История очевидца иных миров (СИ) - "Bunny Munro". Страница 24
— Я, ко всему прочему, даже не знаю, когда вы собираетесь пожениться?
Креван мучительно сглотнул, по спине побежали мурашки. Это был, выражаясь абстрактно, вопрос ниже пояса.
— Ну, мама, давай не сейчас!
— Хорошо-хорошо, — почти весёлым тоном ответила Брида, — у нас ещё будет время всё обсудить.
Настроение окончательно испортилось. Не добавляла радости и мысль о завтрашнем обеде с подругами матери. Внезапно Креван решил, что ни за какие коврижки не станет главным украшением стола. Даже если это расстроит и обидит мать — не в первый и не в последний раз. Они смогут прекрасно провести время позже, без лишних глаз, ушей и, главное, языков. Креван снова почувствовал себя виноватым, но не за что-то уже сделанное или не сделанное, а за то, что только собирался сделать. Подумал, что если подсознание не подбросит чего-нибудь новенького относительно цели его пребывания в Бушмилсе, ничто не мешает забрать Джен от родителей, которая будет только рада, и, следуя мечтам матери, и вправду погостить у неё пару дней. Наверное, решил Креван, ему тогда будет уже всё равно. С таким сумбуром в голове ему долго не протянуть. Так или иначе, он, если не угодит в психушку, так обречен на домашнее лечение…
Неожиданно, чернильной кляксой расплылась пугающая мысль. Креван не смог бы сказать, зародилась ли она у него в голове, или, если всё же принять его состояние психически нормальным, пришла оттуда, откуда приходят музыка и голоса. Это была идея — ещё один вариант выхода. Креван испуганно затушил её выплеском адреналина. К счастью, идея эта ещё не успела оформиться во что-то осмысленное, но даже тот короткий миг, что она просуществовала в сознании, был мигом озарения — простота решения была столь манящей… Креван поморщился, и решительно тряхнул головой:
— Отлично, мам! Думаю, мы так и поступим.
Мать что-то обрадованно закудахтала, но Креван уже не слушал. Он спрятал фляжку, на дне которой ещё что-то оставалось, и поднялся на ноги:
— Мам, ты совсем озябнешь, простаивая здесь в халате. Пойдём, уже действительно поздно. Завтрашние свершения требуют отдыха!
Приобняв маму за плечи, Креван, чуть пошатываясь, вошёл в дом. Полоса света, льющегося из приоткрытой двери, стремительно истончилась и со стуком исчезла. Ночь затянула темнотой прореху на чёрной ткани своих одежд.
Утром Креван проснулся в своей старой, ещё детской комнате, разбуженный негромким звуком будильника на смартфоне. Начало седьмого — самое время для того, чтобы убраться из дома. Мать, насколько помнил Креван, всегда любила поваляться в постели подольше. Он надеялся, что возраст не превратил сову Бриду в Бриду-жаворонка. Стараясь поменьше шуметь, Креван оделся, рассовал по карманам всякую нужную мелочь, и на цыпочках прокрался в прихожую. Проходя мимо двери в родительскую спальню (спустя много лет после смерти отца, спальня все равно оставалась для Кревана родительской), он не удержался и, кое-как протиснув голову в зазор между дверью и притолокой, заглянул в комнату. До рассвета было далеко, но света уличного фонаря хватило, чтобы разглядеть спящую Бриду. Лежа на боку, по-детски подложив ладошку под щеку, она едва слышно похрапывала. Внутри у Кревана поднялась волна тепла, щемящее чувство нежности сжало сердце и что-то вокруг него, может быть душу? Он чуть ли не физическим усилием подавил желание подойти к кровати и поцеловать маму. Вместо этого, он послал ей воздушный поцелуй, и, вытерев на ходу чуть увлажнившиеся глаза, отправился дальше, в прихожую. Там он сдернул с вешалки плащ, взял в руку ботинки, и тихонечко прошёл обратно, к выходу на задний двор. Ему не хотелось возиться в потёмках, разыскивая ключи от парадной двери, поэтому он предпочел чёрный ход, который всегда запирался только на щеколду. На крыльце он обулся, каждый миг спиною ожидая появления на пороге низенькой фигуры в старом халате. Но нет, в доме, как и на улице, стояла полная тишина. Креван натянул плащ и, зябко поёживаясь, рысцой побежал к забору. Дощатый забор был невысоким, метра полтора, от силы, но Фланаган преодолел его лишь со второго подхода. Мысленно кляня себя за недостаточное рвение в деле физической подготовки, он отряхнулся и быстрым шагом направился вниз по Буш Гарденз, подальше от старого дома семейства Фланаган.
