Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира. Страница 92
- Со мной все хорошо, Миш. Позови Глеба, пожалуйста, и, наверное, сам тоже останься, я не хочу повторять.
- Где ты? – продолжает настаивать Доронин.
- Со мной все хорошо, - повторяю терпеливо, почти по слогам, - я у знакомого. Позови к телефону Доронина.
- Ты у него, да? – звучит непонятным обвинением, звучит так, как будто Ковалевский имеет право на такой тон и подобные вопросы, на раздражение и злость, на обвинения.
А я не хочу в это играть, и отвечать не хочу, объяснять или оправдываться. У меня сегодня был действительно дерьмовый день. Я устала, в висках начинает пульсировать, разговор выходит каким-то однобоким.
- Ковалевский, - я поднимаюсь на ноги, подхожу к окну, потому что в спальне Зарецкого нечего особенно разглядывать, кроме репродукций Чанга…
Хотя черт его знает, может это и не репродукции.
…а мне нужно что-то разглядывать, чтобы не сорваться на светлого и не сбросить звонок. Сама звоню, сама бешусь – гениально, Эли.
- Давай еще раз, я позвонила, чтобы рассказать о том, что случилось в Ховринке, если ты не готов слушать, я повешу трубку.
- Эли… - он с шумом втягивает в себя воздух, молчит.
А за окном осенний мокрый лес: умытые сосны и елки и хмурое, тяжелое небо, капли стекают по окну, барабанят по подоконнику, срываясь с козырька, свет из окна дрожит в луже на лужайке. Я смотрю на все это и странно, но постепенно успокаиваюсь.
- Подожди, - все-таки выдавливает из себя Ковалевский. Я слышу глухой стук и потом тишину. Видимо, светлый все-таки пошел за Дорониным. Вопрос в том, почему вообще на мой звонок смотрителю ответил Ковалевский.
- Излагай, - в своей излюбленной манере тянет Доронин. – И да, я рад, что с тобой все хорошо, что ты смогла выбраться.
- Меня вытащил Зарецкий, - качаю головой, кажется, что все-таки слышу скрип зубов Ковалевского. Давлю вздох. Я ничего не могу с этим сделать, могу не реагировать и дать ему достаточно времени, чтобы остыть, могу надеяться на то, что его отвлечет Бэмби. Пока, правда, у нее не особенно получается, но прошло всего несколько дней. – Если бы не он, ты бы закапывал очередного собирателя. А теперь о том, что случилось в Ховринке…
- Мы нашли тело Игоря, - обрывает меня светлый, заставляя закатить глаза. Голос и интонации не изменились ни на миг.
- Я рада, - пожимаю плечами. – Выпиши себе премию.
- Эли! – рявкает Доронин.
- А что ты хотел от меня услышать? – вздергиваю я бровь.
- Что это не ты его убила, например? – его менторский тон раздражает почти так же, как требовательные нотки в голосе и словах светлого.
- Если не придираться и не копаться, - пожимаю плечами, - то по факту его убила именно я.
Из динамика не доносится ни звука. Смотритель переваривает информацию, похоже, Ковалевский занят тем же.
- Хорошо, - я почти вижу, как Глеб после своего протяжного «хорошо» снимает очки и принимается их протирать, - рассказывай, Элисте.
- Сегодня с утра мне позвонил Игорь, - начинаю, по-прежнему рассматривая деревья за окном, чувствую, как о лодыжку трется Вискарь. Я рассказываю им все так же, как и Аарону, только так же, как и ему, не говорю о том, что слышу эту дрянь в своей голове с того момента, как прикоснулась к телу Карины. Зарецкому стоит услышать это первому. Они молчат…
Спасибо тебе, Господи, за маленькие радости.
… вопросов не задают, не перебивают, возможно, бросают друг на друга многозначительные взгляды, но продолжают хранить молчание. И я почти расслабляюсь, им рассказывать проще, чем Аарону, я меньше сбиваюсь и меньше зависаю, лучше помню детали.
- Вы что-то нашли там, кроме Игоря? Что-то почувствовали? – спрашиваю после того, как заканчиваю.
- Мы видели, как ты упала, Эли, видели рой мух вокруг тебя, - отвечает Ковалевский. – Но кроме этого ничего. В Амбреле ничего нет. То есть нет ничего такого, чего бы там не было до сегодняшнего дня.
- Вы уверены?
- Контроль сейчас там, - тянет Глеб. – Все еще проверяют, но, если хочешь мое мнение, вряд ли что-то найдут.
