Заклинательница бури (СИ) - Вольная Мира. Страница 34

Сейчас они с Тори ждали прибавления в семействе.

Но в моей памяти Магнус навсегда остался тем ощипанным воробьем, которого я увидел в первый раз на лесной опушке, тощим маленьким мужчиной. Гораздо более выносливым и гораздо более отважным, чем я сам.

А еще был старик, раздающий на улицах Трорада детям хлеб. Его жена и сын погибли от ветров, пришедших с запада, сам грун служил простым конюхом в богатом доме.

Мужчина воровал муку и остатки еды с кухни. Хотя воровством это назвать в полной мере было нельзя. Он брал лишь то, что оставалось, и пек хлеб. Даже не хлеб — жесткие, сухие лепешки, которые надо было размачивать в воде — и раздавал их на улицах. Старика убили у меня на глазах.

Мы прятались в одном из заброшенных домов, когда увидели мужчину в очередной раз.

Он шел по дороге и, по своему обыкновению, из старой холщовой сумки, как кудесник, выуживал серые, безвкусные лепешки, за ним бежали дети, грязные и оборванные, страшно голодные.

Всадники появились буквально через пару лучей, как он появился на улице. Всадники из дома барона Трорадского, из дома, в котором служил конюх. Кто-то сдал старика барону…

Груны даже спешиваться не стали, один из конных просто толкнул мужчину сапогом в грудь, и тот упал. Упал неудачно и нелепо, разбив голову о камень, глухо вскрикнув напоследок. Видавшая виды холщовая сумка упала с плеча, алая лужа натекла за считанные вдохи. А стражник сплюнул себе под ноги, рванул под уздцы коня, и они уехали, так же быстро, как и появились. Как только топот копыт скрылся вдали, на улицу высыпали дети, те самые, которые бежали за стариком, которые ждали его на улицах Трорада, которые каждый день надеялись на конюха. Они осторожно подняли сумку, взяли его самого на руки и скрылись в одном из множества переулков.

Где похоронен Ярослав Громский, мне неизвестно до сих пор, но каждый житель Трорада знает сегодня его историю, на центральной площади города в честь конюха установлена статуя. И мужчина до сих пор смотрит на город добрыми, немного уставшими глазами, в его руках лепешка, на плече холщовая сумка, и окружают площадь пекарни, раз в суман раздающие хлеб бесплатно. Но это сейчас, а тогда…

Тогда, глядя на это, я думал, что когда вырасту, хочу быть таким, как этот старик и тот мальчик, и все те, кто так отчаянно не желают быть равнодушными. Те, кто вот так тихо, почти незаметно борется с Владимиром, не мечом, но поступками.

Интересно, вырос ли я?

Сложно сказать, наверное, еще нет. И Магнус, и Ярослав умели и готовы были прощать, у меня с прощением похуже. О Владимире я слышать не могу до сих пор и с того самого времени терпеть не могу беспризорников. Нет. Не самих девчонок и мальчишек, но сам факт.

По последним отчетам сирот в Северных Землях на сегодняшний день около четырех процентов. Это по официальным данным, по не официальным — около шести. Немного? Да это катастрофа!

Уже шесть лет как мы с советниками пытаемся снизить эту цифру хотя бы до двух, и пока все без толку. Наверное, я просто делаю что-то не так, чего-то не замечаю. Надо бы подключить к вопросу Софи, может, ведьма подскажет?

Да и самому толком посмотреть не мешает, а то все наскоками да набегами.

Взгляд упал на оборотомер. До того, как проснется поместье, оставалось не больше сорока лучей, мне как раз хватит времени.

Я со скрипом поднялся, надиктовал вестника Дугласу и ушел в душ, смывать следы бессонной ночи и прилипшие тяжелые мысли, а потом еще долго сидел на балконе, наслаждаясь неспешным завтраком.

Поместье гудело и шумело: хлопали двери, гремела посуда, сновали туда и обратно слуги, поварята, конюхи и заклинатели льда. Отсюда сад выглядел не просто великолепно, но почти сказочно: ледяные скульптуры, фонтаны снежинок и осколки льда, зависшие в воздухе, переливающиеся от темно-фиолетового до зеленого и нежно-голубого. В лучах солнца они отбрасывали на траву причудливые цветные блики, сверкали и горели, были похожи на синее пламя. Алтарь решили сделать в дальнем конце, у спуска к озеру. Ивы, растущие на берегу и склонившиеся кронами друг к другу, образовывали естественную арку, сейчас мерцающую от тонкого слоя льда, бережно укрывающего каждую веточку и каждый листочек. Дорожка, ведущая к алтарю, была усыпана сардааной — символом плодородия и крепости семейных уз. Маги-бытовики заканчивали устанавливать над садом купол от мошкары, комаров и прочих прелестей дикой природы, на столах уже стояла изящная посуда, в центре заканчивали складывать большой костер.