Прогулявшись к реке, следующие полтора часа Креван простоял на берегу, жадно вдыхая запах тины и прелой травы. Поразительно, но ему удалось полностью отрешиться от своих проблем, от навязчивых мыслей, преследовавших его последние дни. Непритязательные запахи эти, словно и впрямь вернули Фланагана в безоблачные дни детства, в то время, когда всё было хорошо, когда папа и мама были рядом, когда мысли о завтра не одолевали маленького Кревана. Крепко зажмурившись, он страстно желал, открыв глаза вновь очутиться в том далёком вчера, которое, как казалось, уже успело давным-давно позабыться. Иллюзия возврата в прошлое была так реалистична, что когда Фланаган всё же открыл глаза, чувство потери с неимоверной силой охватило его. Глаза защипало, сердце болезненно сжалось. Чтобы не разреветься, Креван несколько раз глубоко вздохнул и заставил себя смотреть вдаль, на посветлевшее, серое от туч небо. Так он простоял до того момента, когда на Пристленд-роад, протянувшейся вдоль реки, зашумели двигатели автомобилей. Тогда Фланаган не спеша побрёл к "деловому центру" деревни, не желая удаляться от берега, чтобы сохранить следы катарсиса, столь неожиданно увлёкшего его в детство. Он решил поискать кафе, где можно было бы перекусить и спланировать свой день. Креван обнаружил искомое в супермаркете. Как он и предполагал, цивилизация, в конце концов, добралась даже до столь отдалённых уголков Земли, а сетевой общепит пустил корни и в Бушмилсе. Комфортно расположившись за дальним столиком, лицом к панорамному окну, Креван сделал заказ. Пока бифштекс с глазуньей и блинчики с клубничным джемом готовились, он решил прикинуть программу на день. Дома появляться было нельзя, по крайней мере, до семи вечера. Навряд ли эти старые курицы, матушкины сосектантки, просидят дольше, но для верности стоило планировать время возвращения с запасом. Вставал вопрос, как убить целый день? Можно было бы и впрямь побродить по окрестностям, выбраться к морю, даже прокатиться к Дороге Гигантов. В общем, для полной экскурсионной программы не хватало только экскурсии на вискикурню. Это соображение, да ещё мысль о том, что гулять придётся если не под дождём, то точно под пасмурным небом и пронизывающим восточным ветром, заставили Фланагана со скепсисом взглянуть на такой вариант. В итоге, не придумав ничего дельного, он решил сначала позавтракать, посмотреть новости в интернете, а потом плыть по воле волн, куда неважно — лишь бы подальше от родного дома. "Пусть все идет, как идет." — думал Фланаган: "Там видно будет. Может, идея с дегустацией местной гордости не настолько уж и китчевая…"
Смазливая блондиночка-официантка принесла заказ. На вид ещё школьница, ну, может, вчерашняя школьница. Вздёрнутый носик, серовато-зелёные, широко расставленные глазки. Вечная улыбка. Она улыбнулась и ему, пожелала приятного аппетита и упорхнула на кухню. Посетителей было немного (будний день, утро, не сезон), работы у обслуживающего персонала тоже. Креван принялся за свою глазунью, запивая её стаканом колы. Попутно он залез в интернет и стал просматривать ленту новостей. Сразу бросилось в глаза сообщение о смерти Айвена Голдберга, американского психиатра, давшего жизнь термину "интернет-зависимость". Хмыкнув (что-то шевельнулось где-то в подкорке, когда Креван читал краткий некролог), он пролистнул ленту дальше.
Продолжается разбор завалов торгово-развлекательного центра "Maxima" в Латвии. Найдено несколько десятков погибших, ещё несколько десятков пострадали. И тут же новость о том, что премьер-министр Латвии подал в отставку, в связи с трагическими событиями.
Обнародована "Белая книга"8 в рамках подготовки к референдуму в Шотландии. К умеренному сепаратизму Фланаган относился спокойно, даже сочувствовал чудакам, что десятилетиями продвигали идею независимости от матушки Британии, хотя и не разделял всей этой высокопарной мишуры, на которую опирались борцы за независимость. Понятие "свобода", по мнению Кревана, было столь же аморфно, сколь же обесценено в последние годы тотального "мягкого" передела мира. Все эти демократические ценности, свободы слова, предпринимательства и вероисповедания действительно обращались в слова, лишь только дело касалось либо интересов этих самых демократических государств, либо интересов сильных мира сего, независимо от того, кровавый ли это диктатор или промышленный магнат, гражданин передовой во всех отношениях страны.