Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира. Страница 98

- Можешь лечь, разрешаю, а заодно расскажи, что ты помнишь по делу Алины Озеровой, - я не собираюсь сегодня мериться размерами остроумия, не до того.

- То есть Громову ты со мной обсудить не хочешь? – становится серьезным Волков.

- А есть что обсуждать? Я знаю о внутреннем расследовании, знаю, что Доронин вцепился зубами в это дело, знаю, что кто-то из Контроля сейчас лазает по Ховринке и уничтожает остатки того, за что можно было бы зацепиться…

- Они не так плохи, Аарон, - вздыхает Волков, обрывая.

- Там твои парни? – спрашиваю сам не зная зачем, ответ на этот вопрос мне известен. Амбрела – старая мозоль, на нее давно все махнули рукой, и сама по себе она не представляет никакого интереса. Саныч не посчитал нужным втягивать в расследование главу Контроля и его парней. На них – только жесть. А мертвый смотритель – ни хрена не жесть, ну и Глеб, само собой, вцепившийся в это дело, как собака в кость…. Я понимаю решение главы Совета, скорее всего, сам поступил бы так же, но это не значит, что не бешусь.

- Нет, третий отдел, - подтверждает мои мысли Ярослав с очередным вздохом.

- Тогда обсуждать нечего. Кроме, пожалуй…

- Чего?

- Ты знаешь, кто будет заниматься внутренним расследованием?

- Пока информации нет, - задумчиво тянет Гад. – Тебе лучше спросить об этом Саныча.

- Так и сделаю. А теперь расскажи, что ты помнишь об исчезновении Озеровой.

- Я тебе и тут не помогу, - шелестит в трубке приглушенное, Волков явно куда-то двигается, тишина на заднем плане сменяется шуршащими звуками и невнятными голосами. – Меня не было в то время в городе, Аарон. Я был то ли в Кейптауне, то ли еще хрен знает где, консультировал местных. Дело смотрел только после, и только по верхам.

- Кто им занимался?

- Мой ответ тебе не понравится.

- Волков, давай, пожалуйста, ближе к теме. Кто занимался пропажей Озеровой?

- Ковалевский, - цокает языком Гад. И я действительно ни хрена не рад. Раздражение подскакивает еще на несколько пунктов, в башке толкаются и толпятся мысли.

- После него придурок перевелся к Глебу?

- Если тебе нужна причина, то поиски Алины – всего лишь один из факторов, - отвечает Волков. - Он подставил моих парней и подставился сам. Я психанул.

- Ковалевский сам попросился к смотрителям? – задаю я следующий вопрос.

- Он не настаивал, но, в целом, да. О чем ты думаешь?

- О совпадениях, - цежу и давлю рычание, зарождающееся в глотке.

- Не торопись с выводами, Зарецкий. Светлый, конечно, мудак, но он светлый. Если у него и был какой-то умысел, то, без сомнения, благой.

- Ага, благими намерениями вымощена дорога в ад, - кривлюсь, в трубке звучит невеселый смешок Гада. - Дело Озеровой еще открыто?

- Да. Висит. Я сброшу тебе все, что есть. Но лучше все-таки поговори с Ковалевским.

- Обязательно и спасибо.

- Не за что пока. Аарон… - Волков обрывает себя на полуслове, мнется как институтка. Я терпеливо жду, когда он наконец соберет мозги в кучу, - если Совет узнает, что ты лезешь в это дело, если Доронин решит, что от тебя больше вреда, чем пользы…

- Саныч уже знает, - пожимаю я плечами.

- Саныч – это не весь Совет, - парирует Гад. – Ты готов к последствиям?

- Скорее да, чем нет, - снова пожимаю плечами. – Они уже пытались заставить меня вернуться. У них ничего не вышло. Кто ж им виноват, если жизнь их ничему не учит?

Гад усмехается.

- Не светись сильно. Я прикрою, как смогу, но смогу не особенно, я сейчас…

- Знаю, - киваю, ныряя под арку между домами. – Ты завяз в отелях.

- Да.

- Удачи с этим, - усмехаюсь. – И терпения.

- Иди на хер, - цедит Гад и завершает звонок. А я все еще растягиваю губы в подобии улыбки, убираю мобильник в карман и мерцаю к Ковалевскому, заранее считая до десяти. Терпение понадобится и мне. Много терпения.

