Невеста проклятого волка (СИ) - Сапункова Наталья. Страница 31

— Домашний… кто знает? Они-то куматы, да, горные коты. Но когда они простые, не двуликие, то их просто котами зовут, чтобы не путать. Куматами — двуликих, скорее бывших двуликих, которые теперь больше в человечьем лике. Двуликих котов, говорят, много меньше осталось, чем двуликих волков. И вообще в Веллекатене котов в дома не приваживают, в других местах разве что. А ну-ка я амулетом посмотрю, лекарским, а то что-то мне странно это.

Женщина вытащила из-за воротника шнурок, на котором болталось несколько подвесок, сняла одну и принялась медленно водить над котёнком.

— Амулет для другого, конечно, но клеймо им найти можно, — пояснила она. — Под шестью ведь не сразу заметишь клеймо, можно и пропустить. Но что-то не находится, — она ещё поводила амулетом. — Да, нет клейма. Вот и хорошо. Камень с души. Просто котёнок. Отлежится, отъестся, лучше я его в деревню заберу, а то зачем он тут вам? Ох, айя Катерина, — она махнула рукой и засмеялась. — Вот на что хотите поспорю, придет айт Данир и скажет: да что же это такое, все три дня от котов покоя нет!

А Катя подумала — клеймо Данир искал на теле Гетальды, девушки из расщелины. Не нашёл. Речь о таком же клейме?

— Клеймо… двуличности?

Турей кивнула.

— И что же. Их ставят маленьким детям?

— Конечно. Маленьким и ставят.

— И не больно?.. — у Кати на слово «клеймо» была стойкая ассоциация: жаровня с углями и железные щипцы.

— Больно, — согласилась Турей. — Но взрослые боль забирают, так что ребенку не больно. Чаще отец, но может и мать, и взрослые братья и сестры, и дед с бабкой. Чтобы ребёнка мучить, такого не позволяется, конечно.

— Его… выжигают? — не могла поверить Катя.

— Магией.

— А волкам?

— Волкам — нет. Король приказал клеймить только куматов.

— Король… Веллекалена?

— Король Санданы, айя, его величество Дайред. В Веллекатене — князь. Его милость князь Румир Саверин, родной дядя вашего мужа.

— Ну да, понятно, — Катя прислонилась плечом к дверному косяку. — Ты говорила. Это я плохо слушала. Вот что, Турей, объясни-ка мне, что это все было… — и она поведала все подробности своей прогулки.

Турей слушала, только головой качала и иногда всплёскивала руками.

— Ах, айя, откуда же вы взялись такая неразумная? — сказала она, когда Катя закончила. — Совсем ничего не знаете. Разве так бывает? До дороги добрались. Это далеко! Зачем было уходить так далеко, раз ничего не смыслите в здешних делах?

— С чего бы мне смыслить? — бросила Катя в сердцах. — Сижу тут в лесу, и третий день всего лишь. То, что вы с Даниром мне рассказываете, как сказку слушаю, а то, что вижу — просто бред! Не думала никогда, что такое наяву бывает!

— Издалека вы, видно. Как с луны сюда свалились.

— Почти так и есть, только порталом!

— Айт велел мне всё вам рассказывать и на вопросы отвечать, что ни спросите.

— Вот и рассказывала бы. А ты голову морочишь, загадки загадываешь и капусту под лавкой прячешь — догадайся, мол, сама! Да я в жизни бы не догадалась! Прости, Турей, — спохватилась Катя, поняв, хватила лишку. — Прости, пожалуйста. Не знаю, что бы я без тебя делала. Боюсь, натворю что-нибудь, ведь на самом деле не знаю ничего!

— Поняла я, айя, — вздохнула насупившаяся было женщина. — Только не думала, что вы настолько другая, словно и правда с луны. Простите меня, глупую. Вы спрашивайте! С айтом вам, должно быть, по ночам и говорить некогда? — и она хитро улыбнулась.

— Можно и так сказать, — признала Катя, — И я уже спросила. Почему люди на дороге так себя вели, и что всё это значит, и вообще? Почему ко мне так отнеслись?

— Почему так отнеслись? Да дрын по ним плачет, по охломонам, — вздохнула Турей. — Надеюсь, кто-то его и получит. Не поняли, парень вы или девка, или ещё что не поняли — это не повод зубоскалить, если в голове что-то кроме навоза имеется. Чаще на дороге люди хорошие встречаются. Будь вы и правда беглым невольником — могли и помочь, и подвезти, и спрятать. А могли и заставить на себя работать, или сдать в городе за плату. Люди разные. Смотря кого встретите.

