Вдали от суеты (ЛП) - Аделер Макс. Страница 18

   И даровал ему вечный покой.

   Обычно он носил рубашки и обувь девятого размера,

   А на носу у него была розовая бородавка.

   Вне всякого сомнения, он найдет достойное жилище в горних высях,

   На берегу, среди вечнозеленых растений.

   Как сообщают его друзья, похороны состоятся

   Ровно в четверть пятого".

   - Что это за чертовщина! У моего покойного брата не было бородавки на носу, сэр! Ни розовой, ни зеленой, ни кремовой, ни какого-нибудь другого цвета. Это клевета! Это оскорбление, нанесенное моей семье, которая этого не заслуживает, и я хочу, чтобы вы немедленно разъяснили мне, что послужило поводом такого вашего образа действий?

   - На самом деле, сэр, - сказал Бэнкс, - это ошибка. Это дело рук негодяя, которому я совершенно незаслуженно доверился. За это безобразие он должен быть наказан, наказан лично мною. Розовая бородавка! Ужасно! Ужасно, сэр! Этот жалкий негодяй должен быть наказан, должен, должен!

   - Откуда мне было знать, - пробормотал мистер Слиммер клерку, подслушивавшему с ним рядом, - что у умершего не было розовой бородавки? Я знал одного человека, которого звали МакГлю, у него она была, и я подумал, что она есть у всех МакГлю. А оказывается, он был исключением в семействе.

   - А кто, - сказал другой человек, обращаясь к редактору, - позволил вам напечатать эту отвратительную вещь о моем умершем сыне? Или вы скажете, Бэнкс, что это опять было сделано без вашего ведома, что это ваш негодяй, воспользовавшись моим рекламным объявлением, состряпал скандальную пародию? Вы только послушайте:

   "У Вилли была фиолетовая обезьянка на желтой палочке,

   Он слизал с нее всю краску и отравился.

   В свой последний час он попросил, чтобы ему дали обезьянку,

   Простился с ней, простился с бытием, и ушел в лучший мир.

   Увы! Он больше не будет пугать сестренку деревянным пистолетом,

   Крутить кошке хвост и заставлять ее выть для собственного удовольствия.

   Теперь кошачий хвост в безопасности, пистолет заброшен,

   Никто больше не играет с обезьянкой, потому что Вилли умер".

   - Этот пасквиль покажется еще более отвратительным, если я скажу вам, что моему сыну было двадцать лет, и что умер он от болезни печени.

   - Позор! Какой позор! - простонал редактор, пробежав глазами по строчкам. - И тот негодяй, который это сотворил, до сих пор остается безнаказанным! Это уже слишком!

   - Между прочим, - прошептал мистер Слиммер клерку, - он сказал мне, чтобы я постарался облегчить траур и смягчить страдания семьи с помощью моего искусства. Мне показалось, что идея с обезьянкой будет вполне подходящей. Какая неблагодарность!

   В дверь постучали, вошла рыдающая женщина.

   - Кто тут редактор? - спросила она полковника Бэнкса. Тот признался, что это он.

   - Итак! - произнесла она сквозь рыдания. - Чего вы хотели добиться, публикуя этот, с позволения сказать, стих о моем ребенке? Мое имя Смит; когда я прочитала в сегодняшней газете некролог о Джонни, то увидела под ним вот это:

   "Четыре врача энергично лечили Джонни Смита;

   Они обклеивали его пластырем и пускали ему кровь,

   Они скармливали ему морской лук,

   Давали успокаивающие средства и ипекакуану.

   Заставляли принимать каломель,

   Чтобы заставить работать его печень.

   Но все было напрасно... Теперь его маленькая душа,

   Вознеслась на берега Небесной реки".

   - Это ложь! Ложь! Бред сумасшедшего! У Джонни был только один врач. И он не обклеивал его пластырем и не пускал ему кровь. Это наглая ложь, и только бессердечная скотина могла опубликовать такое!

   - Мадам, я сойду с ума! - воскликнул Бэнкс. - Это не моих рук дело. Это дело рук негодяя, которого я придушу собственными руками, как только он появится. Мадам, эта бессердечная скотина умрет, обещаю вам!

   - Странно, странно, - заметил мистер Слиммер. - И этот человек говорил мне, чтобы я чередовал возвышенные сантименты с практической информацией. Если информация, касающаяся применения морского лука и ипекакуаны не имеет отношения к практике, должно быть, я неправильно понял его слова. А если у молодого Смита не было четырех врачей, то это возмутительно. Они должны были бороться за его жизнь, они должны были помочь ему выздороветь. Можно только констатировать, что человеческая жизнь стала залогом элементарного недостатка внимания.

   В этот самый момент, туча тучей, вошел шериф. В руке он держал экземпляр Утреннего Аргуса. Подойдя к редактору и ткнув в раздел некрологов, он сказал:

   - Прочитайте этот возмутительный бурлеск и назовите мне имя писателя, чтобы я мог достойным образом его наказать.

   Редактор прочел следующее.