Изгнанница Муирвуда - Уилер Джефф. Страница 52

— Я не шевуалье, сестрица. Я тебе ничего не сделаю. Полдень, видишь? Нерожденные всего слабей на солнце. Но у тебя внутри силы все больше. Даже и сейчас. Надо поскорей избавиться, а то ведь захватит тебя целиком. Потом придут другие, и — пффф! Поминай как звали!

Он хитро улыбнулся.

— Гнет тебя эта штука, а? Что, поддашься? Пусть возьмет верх? А?

Майя умоляюще посмотрела на путника.

— Вы можете их прогнать? — с надеждой спросила она. Он покачал головой и поцокал языком.

— Не могу. Я странник. Я историю пишу. А не творю. Жгучая ярость всколыхнулась в ней, и Майя чуть было не бросилась на собеседника, но вместо этого прижала локти. сунула ладони под мышки и заставила себя успокоиться. Она начала раскачиваться взад-вперед. У нее стучали зубы.

— О чем вы пишете? — спросила она.

Он аккуратно отряхнул блестящую страницу.

— О правде, сестрица. О правде, и все тут.

Майя облизала губы.

— А о какой правде вы пишете сейчас?

Взгляд мудрых глаз встретился с ее взглядом, и от стыда Майя порозовела и отвернулась, ибо ей казалось, будто странник видит ее насквозь.

— Я пишу о том, как хэтара из Комороса, дочь короля, выжгла дотла аббатство Крюи. Мое было аббатство, так-то, — он был мрачен, но, кажется, не винил Майю. — Кто я таков, чтобы судить дочь короля? Отец твой — мизерабль, а не отец. Не заслужил он такой дочери. Много их таких, мизераблей при титулах, да толку с них… Мизерабль при власти — людям горе. Я тебя не сужу, сестрица. Я уже много лет пишу твою печальную историю.

Глаза у Майи защипало.

— Там, в аббатстве… все погибли? — сдавленным голосом спросила она. Краем разума она уловила пламя на утесе, костер, в котором горело аббатство. Злая, чужая часть ее души взвыла от радости при виде жадного огня.

Голос путника был тверд и спокоен:

— Только Альдермастон, и даже он еще жив. Он не мог сбежать, — путник вздохнул. — Ты поцеловала его в лоб, сестрица. Твой поцелуй — проклятие. Он несет смерть, — путник понизил голос. — Предательская штука. Никто живым не уйдет, видит Идумея.

По щекам у Майи покатились слезы. Она не сразу поняла, что плачет — так редко с ней это случалось. Слезы были горячие, они падали с ресниц и оставляли влажные дорожки на щеках.

— Я не хотела, — выдавила Майя.

Запрокинув голову, она уставилась в небо, на верхушки деревьев. Сердце разрывалось при мысли о том, что она натворила. Майя закрыла лицо руками и зарыдала. Броситься с утеса — вот лучшее, что она может сделать. Спасти мир от чудовища, которым она стала. Только смерть прекратит это безумие. Пусть она не будет владеть собой, пусть не сможет остановить проникшего ей в душу Бесчисленного, но зато и вреда больше никому не причинит.

— Этим делу не помочь, сестрица, — негромко и чуточку насмешливо заметил странник. — Ваши с ней мысли накрепко связаны. Понимаешь? Прыгни — и она заставит Исток поднять тебя обратно на утес. И чем больше ты натворишь, тем крепче станет ваша связь.

Майя уставилась на него, распахнув мокрые глаза.

— Вы что, читаете мысли?

— И такой дар у меня есть, — сухо ответил странник. — Знаешь, как тяжело? — Тут он усмехнулся. — Слышать все, что думает каждый встречный… Вот уж радость-то! Мизерабли кричат: вот идет старый толстый Мадерос! У него изо рта воняет. Ноги тонкие, а брюхо только что не лопается. Горбатый. Уродливый. Ха! — странник помахал рукой в воздухе. — Как же мы любим друг друга судить! Как быстро наши мысли берут над нами верх! А вот Исток смотрит в самое сердце, сестрица. Не в лицо, а в сердце. По делам судит, по твоим делам. Не по чужим.

Майя умоляюще посмотрела ему в глаза:

— Скажите, как мне прогнать этого… это… то, что внутри меня?

— Сама знаешь. Ступай к Великой Провидице.

Но Майю мучили сомнения.

— Да, таков был совет Альдермастона Крюи. Но ведь и Бесчисленные тоже хотят, чтобы я шла в Несс. Откуда же мне знать, чего на самом деле желает Исток?