— У вас есть невольники? Рабы, да? И это… законно?

— В Веллекалене — нет. В других местах есть. Дорога соединяет разные земли. И дорога, айя — это не Веллекален. Там другие законы. Вы вот вышли на дорогу, а волки за вами не пошли — им нельзя. Закон запрещает. Но что потом вся стая к вам пришла — не знаю, что и думать. Но это стая айта Данира, для них в первую очередь вы, а потом закон. Поняли они, значит, что помощь нужна. Почувствовали. Но с айта за это потом могли бы и спросить, подай купцы жалобу.

— Этого не хватало, — вздохнула Катя.

— Особенно не беспокойтесь, — махнула рукой Турей. — Купцам хуже могло бы быть. Не по праву купцы завладели котёнком! Может, поймали у дороги или купили где раньше. Может, мальчишки своевольничали. Если бы купили, и законно — амулет особый был бы. Потому и напугали вы их так. За такое расплачиваться, если по закону, опять же — и разориться можно. Хозяин земель за это караванщика в застенок может бросить от луны до луны — на месяц, значит.

— Данир то есть? — уточнила Катя. — В застенок? Невероятно…

— Да, он, кто же ещё. Без него — его наместник. Или вы, вы ведь хозяйка. Веллекален, одним словом. У нас не забалуешь…

— И за кого же меня купцы эти приняли, интересно?

— Ох. Даже гадать не хочу, — Турей развела руками и засмеялась. — Но вид у вас странный! Штаны эти… узкие такие. Не надевайте их больше, прошу. Хотя ткань хорошая, крепкая. Хотите, я вам потом шаровары для верховой езды принесу, если айт не против? Может, эти решили поначалу, что вы беглец из Зурана, оттуда часто рабы бегут. У вас и пояса нет. Мужчине не подпоясаться — позор. Рабы кожаные пояса не могут носить, они верёвками подпоясываются. А некоторым, говорят, и удавалось по дороге пройти из конца в конец, если по придорожным кустам прятаться. На дороге есть места, где люди деньги оставляют, хлеб — для тех, кому очень нужно. А есть такие, кто поймает беглеца и выгоду поимеет.

— Турей, ты сказала, что дорога не принадлежит Веллекалену, хоть и проходит по его земле?

— Так и есть. Земля Веллекалена. А дорога — нет. Нельзя путникам сойти с дороги и поохотиться, например. Трактиров много, дворов постоялых, там недорого, ночевать можно и всё купить. А свернуть с дороги в лес где попало, чтобы там ночевать, костры жечь — нельзя. Дичи настрелять, грибов, ягод набрать — нельзя. Местные выносят на дорогу, продают — покупай, всё мелочь стоит. Зато и законов Веллекалена на дороге уже нет.

— Сумасшедший дом какой-то, — пробормотала Катя, настолько нелепым ей всё это казалось. — Так не бывает. И что, никто не нарушает, не охотится?

— Всегда есть такие, кому закон не писан, — Турей кивнула на спящего котенка. — Вот его продать дорого можно. Они и хотели, наверное. Может, парни решили потихоньку от взрослых заработать. Откуда раны? Ловили так, значит — может, бросали чем-то. Считай что охотились. Будь здесь айт или наместник, они так бы это не оставили. Хотя нет, вы уже отпустили всех. Помиловали, значит.

— Ну пусть помиловала. Не страшно. Может, они осознают свои ошибки и без тюрьмы.

— Всё может быть, — Турей встала, отряхнула юбку, — Я лучше завтра пораньше приду, айя. Или Миха пришлю, пусть вас караулит. А то ещё что учудите. Айту с вами и так нескучно.

— А до сих пор что я натворила? — удивилась Катя.

— Не мне судить, конечно. Но весь Манш отчего-то шепчется, что айт Данир Саверин просил у Богини-Матери милости для приговорённых по вашей просьбе.

— И что в этом страшного? Разве это не хорошо получилось?

— Может, и хорошо. В этот раз. Но приговор был по закону. А теперь говорят, что Боги позволяют такое беззаконие в Манше, потому что самому Маншу недолго стоять под солнцем, начались его последние дни.

— Это глупости, Турей! — рассердилась Катя.

— Я все-таки скажу вам, айя Катерина, — Турей взглянула на неё необычно строго. — Вам надо знать. Если бы Мать не была милостива, если бы она сказала «нет», айту Даниру пришлось бы заплатить. А как же? Его меч, его кровь, он хозяин Манша. За суд Матери платят. И правильно. А то все, кто ни попадя, дергали бы её из-за любой глупости! Так нельзя. Зато суда не просят те, кто сомневается в своей правоте.