Сон Лилии(Легенды и сказки) - Любич-Кошуров Иоасаф Арианович. Страница 12

И все маленькие, все маленькие, голубенькие, зеленые — всякие.

И вся поляна на месяце, вся в свету — горит роса по всей поляне; от деревьев синие тени лежат. Засохший дуб по средине поляны — весь на тени вышел с суками; с ветками, как нарисованный.

И сидит это значит дед над дубом, то туда поглядит, то туда, все равно, как учитель или дядька… Потом возьмет и погрозит хворостиной: …

Даром что старый — все видит.

Он, знаете, русалки, а тоже иной и пошалить захочется.

Борода рассказывал, выскочила, говорит одна — сейчас — хлоп в ладоши и пошла в присядку — настоящего, говорить, трепка, — и где только научилась…

А это не полагается.

Ну дед сейчас и погрозит.

Да. Увидели Бороду русалки, окружили. А дед сейчас встал.

— Что, — говорить — такое?

Насупил брови, как крякнет — будто сухой сук сломался.

Подошел — уставился на Бороду.

— Ты, — спрашивает — кто?

Потом видит — Колдун, значит — свой.

— Пожалуйте — говорит, — ко мне и будем знакомы…

Вон как.

А русалкам говорит:

— А вы говорит, дочки нам не мешайте.

— Нет, — говорит Борода, — я именно потому и пришел, что звала меня в гости одна из ваших…

— А какая? — говорит.

— А это, — говорит, — не могу знать, потому что имя не спрашивал; а, — говорит, — так ее можно узнать, что она заплыла к Кореню в пруд, а я ее выручил.

— Ага, — говорит дед, — очень хорошо; я знаю. Однако, — говорит, — покамест она разыщется, не присесть ли нам между прочим?

— Это можно, — говорит Борода.

Ну, сели под дубом. Сейчас у них разговоры, то, се.

— Как, мол, колдуете?

— Да ничего, поколдовываем…

Про других колдунов спросил, все как следует.

Видит Борода, — старик обходительный, не то что водяной…

— Дозвольте, — говорит, — узнать, как ваше имя, отчество?..

— Иван Григорич, — говорит.

— Вот, — говорит, — собственно я зачем к вам Иван Григорич, известно вам, есть такие приворотные травы?

— Как же-с, как же-с, — говорит…

Ну и сейчас у них, как скажем, сошлись два аптекаря: шу-шу-шу, шу-шу-шу…

— Так-с, так-с, — говорит. — А это как?

— А это так… Возьмите, того-то, того-то, там дурману прибавьте…

— А не знаете-ли вы, между прочим, — говорит, — чего такого поядовитей, чтоб сразу действовало?

— Мало ли что есть, много, говорит, есть…

— А примерно скажем что?

— Да много.

— Да что? …

— Это, — говорит, — не всякому колдуну положено знать: иной, говорит по неопытности возьмет и перепустит…

— Ах, — говорит, — Иван Григорич, — как это можно…

— А вот, — говорит дед, — ах ночь какая хорошая…

Сейчас, значит, разговор переменил, потому что это правда, есть у них такие колдовства, что нельзя открыть всякому. По знакомству, конечно, еще туда-сюда, а то увидел человека в первый раз — и на тебе…

Все равно, пойдите вы в аптеку: — «Ах, дескать, господин аптекарь, дайте мне купоросного масла» — ведь не даст. Так и это.

А поговорить — отчего не поговорить?

Подумал — подумал Борода.

— Иван, — говорит, — Григорич!

— Что, — говорит…

— Вы, — говорит, — извините, а я, говорит, как собравшись в гости… Между прочим, говорит, не желаете-ли закусить?

Вынул сейчас штоф, сало, коржи…

— Для первого, — говорит, знакомства.

— Что вы, что вы — говорит.

— Ах, — говорит, — вы меня обижаете…

Ну, конечно, как он постоянно между господами, — пригляделся и знал, как и что — чтобы вышло деликатно.

— Милости прошу, — говорит.

Нарезал сальца, разломил коржи… (Сало то хорошее, розовое, от Святой осталось — совсем свежее).

Русалки, они знаете, и дед ихний — щи себе варят из щавеля, а после щей — земляника или клубника…

Да ведь нынче — щи, завтра щи — надоест…

Поглядел дед на сало, поглядел на коржи.

— Сами, — говорит, — откармливали?

А сам тянется, тянется к салу. Взял, кусочек.

— Сами? — опят спрашивает.

