне норм.
И это «норм», мать его, совершенно непонятно с чего…
- Эли? – зовет Аарон, и приходится моргнуть пару раз, чтобы прийти в себя, точнее из себя выйти.
Стоит с этой тележкой, набитой продуктами и всякой херней, улыбается, ждет.
Я закрываю на миг глаза.
Давай, Громова, признайся: ты вляпалась.
Я открываю глаза и иду к нему, подхватываю локоть, который он для меня отставляет, втягиваю его запах. Зарецкий пахнет кожей, коньяком и грехом.
- Мороженого хочу, - тяну Аарона к холодильникам. – Дашка какое ест?
- Любое, - хмыкает он.
- А ты? – поворачиваюсь я на миг к падшему и снова ловлю этот взгляд. Взгляд, от которого пробирает до основания, переворачивает все внутри, от которого сердце в горле колотится.
- Я лет сто не ел мороженое, - после короткой паузы немного удивленно произносит падший. В итоге я вытаскиваю килограммовую упаковку обычного пломбира и бросаю ее сверху всего остального.