На Смоленке - квартира недособирательницы, и Ковалевский явно зря выбрал именно это место, чтобы приучить Куклу к смерти. Вот совсем зря, не с ее, прости Господи, мировоззрением и зашкаливающим инфантилизмом. Вообще я слабо понимал, почему именно светлому досталось сомнительное удовольствие по введению девчонки в мир иных, почему Глеб не приставил к ней кого-то из действующих собирателей. Хотя… Возможно, Ковалевский только и делает, что объясняет Кукле основы. А на теорию его вполне должно хватить.

Но… Кукла теперь, к счастью, не моя забота, и не мне решать, куда и как ее приводить. Аминь.

Я даже стараюсь проявить некоторое подобие вежливости, стряхиваю с хороших манер вековую пыль и тянусь к дверному звонку вместо того, чтобы просто ввалиться в квартиру девочки-цветочка, терпеливо жду, пока кто-то из этих двоих не откроет мне.

По ту сторону слышны шаги, мигает свет в глазке, и дверь наконец-то открывается, заставляя закатить глаза.

Ковалевский – придурок.

- А… - передо мной широко распахнув невинные глаза стоит Кукла. В чем-то приторно-ванильном, - Андрей? Что ты тут делаешь?

Она жмется и мнется, хлопает ресницами, волосы струятся по плечам, щеки заливает румянец. Мне бы, наверное, умилиться, но… как-то не вставляет. На ногах феи идиотские тапки с зайцами, такие же приторные, как и ее костюмчик. Смотрит с непонятным выражением на румяном, еще по-детски округлом лице.

- Мне нужен Ковалевский, - пожимаю плечами. И стоит словам сорваться с губ, за спиной Куклы вырастает тот самый хмурый придурок. Девчонка явно хочет посторониться, чтобы пропустить меня внутрь, делает неуверенный шаг назад, но натыкается спиной на светлого и замирает, не понимая, что делать, потому что мужик с места не двигается.

Издевательская улыбка сама ползет на губы. Я, правда, стараюсь ее сдержать. Стараюсь как могу, но, судя по всему, выходит не очень. В голове проносятся мысли о том, что Эли была чертовски права, они как однояйцевые близнецы, версия Ковалевского, правда, более хардовая.

- Я тут, - рычит мужик, обрывая поток мыслей, опуская руки на плечи Куклы. Недособирательница на жест реагирует странным ступором, как будто удивленным. – Каким ветром, Зарецкий?

- Перемен, - усмехаюсь. – Мне нужны материалы по трупам ведьм, Лесовой и Игоря, результаты по Ховринке, если что-то уже готово, и, к сожалению, твои мозги.

У светлого уходит несколько мгновений на переваривание, и чем дольше он молчит, тем отчетливее я понимаю, что идиоту явно светит несварение.

- Зарецкий, а не охренел ли ты? – наконец-то цедит светлый, сверля меня тяжелым взглядом.

Тупой-тупой светлый…

- Безусловно. Но это совершенно ничего не меняет. Доронин в курсе.

Я вижу, как на роже мальчика-зайчика меняются эмоции: раздражение перерастает в удивление, потом снова в раздражение и, наконец, в злость. Уязвленное самолюбие скребется в его горле и мелькает на дне глаз. Где-то под ними похоть, зависть и лень. Чудесный коктейль для светлого, его должно быть сейчас тащит и мутит от самого себя.

- Думаю, - встревает Кукла, пока мужик опять пытается собрать мозги в кучу и унять эмоции, - тебе лучше все же зайти, - и выскальзывает из рук силовика, тянет его за локоть в сторону. Судя по роже, светлый отдирает ноги от пола с мясом. Губы сжаты в тонкую линию, хмурая складка рассекает лоб, во взгляде все еще, как в зеркале, отражаются истинные мысли.

Господи, спаси меня от юношеского уязвленного самолюбия.

Я шутливо кланяюсь и закрываю за собой дверь. Девчонка несмело улыбается, немного нервно поправляет рукава кофты.

- Пойдемте на кухню, я чайник поставлю, - она тянет губы в фальшивой улыбке, пробует разрядить атмосферу, все еще цепляясь тонкими пальцами за руку Ковалевского.

- Выдохни, светлый. Я просто хочу помочь, - качаю головой. Не знаю, что веселит больше: его гордыня, ревность, зависть или попытка со всем этим бороться.

Ковалевский ревнует ко мне Лис, не может смириться, не понимает, и меня невероятно напрягает сам факт.

Кукла гремит чашками и тарелками, суетится, пытается придумать тему для разговора, которая бы свела напряжение светлого к нулю, но, видимо, в голову ничего не приходит. А у меня не так много времени, чтобы тратить его на пустую болтовню.