Безбашенный (СИ) - Шарм Кира. Страница 19
А ведь я с ней солидарна, — с ужасом понимаю, нащупывая в сумочке маленькие маникюрные ножнички.
Блин, — нет, ну нет, ну вот что я делаю, о чем думаю?
— Пошли отсюда, — хватаю Полинку за руку. — Сами разберутся как-нибудь, без нас. Давай не лезть в это во все.
Ведь все равно это Антону ничем не поможет. Эх, лучше бы мы его с какой-нибудь приличной девушкой познакомили, а то жалко на него смотреть, особенно в последние дни! Но ему нужно время, чтобы забыть эту бессердечную стерву. Хотя, — надо признать, — красавица она редкая. И даже не скажешь по милому личику, что вот так способна не просто разбить сердце, а еще и каблуком по нему потоптаться, чтобы для надежности!
— Ладно, — вздыхает Полинка. — ты права, пойдем. А то дел сейчас наворотим.
И мы бы ушли, — но она сама нас догоняет.
Блин, — так и чешутся руки схватить за хвост и потянуть вниз. Сами просто дергаются. Чтобы вот — до слез из глаз ей больно стало.
Когда она спрашивает про концерт, это желание становится просто нестерпимым, — нет, ну, надо же, какая наглость! Еще и на концерт Антона собралась! Это звездец просто!
Глава 25
Мы с Полинкой впадаем в одновременный ступор, — вот уж такого точно никто не ожидал! Но, видимо, у некоторых нет совершенно никаких планок! И наглость их просто безгранична! Не знаю, как насчет маникюрных ножниц, но вот перца с горчицей я бы ей точно подсыпала! Прямо в нижнее белье, чтобы еще месяц после этого сесть не смогла! Хотя… Это, между прочим, идея! Надо будет узнать, когда у них спорт и зайти в раздевалку! С бельем, конечно, не повезет, но на одежду насыпать можно! Пусть потом у нее все тело волдырями покроется!
А вот когда оказывается, что она понятия не имеет о том, какие там комики выступать будут, я замираю, а у Польки, похоже, начинается просто истерика.
— Ты зачем ее туда отправила? — шиплю, когда мы остаемся вдвоем, сворачивая за угол.
— Знаешь, Лера, — пожимает, как ни в чем ни бывало, плечами Полли, — я решила, что это — судьба…
Смотрю на подругу, и просто не знаю, — смеяться или плакать.
Хотя, наверное, она все же права и все сделала так, как и надо было. Но…
— Полли, — начинаю, но меня уже обнимают крепкие руки любимого, — кажется, врезаться в него у меня стало уже вечной привычной, еще с самого начала наших отношений.
— Снова опаздываешь, — шепчет Слава мне в висок, обхватывая живот и зарываясь в волосы. — Люблю вас.
И, конечно, я теряю нить разговора, а вскоре и вовсе забываю обо всем на свете.
Вот такой он, мой муж.
Только голову с ним и терять. Ох. А что будет, когда еще и маленький появится? Совсем без головы останусь!
Мира.
После ярко освещенных коридоров эта полутемная подсобка кажется совсем утопающей в непроглядной тьме.
По крайней мере, я так совсем ничего не вижу вначале, и даже на миг чувствую, как кружиться голова, — приходится опереться спиной о дверь, в которую вошла, и тут же раздается еле слышный щелчок, — черт, я, кажется, ее захлопнула! Ну, ничего, нужно только проморгаться и, когда смогу нормально видеть, буду с этим разбираться. Надеюсь, что эти девушки все-таки не мажорки, решившие меня где-то запереть, как я было и подумала поначалу.
Но…
Черт!
Стоит мне чуть привыкнуть к темноте, как понимаю, — легче мне от этого не стало, — вот ни на капельку! Да уж лучше бы в самом деле меня заперли в какой-нибудь каморке!
Снова плывет голова, потому что — нет, этот запах, который мне чудится везде с тех пор, как наткнулась на Антона — мне не мерещиться! И его я ни с чем не спутаю, он въелся не только в мою собственную кожу, но и глубоко вовнутрь!
В маленькой комнатушке начинает резко вдруг не хватать воздуха — вернее, он улетучивается, испаряется с какой-то просто безумной скоростью!
Тогда как лицо, склоненное над столом, которое я вижу в профиль, высокая крепкая фигура разрастаются, кажется, до совсем запредельных объемов!
