Там, где ты (СИ) - Борзакова Надежда Марковна. Страница 17

— Свежий воздух, Стас, — вытаскивая милые восемьдесят килограмм из терема, куда перенеслось торжество из-за ливня, приговаривала я, — Приятно и полезно.

Он не то что бы сопротивлялся, но так нетвердо держался на ногах, что мне приходилось его тащить. Ливень уже перестал и воздух наполнился приятнейшей свежестью.

— Нельзя этого столько пить, Стас, — тихо сказала я, — Вы…. Мы ведь к такому питью непривычны.

— А? – рассеянно проговорил он.

— Сейчас я вернусь, — усадив его прямо на доски спиной к сеням, я сбегала к колодцу и набрала воды, затем заскочила в кухню за чашей.

— Так, — я слегка потрясла успевшего уснуть пациента, — Выпей-ка.

— Элина, я что-то….

— Налакался как свинья, — я прижала к его губам чашу. Проливая на себя, он все же послушно выпил всю воду из плошки. Как я и ожидала, виски тут же запросился обратно.

— Просто дыши, — вытерев его губы платком, проговорила я, — Полегчает скоро, обещаю.

— Уже, — хрипло пробормотал он.

— Хорошо, — я убрала пряди волос с его лба. Тот, к счастью, был просто теплым, но не пылал.

— От пива так не кружит, — пробормотал он.

— В пиве гораздо меньше алкоголя, Стас, — я поднялась и протянула ему руку, — Пойдем, еще немного прогуляемся. Я знаю, ты хочешь спать, но сейчас нельзя.

— Почему? – неловко поднявшись, спросил он.

— Во сне обмен веществ замедляется, а значит, алкоголь будет выводиться медленнее, и последствия завтра ты ощутишь сильнее.

— Ага, — как-то рассеянно протянул он.

Положив его руку на свое плечо и обняв за талию для надежности, я уже собиралась вести его дальше, как до нас донеслись чьи-то голоса. Говорившие стояли, очевидно, у заднего выхода из терема, который с нашего нынешнего положения не виден.

— Ты добавила снадобье в питье? – голос показался знакомым.

— О, да… Но, Ратмир, неужто должны испить все? — Дара? Мы со Стасом переглянулись.

— Эта жертва необходима, любовь моя! – ответил жрец, — Ради нас, нашего будущего.

Ужасный смысл их сбивчивого разговора стал очевиден.

— А бастард?

— О нем я позабочусь сам.

Стас дернулся вперед, но я каким-то чудом сумела его удержать. Приложив палец к губам, я потянула его в противоположную сторону – к парадному входу. Последним что я услышала было:

— …. Уже сейчас наполнят чаши.

Дальнейшее было похоже на один из тех сюжетов в кино, которые нарочно показывают в замедленной сьемке. Теперь я поняла зачем – чтоб усилить ощущение того, как утекает сквозь пальцы время. Чуть не сбив идущую с кухни Добраву, мы вбежали в залу, за миг до того, как чаша коснулась губ Крепимира.

— Глава, не пейте! – мой голос прозвучал как пожарная сирена, — Там яд.

Все, кто еще не уснул прямо на столах, как по команде уставились на нас.

— Ты одурела, девица? – насмешливо бросил Захар.

— Тебя это тоже касается, — шикнула я на него, — Крепимир, просто поставьте чашу на стол, я все объясню.

Объяснений особо не потребовалось. Глава так резко опустил руку с чашей, что содержимое выплеснулось наружу. На столе, в местах на которые приземлились капли жидкости, в считанные секунды образовались борозды, словно жидкость разъела древесину.

— Мать моя…, — отшатнулся Захар.

— Она самая, — выдохнула я.

Конечно, Ратмир и Дара далеко не ушли. Она рыдала, он грозился обрушить на весь род месть богов. Дальнейшего я не слышала, поскольку в зале остались только ближайшие к Главе члены рода. Толпа на улице ждала публичной кары, неминуемо грозящей предателям.

— Элина! – Веда подбежала ко мне. Запыхавшаяся, взмокшая в порванном в нескольких местах платье. Казалось, будто женщина бежала не переставая от самого своего дома, — Крепимир? Он….

Если б я ее не поддержала, она упала бы.

— Нет! Нет, с ним все в порядке, Веда, — обняв ее, торопливо зашептала я.

— Хвала богам, — она обессиленно повисла на моем плече.

