Невеста проклятого волка (СИ) - Сапункова Наталья. Страница 22

Но ведь и правда — зачем? Если она поняла верно, причём из вчерашнего рассказа той же Турей, надетый в храме браслет окончательно завершит заключение их брака. С Даниром они об этом не говорили, она и не помышляла пока что ни о каких серьезных церемониях. Зачем — на два месяца?..

— Пойдемте, айя, — строго сказала Турей. — А сюда вы за водой, что ли, пришли? Ручей куда ближе. И нарзанный источник тут неподалёку есть, я покажу. Выпьешь из него — так прямо на глазах силы прибывают!

Катя под неодобрительным взглядом Турей воды всё же зачерпнула, хоть и неполное ведёрко. Совсем не тяжело, и не зря же спускалась! И ведро понесла сама, не отдала. Турей недовольно пыхтела, но не стала настаивать.

Платье оказалось ярко-красным, из плотного шелковистого льна, с вышивкой мелким бисером по вороту, рукавам и подолу. Бисер — чёрный и разные оттенки серого, а узор напоминал цветы. По бокам платье шнуровалось, и села на Катиной фигуре очень даже неплохо. Длина?..

— Длину добавим, на три пальца, — решила Турей. — Я специально взяла ленты. Хорошо будет. А Мих пока башмачки стачает. Берись за работу, бездельник, у тебя время до вечера! Будет удобно, айя, и не скользко, по нашим тропинкам ходить самое то! И не упадёте, и в пропасть не сорвётесь — подошвы заговорённые! К знахарке носили, айт за всё заплатил!

Башмаки с заговорённой подошвой, какая прелесть. Как раз для растяпы, которая и на ровном месте кочки найдёт.

Действительно, Мих извлёк из своей корзины вырезанные из мягкой чёрной кожи заготовки, примерил их Кате на ногу, сделал отметки и ушёл за порог, сел на чурбак у раскрытой двери, инструменты разложил перед собой на куске кожи. Ну конечно, внутри этой хибары шить нельзя — слишком мало света. Электричество тут насущная, но такая невозможная необходимость.

— Вы не беспокойтесь, айя Катерина, — Турей по-своему истолковала Катин озадаченный взгляд, — не смотрите что мал, сошьёт, как лучший мастер!

— А вы сами шьете себе обувь?

— Мы? Шьем. Вся семья наша — башмачники, и лавку держим, и на заказ обуваем. И сынок тоже, уже башмачник. Будете довольны, точно говорю, ещё несколько пар закажете. Айт вам велел и меховые сшить. Холодает, снег скоро ляжет.

— И что, в заговорённых башмаках точно не упадёшь? С обрыва, например?

— А как же, Айя, — серьёзно подтвердила Турей. — Не упадёшь. Только прыгать придётся. Но вы-то не станете?

— Не стану, конечно, — вздохнула Катя. — А платье? Ты и портниха?

— Да что платье? Каждая женщина шьет.

Она подошла к сыну, нагнулась, что-то ему сказала, водя пальцем по кожаной заготовке. А волчонок её выслушал, а потом, стрельнув глазами в Катю, пошептал что-то матери на ухо. Турей заулыбалась, тоже оглянулась на Катю и всплеснула руками:

— Вы хлеб ставьте, айя! Пора уже!

— Хлеб? — озадачилась та. — Но ты ведь принесла большую булку!

— Это чтобы днём не голодать. Но вам-то перед храмом надо хлеб испечь! Как же. Всегда пекут хлеб. И с собой возьмёте. Это же на счастье[N1]!

Сплошные сюрпризы. Попадись ей сейчас Данир, услышал бы много интересного! Хотя, конечно, добрый здравый смысл напомнил: Данир ушел, когда она спала. До рассвета. Им некогда было разговаривать. Но — разбудил бы, подумаешь! Зачем нужна спешка, почему нельзя отложить поход в храм — это уже другой вопрос. Зачем и, главное, как печь хлеб, если она не умеет — уже третий. Как вообще печь в этой печке? Не надо больше считать вопросы, они растут, как снежный ком.

Но ведь она согласилась. У здешней жизни есть свои правила, и печь хлеб — это не страшно. Это даже любопытно, если на то пошло. А об остальном можно поговорить.

— Турей, я не знаю, как печь хлеб. Подскажи?

— Как это — не знаете? — не поняла Турей.

— Никогда не пекла. Я только покупала хлеб. У нас его все покупают.

— Шутите, айя? Это где же такое несчастное место? — на лице женщины было самое искреннее недоумение.