И я — не могу дышать.
Не могу даже пошевелиться, чтобы сбежать отсюда!
Ничего я не могу, кроме того, что бы вот только стоять и смотреть на него.
Вбирать все, что вижу, — вбирать в себя до капли.
Изогнутый уголок рта. Сосредоточенную складочку на лбу. То, как дергается ямочка у него на подбородке, когда он прикусывает карандаш. Сильные руки с оплетенными венами. И запах. Запах, от которого кружится голова и подгибаются ноги. И все пространство вокруг становится наэлектризованным до невозможности!
Глава 26
— Лен? — тихо произносит Антон, не отрывая глаз от стола с какими-то набросками. — Тут подправить еще кое-что надо, — ничего, пока студенты поют и развлекаются, как раз успею. Хорошо мы это придумали — пусть каждый тоже почувствует себя звездой, попоет, покажет, на что способен. Ты кофе принесла? Лен?
Как он услышал, — не понимаю. Я ведь даже не дышу, — не могу, не способна, забыла, как это делать! Разве что удары сердца глухо раздавались в тишине, пока он не заговорил. И, кажется, были такими громкими, что перестучали даже музыку и песни, что доносятся из зала.
— Лен? — как в замедленной съемке смотрю, как подымается вверх его бровь, — медленно, безумно медленно, как он приподымается, разворачивается ко мне… Боже, какой же он красивый, — просто идеальный!
И… Так же замирает, как и я с чуть приоткрытыми губами.
И я — ничего не могу сказать, не могу по-прежнему ни вдохнуть, ни пошевелиться.
Только сжимаю руками сумочку, вот просто впиваюсь в нее пальцами, наблюдая в его глазах такой сумасшедший калейдоскоп — удивления. Неверия, любви, восторга, боли, глядя на то, как его рот сначала дергается в улыбку, а после болезненно кривится…
И меня захлестывает, — окончательно, бесповоротно, насквозь прошибает.
Потому что внутри у меня, — все то же самое и с такой же силой.
Так и стоит, — минуту? Час? Весь вечер?
Замерев, — и только стук уже двух сердец звучит так громко, что, кажется, разорвет сейчас барабанные перепонки.
Зато сколько всего там, в глазах…
Черт! Мне бы развернуться и бежать, — но не могу… Будто приросла я к этому полу!
— Мира, — Антон отмирает первым, делая шаг вперед, а я даже глаза закрываю, утопая в его хриплом голосе.
Как тогда. Как когда-то в минуты нашей страсти. От этой хрипоты его я с ума сходила. Только… Только сейчас она — больная, надтреснутая, и все же… Все же такая одуряющая, такая блаженная, что с моих губ сам по себе слетает нежданный еле слышный стон.
— Мира…
Я по-прежнему не могу пошевелиться, только откидываю голову назад, на дверь за моей спиной, а он — наклоняется, так близко, что наши ресницы сейчас, кажется, переплетутся, проводя пальцами по моей щеке.
Его глаза — не смотрят, они даже не горят — полыхают. Дикой смесью страсти, недоумения, и… да, и любви, — я не могу сейчас ошибиться, это то самое, что я столько раз видела в его глазах — вот та любовь, та же, что переполняет и меня так сильно, что, кажется, внутри не удержать… Только теперь она помножена в тысячи раз, а еще — там, на ее дне, — безумная горечь.
— Мира моя, — руки жадно впиваются мне в волосы, притягивая лицо еще ближе, — так близко, что я вижу отражение собственных зрачков в его глазах.
И…
Все!
Не остается ничего больше, — ни этой комнаты, ни понимания того, где мы, ни здравого смысла, — ничего!
Только одно, — огромное, необъятное, то, что бьется в наших сердцах, сливаясь в единый стук.
— Антон, — выдыхаю прямо в его горячие губы, ловя обжигающее дыхание, сходя с ума окончательно.
— Как же я скучал, — хриплый голос уже скользит по моим губам, поникая вовнутрь, в горло, в самое сердце, отбиваясь внизу живота тяжелым, почти болезненным узлом. — Я не могу без тебя, Мир…
— Я без тебя не живу, — лихорадочно скольжу словами и кожей по его рту, наконец оживая, охватив руками напряженные бицепсы. — Не могу…