— Сам, — говорит. — Иван, — говорит, Григорич, а по рюмочке?..

— Соблазнитель вы — говорит.

Да; так и сказал. Усмехнулся.

Сейчас вынул Борода стаканчик, вытер, его свиткой, поглядел на свет — чисто.

Налил.

— Кушайте, — говорит, на доброе здоровье.

Выпил дед, закусил сальцем сощурил глаза, потом: «уф», — говорит, потер себя по груди и опят:

— Уф…

Крепкая была водка.

Выпил и Борода.

Тут откуда ни возьмись и та самая русалочка.

Видит Борода: веселая, разыгралась: глазки блестят, волосы разметались.

— Здравствуй, — говорит, — дедушка.

А дед сейчас:

— Поди-ка, — говорит, — дочка, принеси нам брусничного квасу…

Сбегала русалочка за квасом.

— Ну, — говорит дед, — теперь позвольте между прочим и мне потчевать.

Стали они пить квас; тут Борода и говорит:

— Ах, — говорит, я несчастный…

— А что, — говорит, — такое?

— А так — говорит, все равно вы не поможете.

— Да я для вас, — говорит, — что хотите!..

А тут сейчас русалочка:

— Когда бы, — говорит, — не Борода, так бы и осталась я в пруде у Кореня…

Вспрыгнула к деду на колени.

— Иван Григорич! — говорит, а сама обняла его за шею руками. — Иван Григорич!

Закрякал дед, задвигал бровями…

— Ну? — говорит. Представляется, что сердитый, а сам ничего: не гонит от себя.

— Он, — говорит, — Иван Григорич, добрый не то что другие колдуны…

— А, — говорить дед. Поглядел на Бороду.

— Дайте, — говорит, — мне вашу руку…

А Борода сейчас:

— А как же, — говорит, — насчет приворотного?

— Да видите, — говорит, — сказал бы я вам, да кто вас знает…

Однако, поглядел-поглядел на Бороду, усмехнулся.

— Ну, — говорит, — слушайте…

Перепрыгнула русалочка к Бороде, тоже шепчет.

— Слушай, дедушка!..

— Вот что, — говорит дед, — найдите вы дуб и березу, чтоб они вместе срослись, ну и пойдите туда ночью и отсеките топором коры, так чтобы топор сразу ударил по дубу и березе — чтобы одна кора вышла, только чтоб одна половина дубовая, а другая березовая… А когда будете рубить, то говорите: —«Як дуб з березою в корени ридно жывут, не разлучно, так щоб и вы дитки жылы й не тужылы, и щоб тоди тилько разлучылысь як дуб з березою в корени».

Рассказал все, как следует.

— Ну, а как, — говорит, — отсечете кору, сейчас ее оттопить и дать выпить кому нужно.

— А где ж, — говорит Борода, — такой дуб с березой найти?

А уж русалочка ему шепчет на ухо:

— Не бойся, — говорить, — дедушка, есть такой дуб, дескать, там-то и там-то…

Известно, они, русалки, везде бегают, все знают…

Ну, поговорили — договорили еще там сколько…

— Не хотите-ли, — говорит дед — отдохнуть? Прекрасная говорить тут есть полянка… Постели-ка, говорить, нам, дочка! …

Борода было туда-сюда, некогда дескать домой надо — куда тебе!

— В такую-то поздноту, — говорит, — еще ногу сломаете…

Подумал-подумал Борода.

— Что-ж, — говорит, — так и так… Спать, говорит, не хочется, а так полежать — отчего ж?

Лег, да и заснул…

И не помню, говорит, как заснул. Только лег ночью, а проснулся днем… Чувствую, — говорит, что-то горячо стало.

Открыл глаза, глядь день.

Блеск это от солнца, сиянье, даже глазам больно: прямо в глаза светить…

А погляжу-погляжу кругом — ни леса, ни русалок, ни деда — ничего! Одно поле… И лежу, говорит, около межничка, где вчера сидел… Что такое?..

Стал припоминать, как и что было. Ну хорошо, ну с дедом разговаривал, русалок видел, свою русалочку видел, квас пил, потом отдохнуть лег, а потом?..

Помню, говорить, как сквозь сон, будто качало меня что-то как в люльке или в лодке и будто пели около что-то, а больше ничего не помню…

А это, я думаю, как он заснул, его дед и велел русалкам вынести на поля…

Вы спросите: зачем?

А Бог его знает зачем. Может у них в ту ночь какая ревизия была — ну дед и боялся, чтоб не нашли чужого человека…