Несколько человек обернулись к нам, прервав громогласное обсуждение произошедшего. Очевидно, появление колдуньи-любовницы Главы показалось им уже не столь интересным, поскольку спустя несколько секунд они вновь вернулись к разговору.

— С ним все нормально, — повторила я, — мы со Стаславом были на заднем дворе и случайно услышали их разговор. К счастью, успели.

— Этого я не видела, — тихо сказала она, — лишь чаша, его агония и….

— Будущее изменчиво, — с улыбкой проговорила я даже не собираясь акцентировать внимание на ее словах. Если существует ритуал, способный стереть границы времени, то почему не существовать способности видеть будущее.

— Да. Спасибо, что спасла мою любовь.

Занимался рассвет. С первыми лучами солнца из терема вышел Крепимир и огласил приговор. Предателей засудили на смерть. От чего-то слова «костер» и «казнь за измену» не сложились для меня в тот момент в ужасающую картину, которую они означали. Толпа ликовала. С тем, что Дару любили, но Ратмира боялись это было вполне предсказуемо – праведный гнев в купе с пьянящим чувством превосходства над тем, кто пугает, сильнее прочих чувств. Костер жители соорудили быстро, словно торопясь поскорее покончить с предателями.

— Теперь я возьму тебя в жены, — при всех сказал Веде Глава.

Могла ли я винить его? В очевидной радости от предательства жены, давшего столь необходимую свободу быть с милой сердцу? Я не могла бы сейчас даже мысленно уяснить, как именно отношусь к ситуации.

Осужденных вытащили из терема. Подвели к вколоченным в самом центре городища срубам, окруженным соломой, и привязали к ним.

— Кара за предательство – смерть! – проговорил Крепимир.

Он поднес зажжённый факел и сухие ветки тут же вспыхнули.

— Тонуть роду твоему в крови! – проорал Ратмир, когда пламя костра уже подкрадывалось к ним. Едкий дым взлетал ввысь, оскверняя ясную голубизну утреннего неба.

Жуткий крик, шум ликующей толпы и страшный, ни с чем несравнимый запах горящей плоти….

— Элина! Вернись ко мне, пожалуйста! Вернись, — знакомый голос. Сильные руки, держащие меня в объятиях. В синих глазах застыла тревога. В воздухе все еще витает тот запах, но теперь он смешивается с другим. Едким, но в то же время бодрящим, исходящим из чаши, которую Веда держит у моего лица.

— Медленно вздохни, — тихо говорит она мне, — Она просто лишилась чувств, — ласково и успокаивающе, обращается к Стасу.

Реальность становится четче. Кроме лиц Стаса и Веды, я различаю Добраву и Веру.

— Все хорошо, — я пытаюсь привстать, но руки Стаса удерживают меня, — Я просто….

— Не привычна к подобному, — заканчивает за меня Веда, — Уже все кончено.

Стас прижимает меня к груди. Мне больно от того, как осязаем его страх за меня. Руки еще не очень слушаются, но я как могу крепко обнимаю его. Прижавшись к плечу, глубоко вздыхаю. Он весь пропитан дымом, как и я.

— Нужно ее выкупать, — словно читая мои мысли, произносит Веда.

И несколько минут спустя я оказываюсь в бане. Ее, конечно, не стали топить, учитывая теплю погоду, но глубокий чан с теплой водой теперь в моем распоряжении. Вода пахнет лавандой, перебивающей запах мыла – пращура нынешнего хозяйственного. Смыв с себя запах костра и сменив одежду, я чувствую себя лучше. По крайней мере, твердо стою на ногах.

Стас стоит, прислонившись к стенке бани. Он предусмотрительно сменил одежду, золотистые волосы потемнели от влаги. Напряженная поза и потемневший взгляд выдают беспокойство.

— Как себя чувствуешь?

— Стас, я в полном порядке, честно, — разумеется, увиденное оставит след в моей памяти – как иначе. Но, придя в себя, я уже могу рассуждать здраво, — В моем обмороке нет ничего страшного, правда. Это просто реакция на стресс.

Он как-то странно посмотрел на меня.

— Все хорошо, — я обняла его, выругавшись про себя, что теряю бдительность и забываю о том, что слова «стресс» в девятом веке не существует. Но как я могу опасаться Стаса?

На пепелище, оставшееся в самом центре селения, никто из жителей внимания не обращал. Все вернулись к повседневным заботам, словно пару часов назад не наблюдали казнь, и я решила последовать их примеру. Медицинская помощь никому не требовалась, от того я занялась кухней вместе с Верой и Добравой.