- Новых трупов не было? Новых гнилых трупов?
- Нет.
Голос Доронина достаточно категоричен, и все же…
- Игорь считал, что следующим станет собиратель, Глеб, - напоминаю ему, подчеркиваю, потому что это кажется важным.
- Я услышал тебя, и я рад, что с тобой все хорошо…
Ну, это как посмотреть.
- …посиди пока дома.
- Ага, - тяну не особенно вдохновенно, на что получаю новый скрежет зубов от Ковалевского, делаю вид, что не замечаю.
- Эли, я сейчас серьезно. Не лезь в это, мы разберемся. Вообще постарайся не высовываться хотя бы несколько дней.
- Глеб, если в списке…
- Будь уверен, она так и сделает, - доносится из-за спины голос Аарона, заставляя открыть глаза и отлепить лоб от прохладного окна.
- Зарецкий, - тянет светлый снова зло.
И Аарон забирает у меня из рук мобильник, разворачивает к двери, подталкивает в спину.
- Спускайся ужинать, - произносит одними губами.
А я торможу в дверях, слышу, как что-то продолжает рычать телефон в его руках голосом светлого.
- Давай, Эли, - короткая улыбка. – Мне надо задать Доронину несколько вопросов, а потом я тоже спущусь.
И я все-таки заставляю пальцы отцепиться от косяка, выхожу в коридор.
- Глеб, я хочу посмотреть на тела, - долетает мне в спину, когда я уже на лестнице, спускаюсь вниз. Больше ничего не слышу и слышать не хочу. У меня впереди задачка актуальнее и серьезнее – встреча с юной верховной.
И да поможет мне Смерть.
Я боюсь. Этой встречи я почему-то боюсь больше, чем чертовой липкой дряни в телах, больше, чем мух, больше, чем Вискаря в тот раз на улице, больше, чем падения с крыши Ховринки.
Во мне что-то сломано.
Перед входом в кухню ноги совсем отказываются двигаться, в глотке сухо, в мозгах штиль. Но я все-таки толкаю себя внутрь, почти отдирая от пола, замираю в проеме, рассматривая подопечную Зарецкого с безопасного расстояния.
Будущая верховная увлеченно раскладывает по тарелкам пасту, что-то жует, со спины кажется еще более тощей, совсем доходяжной, похожа на Вэнсдэй.
- Чем тебе помочь? - спрашиваю, застывая перед девчонкой, сцепляя руки за спиной в замок. Парадокс, но детей забирать легче всего: они верят. Им проще объяснить, что произошло, иногда вообще ничего объяснять не надо, не надо подталкивать к бреши, не надо давить. Они уходят легче, быстрее, тише. Очень редко сопротивляются, как будто им доступно что-то, что не доступно взрослым.
Полагаю, Дашка сегодня ночью тоже не сопротивлялась ковену, скользнула в сиркленавдед даже не оглянувшись.
А теперь…
Молодая ведьма аккуратно ставит наполненную тарелку, поднимает на меня взгляд, рассматривает и улыбается. Широко, открыто. Чем дольше смотрит, тем шире ее улыбка. И я не до конца уверена, что она означает. Не понимаю, не умею общаться с детьми. С подростками тоже. В конечном итоге решаю, что буду разговаривать и вести себя с подопечной Зарецкого, как со взрослой.
- Посмотри, сколько тебе насыпать, - чуть морщит она нос и возвращается к своему занятию, прекращая меня рассматривать.
- Хватит, - останавливаю мелкую, тянусь к пакетам с соком, чувствую себя неповоротливым великаном, неловко. – Яблочный или вишневый?
- Вишневый, - девчонка ставит передо мной тарелку, садится рядом, все еще улыбается. Я все еще не знаю, как реагировать на эту улыбку и на пристальный изучающий взгляд. Кажется, ее это веселит. – Тут ты другая, - выдает наконец. – Прикольная. Там тоже, конечно, прикольная, но…
- Стремная? – выгибаю я бровь. Меня отпускает, а мелкая кивает, немного неловко. – На самом деле я рада, что не вижу себя в такие моменты. Прости, если напугала сегодня. Мне… иногда сложно себя контролировать.
- Андрей объяснил, - кивает ведьма. – Немного неумело, но объяснил. Знаешь, у него вообще с этим не особенно.
- Уже успела оценить, - чуть усмехаюсь.
- Я тоже другая там? – спрашивает будущая верховная. – Не такая, как здесь?