— Красиво, — раздалось над самым ухом, холодное дыхание ведьмы щекотало кожу шеи.

— Считаешь? — скосил я глаза на Софи.

— Да, только…

— Что?

— Поправь меня, возможно, мне просто кажется, но… — взгляд Заклинательницы не отрывался от картины, расстилающийся внизу, — для кого эта свадьба?

— Для Ирис или для гостей? — хмыканье сдержать не удалось.

— Да.

— Я думаю, здесь оба варианта, милая. Сабрина, конечно же, постаралась все сделать так, чтобы ее дочь запомнила этот день навсегда, но и гости должны быть впечатлены. Все же, Гроштадские — одна из самых влиятельных семей в Северных Землях.

— Тебе никогда не хочется сбежать, Алекс?

— Иногда. Очень редко. Почему спрашиваешь?

— Не знаю, — покачала головой ведьма. — Подумалось вдруг…

— А сама?

— Что сама?

— Сбежать не хочешь?

— Тоже иногда.

— А давай помечтаем? — вдруг предложил Заклинательнице я. Почему-то остро захотелось понять, как она видит этот мир, как она на него смотрит.

— Помечтаем? Ты, всегда руководствующийся только разумом, хочешь помечтать?

— Да. Я же сказал: иногда хочется отдохнуть.

— Как? — повернулась ко мне девушка, я тоже оторвал взгляд от сада и… И будто под дых получил со всей силы. Передо мной стояла не Софи, и даже не Заклинательница, передо мной сейчас была Главная ведьма Севера. Невероятно прекрасная, невероятно холодная, но… с изумительно теплыми ореховыми глазами. Высокая простая прическа подчеркивала шею, плечи и руки были одновременно и открыты и закрыты — их укрывала тонкая газовая голубая ткань. Платье струилось от самого лифа до пола, расходясь волнами: голубой, индиговый, почти белый. Я не мог понять, где заканчивается один цвет и начинается другой. Кружевные перчатки скрывали руки только до запястий, мерно мерцал под солнцем горный сапфир. Шею плотно обвивал речной хрусталь. Зима, как она хороша.

Кажется, прикоснешься самыми кончиками пальцев, и ведьма растает в лучах солнца, с легкой улыбкой на губах.

— Алекс, что-то случилось?

— Просто… дай продышаться, милая, — улыбнулся я. — Ты невероятно красива.

Софи посмотрела мне в глаза и… и покраснела. Ветер, я чуть ли не первый раз видел, как она краснеет, слегка сморщив усыпанный веснушками нос. Закололо кончики пальцев в желании прикоснуться, стал сильнее чувствоваться запах морошки. Я тряхнул головой, отошел ведьме за спину, кладя руки ей на плечи.

— Давай, помечтаем. Закрой глаза. Закрыла?

— Да, — донес ветер шепот Софи.

— Если бы у тебя была возможность, где бы ты хотела оказаться? С кем? Как много времени провела бы в этом месте?

— Прямо сейчас?

— Да.

— Хочу к тиграм, на пляж. Хочу полежать на солнце. Долго, так долго, как только смогу, чтобы не испытывать при этом боли. Хочу искупаться в теплом океане, хочу провести голой ладонью по песку, по перьям Кахимы. Или чтобы полночь была темная-темная, и лес кругом, и костер до самого неба, а еще замерзнуть хочу!

— Замерзнуть? — удивился я, прижимая девушку к себе спиной, чувствуя и слыша почему-то только, как быстро бьется у нее сердце.

— Да, замерзнуть. Я никогда не мерзну, Алекс. Мне интересно, что это такое. И венок хочу, а еще… я бы…

— Да?

— На вулкан бы посмотрела, и за ракушками бы поныряла и… А ты? Чего ты хочешь?

— На вулкан бы тоже посмотреть не отказался, а вот тигров и океан променял бы на озеро или реку, — я осторожно положил подбородок на макушку Софи, стараясь не разрушить ее прическу, — на рыбалку хочу и на охоту. А еще хочу, как в детстве, мороженым объесться, и чтобы потом чаем отпаиваться с морошковым вареньем…