Пленница тирана (СИ) - Шарм Кира. Страница 31
Глава 41
Морок.
Не припомню, когда я своей жизни встречал рассвет вот так, — на террасе, и со стаканом виски.
Взлохмаченный, взъерошенный, — и бесконечно злой.
Так и не пришла, сучка, — глупая, дурная девка, — надо было ей прийти, может, тогда бы и сжалился еще. Если бы повела себя правильно.
А я, блядь, ждал.
Прям перед глазами стояло, — как приходит, — робко, покорно, всхлипывая, с головой опущеной, в пол смотря.
Как, дрожа и вымаливая прощение, молча опускается на колени, стряхивая с себя платье-паутинку.
Как, со слезами раскаяния на глазах, берет в свой сладкий ротик мой член, — подымая при этом мокрые, заплаканные глаза с мольбой о прощении, на меня.
И, блядь, внутренне весь задыхался от этого вида!
Меня бы, пожалуй, попустило.
Поднял бы к себе, наверх, — и вернулся бы к тому, что было ночью.
Гладил бы мокрые щеки, усадив к себе на колени, стирая ее слезы.
Успокоил бы, сказал бы, что больше не сержусь, и…
И ласкал бы ее — долго, медленно, до одури, до сумасшедшего томления, — ее, своего, такого, которое сжигало бы в полыхающем огне, — смакуя, распаляя обоих, чуть дразня, — почти утоляя эту ненасытную жажду, — и снова отстраняясь.
Я бы с ума ее сводил, сходя и сам с ней вместе, — и довел бы до того, что сама бы уже умоляла, сама бы стонала под моими руками, всем телом бы тянулась, с остервенелой дрожью желая большего!
Я показал бы этой маленькой занозе, на что способно ее тело, — довел бы до такого пика, что она металась бы по простыням! Раскрыл бы ей все его секреты, — сладкие, будоражащие, заставляющие терять сознание и реальность, — и дал бы напиться этим космосом, всей силой страсти, каждой гранью удовольствия! Вся бы дрожала — и изнутри и снаружи, всей кожей, своими стеночками упругими! Подняться бы не смогла потом, — и не от физического усталости, а от того, каким пронзительным дрожанием отзывалось бы ее тело на пережитое, прочувствованное наслаждение!
Я бы заставил ее задыхаться и подыхать.
И я хотел этого.
Удивления, неверия, восторга, сладкой истомы в ее глазах, — увидеть, блядь, все грани из возможных в этом фиалковом взгляде! Так, чтобы разрядами тока прошибало — обоих, срывая с катушек на хер!
Но… Маленькая сучка так и не пришла.
Что ж.
Глупость — это тоже характер. А характер, — это, блядь, — судьба.
А, значит, все с ней будет по-другому.
За волосы, — и жестко.
И пусть только пикнет!
Я вытрахаю из нее все, — весь этот ужас, всю эту, на хрен, ненависть, — вытрахаю так жестко, что ничего в ней не останется, ни хера вообще, — до пустых глаз, до одной рабской покорности! По-хорошему — не хочет, значит, будет, как собака, — на уровне рефлексов. Чтобы пикнуть боялась, чтобы, блядь, знала, — ее единственный в этой жизни смысл, — сделать так, чтоб мне было хорошо, — а иначе самой ей будет очень, очень, на хер, плохо!
К рассвету я уже был готов идти и драть девчонку, — да так, чтобы имени собственного после вспомнить не могла!
Дернул ручку двери, матерясь, и уже чувствуя, как схвачу ее за волосы, толкая к своим бедрам ртом. И, блядь, в глаза больше смотреть не буду, — по хрен мне, что там твориться, — ужас, блядь, ненависть, или еще какая-нибудь хрень. Она просто шлюха, — а шлюхами нужно просто удовлетворяться, и не более!
— Андрей Владимирович? — телефонный звонок меня остановил в дверях. — Вам нужно подъехать в администрацию. Лично. Оформить докуметы на разрешение на строительство.
Быстро мои люди подсуетились. Что ж. Гостинница наша с Тигром, похоже, вырастет на благотворных землях Маниза, как на дрожжах. Ладно. Подождет девчонка. Есть дела поважнее и поинтереснее.
— Андрей? — о, а вот и сонный голос из туманного Альбиона!
— Да, мистер Завьялов, — усмехаюсь, представляя, как он сейчас недовольно морщится. — Не спится тебе спозаранку?