Путник почесал уголок рта тупым концом стило.

— Я ведь тебе уже сказал. Мысли твои перепутались с ее мыслями. И власть твой враг забрал большую. Но предки твои хорошо чувствовали Исток, — он заговорил тише. — Очень хорошо, сестрица. Голос в голове, голос в сердце — не одно и то же. Научись их разделять.

Путник назидательно постучал себя по лбу.

— Альдермастон Джозефус говорил: «Истина, которую я поведаю, будет в разуме и в сердце твоем, ибо снизойдет Исток и найдет обитель в твоей душе», — путник фыркнул. — Альдермастон Пол говорил: «Исток несет покой, подобного которому не знал никто, и покой этот в сердце и в разуме нашем». Иди в аббатство, сестрица. Учись там. В книгах Альдермастонов много мудрого. Твоим дохту-мондарцам такая истина и мудрость даже не снились.

Майя нахмурилась:

— Я всегда мечтала учиться в аббатстве, Мадерос. Но отец запретил.

Мадерос поджал губы:

— Знаю, сестрица. Сказано тебе, я всю твою жизнь записал. Интересное у вас Семейство. Так вот, послание.

Майя удивленно вскинула на него взгляд и вытерла глаза. Почему-то от этого разговора ей стало легче. Слова Альдермастонов несли с собой мир и покой. Как будто древняя мудрость была светильником, разгонявшим поселившуюся у нее в душе тьму.

— Я думала, вы уже…

Он прищелкнул языком.

— Нет, сестрица. Что я могу? Вспомнить совет-другой от стариков, которые повидали жизнь. А вот послание — это да, это я передам.

Откинув крышку своего ранца, он стал рыться внутри.

— Ах, blessit vestiglio!

На свет явился сложенный лист бумаги с восковой печатью.

— Я своими глазами видел, как она плавила воск на печать, — сообщил Мадерос. — Чтоб никто не вскрыл, не подменил.

Майя ответила ему непонимающим взглядом.

— Кто — она?

Сердце совершило сумасшедший кувырок.

Мадерос молча протянул ей письмо.

Сорвав печать, Майя развернула письмо. Бумага дрожала у нее в руках. Первое же прочитанное слово наполнило душу сладкой болью, и снова пришли слезы.

«Доченька».

Буквы, выведенные чернилами, неверный почерк. Это было письмо от матушки. Майя никогда не видела, чтобы матушка писала собственноручно. Она диктовала письма секретарям или писцам, потому что, будучи женщиной, не имела права читать или гравировать. Там, где рука не дрожала, буквы выглядели даже изящно, а неуверенность в подборе слов наводила на мысли о том, что писать матушке приходится редко. Майя вытерла глаза рукавом и нетерпеливо побежала взглядом по строкам.

Доченька!

До меня дошли вести о том, что очень скоро (если вести не лгут) придет час, и Исток испытает тебя. Я рада этому. Исток не причинит тебе страданий сверх меры, однако остерегайся оскорблять его. Прошу тебя, доченька, предложи себя Истоку. Я слышала, как ты страдаешь в доме леди Шилтон. Если ты получаешь через нее приказы от короля, он и теперь распорядится о том, что тебе делать. Послушай моего совета, доченька. Отвечай кратко, повинуйся отцу-королю во всем, если только это не оскорбит Исток и не нанесет ущерба твоей душе. Не занимайся больше учением Дохту-Мондар. Где бы ты ни оказалась, с кем, когда — исполняй приказы короля, если они чисты.

Я люблю тебя больше всего на свете и прошу лишь об одном: не пятнай сердце, разум и тело общением с людьми распутными и недостойными. Не ищи себе мужа кроме мастона. Я так надеюсь, что у тебя все будет хорошо, гораздо лучше, чем ты надеешься, ведь беды и горести — это та тропа, по которой мы приходим к Идумее. Я молю об одном: пусть высшие силы дадут мне еще хоть раз увидеть тебя прежде, чем смерть разлучит нас.

Твоя любящая матушка, Королева Катарина

Майя вытерла нос. Упавшие на бумагу слезы расплывались чернильными пятнами. Казалось, будто на плечи опустилось огромное теплое одеяло. Всего несколько слов, написанных материнской рукой, несли в себе больше счастья, чем Майя знала за всю жизнь.

Вот только что же она натворила с этой своей жизнью! И все же в глубине души Майя знала: как бы то ни было, что бы она ни совершила, матушка все простит и примет ее. Увидеться бы только с нею!