— Турей, ну ведь вы башмаки людям шьёте, и их покупают, да? А если бы все шили сами?

— Так то ж башмаки! — она махнула рукой. — Учиться надо, руку набить, это непросто. А хлеб что? Мука, вода, закваска, соли добавить да чуть подсластить, если нравится. К тому же если бы башмаки нужно было жевать каждый день, то все бы умели, не сомневайтесь!

— С тобой сложно спорить, Турей! — рассмеялась Катя. — Хорошо, я поняла.

Бабушка иногда пекла хлеб. Это была её ностальгия по молодости, проведённой в глухой деревне, куда хлеб привозили раз в неделю, и то необязательно. Катю она научила только пирожки печь и булочки, а хлеб — зачем? За углом магазин. Во всяком случае, Катя представляла себе процесс. Тонкости — нет, а процесс в целом — более или менее. И потом, Турей перешивала подол у платья, волчонок Мих шил башмаки, а Кате заняться было нечем. Она отыскала в сундуке деревянную кадушку, похожую на гибрид бочки и тазика. Муку вчера принесла Турей, и закваску тоже — уже тогда можно было забеспокоиться, для чего! Соль, мёд есть. Сахар волки в хозяйстве не держат. А вода? Её как-то незаметно выпили. Кажется, есть повод прогуляться, хотя бы снова к речке. Не так уж далеко.

Катя переобулась в кроссовки, которые, увы, не заговорённые, и взяла ведёрко.

— Я за водой схожу, Турей. Не беспокойся, со мной опять волчица пойдёт, — почему-то она в этом даже не усомнилась.

— Куда? — Турей так и подскочила. — Что, воды мало? Бестолковая я, надо же было сразу принести. Нет, айя Катерина, вы не пойдёте. Я сама на ручей схожу.

— Тогда и я с тобой. Узнаю заодно, где тот ручей.

— Нет, айя! — заволновалась женщина. — Не пойдёте вы! А если упадёте? Вы к нашим горам непривычны. А голова закружится? Что я айту Даниру скажу! Нет, и не думайте!

Она выдернула у Кати из рук ведерко и умчалась — быстрее, чем та начала возражать. Мих хихикнул и ниже склонился над работой. Посоветовал:

— Да не надо с матушкой спорить, айя. Я точно знаю, я пробовал!

— Хорошо, не буду спорить, — согласилась Катя, тоже развеселившись.

Странная у них, что ни говори, субординация. Леди и служанка, вроде бы, точнее — айя и служанка, смысл как будто тот же, но эта служанка вертит леди как знает, ещё и покрикивает.

Что ж, кто может, тот и вертит. Катя пока не может, так что лучше ей ещё какое-то время сидеть ровно и дышать глубоко.

— Там есть сыр и мясо, — сказала она, — не хочешь пожевать, а, Мих?

— Очень хочу, айя, — безо всяких вежливых виляний согласился мальчик.

Ну конечно, чтобы здоровый мальчишка в этом возрасте и на свежем воздухе не хотел есть?! А тут ещё и волк. А воздух в этих горах чудесный, свежий и вкусный, и аппетит от него разгорается зверский… волчий, вот именно.

Катя соорудила из хлеба, сыра и мяса по солидному бутерброду — ах, сюда бы ещё помидоров! — вернулась к Миху.

— Руки мыть будешь?

Тот только заулыбался, отложил работу, с поклоном взял угощение и сразу впился в него зубами. Катя тоже принялась есть. Между делом спросила:

— Ты видел сегодня айта Данира, Мих? Он к вам приходил, да?

— А как же, — закивал тот. — До свету ещё.

— Ну да. Распоряжения оставить. Как бы он в волчьем облике это делал?

— Да обычно, — удивился Мих. — У нас по-волчьи все почти понимают. Чтобы нормально поговорить — это мало кто, а поймут — это запросто. Чтобы поговорить, лучше перекинуться, конечно. У волков ведь глотка другая. Но все равно можно.

Не то чтобы Катя очень удивилась — она ведь слышала уже эти «разговоры» с волками. Но уточнила:

— И что, обо всём поговорить можно? Совершенно обо всем?

— Почти, — кивнул мальчик. — Что-то далекое от волчьей жизни сложно объяснять. Математику — очень сложно. Грамматику — почти невозможно. Географию — можно, но исподволь. А про лес, и как охотиться, и где дичь, и где что растёт, куда идти, где встречаться — это запросто, волчий язык для этого и есть. Дикие волки, лесные братья, об этом обычно и говорят.

Катя не ожидала услышать про математику и грамматику, поэтому закашлялась и помолчала, осознавая.