— Андрей, — тяжелый вздох мне начинает не нравится. — Чертежи по новой яхте. Утвердил наш главный инженер вчера вечером. Яхта заказана на уровне окружения премьра. И утвержденный чертеж стопроцентно поведет ее ко дну.
Вот же, твою мать!
Под нас — реально, таки не по-детски кто-то, сука, копает!
А я тут — херней занимаюсь, девчонку, шлюху, блядь, строптивую, приручаю!
— Я понял тебя, — все эмоции улеглись мгновенно, — и снова только холодная голова и собранность, — как всегда.
— Только не спеши, — снова усталый вздох. — Может, подстава рассчитана на то, чтобы на трупе взять.
Логично, — ухмыляюсь уголком губ. А то бы я пороха не нюхал. Самое естественное в этой ситуации — завалить главного инженера. Ну, или того, на кого он меня выведет. Ясен же хер, что настоящего заказчика он не знает.
И что им надо?
Подставить нас по полной или просто убрать моими руками кого-то очень неугодного?
— Разберусь, Лют… Дан.
Сначала — все — таки документы на строительство. Остальное — не терпит спешки. Такой клубочек аккуратно распутывать надо. Аккуратно, медленно и неторопливо.
Блядь, — до чего я докатился, — аж смешно становится, когда на свою рожу в зеркало смотрю. Взлохмаченные волосы, полубольной взгляд, помятая одежда, которой так и не снял…
Пацан я, что ли, малолетний, на хрен?
Вопросы у меня серьезные, — а я тут из-за девки дурью маюсь! Даже чуть собственного слова не нарушил и чуть не пришел к ней сам! Как одержимый, блядь!
Глава 42
Вера.
Не знаю, сколько прошло времени, — мгновение или вечность, ночь или сутки, — время будто остановилось, а меня трясло, как в лихорадке.
Не знаю, в какой момент я дернулась, вскочив на ноги и лихорадочно заметалась по своей клетке-тюрьме.
Не соображая, не думая, — вылетела из нее, шлепая босыми ногами по холодному полу подвала, — эти шлепки босых бог застучали в ушах, сливаясь с бешенным ритмом сердца.
Металась, мысленно воя, — понимая, что натворила страшное.
Мысли о том, чтобы идти к нему и вымаливать прощение — не было, — да и сама по себе такая мысль пришла бы мне в голову последней.
Не будет прощения, — я уже знаю и его злость и его жестокость. И то, что его так разозлило — мне не изменить, — ну, как? Как мне убрать свои чувства к нему из глаз? Это невозможно, — а его накрыло бы злостью еще сильнее, — и неизвестно, что тогда со мной бы было! И что будет теперь, особенно, если он ждет, а я — не приду…
Нет, — скорее я, в своей панике, готова была биться головой и каменные стены подвала.
Разбить ее, покалечить или вообще — убиться.
Не знаю, — я просто бессмысленно панически металась, до тех пор, пока…
Пока на всей скорости не вылетела из подвала!
Он не запер дверь!
Был слишком зол, психанул, — или специально оставил открытой, ожидая, что я все-таки приду?
Не важно.
Это все — неважно.
Серел рассвет, кое что я уже успела рассмотреть в свою предыдущую вылазку.
Лихорадочно метнулась обратно, набросила оставленную для меня нормальную одежду.
Одни платья, никакой обуви, хотя сейчас кроссовки и джинсы стали бы пределом счастья!
Но- неважно.
Все — неважно!
Главное, — у меня появилась еще одна возможность выбраться, еще один шанс, — и я его уже не упущу!
Я кралась у самой кромки скал, — и, сбивая ноги, неслась по лужайке, — спотыкаясь о декоративно наваленные камни, падая, один раз даже полетев вниз кувырком, — умудряясь даже не вскрикнуть, не издать ни звука, и только бешенное дыхание и колотящееся сердце разрывало грудь. С пьянящим, сумасшедше, безумно пьянящим чувством надежды, кружащим голову, как чистый воздух, иногда проползая на животе через траву, — когда замечала установленные камеры.
Сама себе не веря, добралась до подъездной дороги, — и тут еле удержалась от того, чтобы не полететь на всей скорости, на которую только способна. Нет. Тут надо — аккуратно, осторожно, — и одному Богу известно, чего мне стоило тихонько замереть.