Пряничные туфельки (СИ) - Сапункова Наталья. Страница 40
– Я сейчас сама принесу вам перекусить и чаю, да? – деловито осведомилась фрейлина.
– Ты чудо, Фина, – сообщил ей Рик.
– За это ты меня и любишь, – отозвалась она, но осеклась, покраснела и виновато посмотрела на растерявшуюся Ринну.
– Простите. Это у нас шутка такая, всего лишь.
– Поосторожнее, – усмехнулся Рик, – я тебя люблю чистой братской любовью, но Ринна – тай, и за такие шутки её рысь тебя съест. Дорогая, мы с Финой знакомы с детства, её родители – циркачи. Но она служит королеве Савадине, приехала с ней из Лира. Она фрейлина для… как бы сказать… для особых поручений. Знаешь, всякое случается.
– Понимаю…
Ринна не очень понимала, и, вообще, ещё недавно даже не поверила бы, что официально носить звание фрейлины королевы может девушка неблагородного происхождения, тем более циркачка. Но теперь она разве что слегка удивилась.
– Ну и зачем было выдавать мои секреты? – хихикнула Фина , – естественно, мы, циркачки, можем всё, отчего леди падают в обморок. Кстати, внизу, в купальне, должна быть тёплая вода...
– Дорогая, тут Нона для тебя собрала, – Рик выдернул из-под кровати пухлый узел с одеждой. – Пригодится ведь?
– Невероятно, – Ринна со странным чувством погрузила руки в мягкий ворох.
Её платья, халат, белье, чулки, её любимое мыло с розой и корицей, гребни для волос и набор новых серебряных шпилек, купленных незадолго до того злосчастного праздника… Как будто десять лет прошло!
– Ты был в Ленгаре. И как там? Как Нона?
– Она одна не верит, что ты решила стать монахиней. Всем уже сообщили, многие одобряют.
– Это неправда. Я не решала.
– Вот и скажешь об этом завтра.
Тёплой воды оказалось вдоволь, и большее счастье трудно было даже представить. Пустая протопленная купальня в подвале гостевого дома была в её распоряжении. Фрейлина-циркачка ушла, Рик предложил было помощь, хитро при этом улыбаясь – она отказалась, отправив его ждать за дверь. Она много дней не мылась и не меняла одежду, её волосы были грязными и плохо расчёсанными – и своей горничной она бы не желала показаться в таком виде, не то что Рику.
Обратно, в комнату, он принёс её на руках, бережно опустил на кровать и закутал одеялом. Фина сдержала слово – поднос с едой стоял на табурете у кровати.
– Поешь немного, – предложил Рик, садясь рядом и протягивая ей ложку, – каша пахнет очень вкусно. У тебя глаза стали вдвое больше.
– Не хочу… – она покачала головой.
Ни один из множества вопросов не хотелось задавать прямо сейчас.
– Тогда спи. Завтра у нас тут то ещё представление, – он встал.
– Ты уходишь? – она испугалась.
– Что ты, кошка. Я не уйду. Больше ни за что, – он сдернул с крючка плащ, свернул его наподобие подушки и бросил на пол, туда же полетело ещё одно одеяло. – Буду охранять твой сон, ничего не бойся.
Отчего-то такой расклад ей не понравился.
– Рик… Я изменилась? Стала уродиной с большими глазами?
– Что-о? – он замер и удивленно рассмеялся, – нет, ты очень красивая. Я люблю тебя, кошка. Но ещё я помню наш уговор. Ты моя невеста месяц. Месяц ещё не миновал.
– Рик… – она вздохнула, – нет. Каждый мой день тут считается за три. Все сроки вышли! Ложись со мной, – она похлопала рукой по постели рядом, но он покачал головой. – Почему?..
– Прости. Но ты сейчас не в себе немного. Пусть это пройдёт.
– Рик?! – у неё слов не было, чтобы ответить на эту нелепость.
– Почему каждый день – за три? Что с тобой произошло? – он наклонился над ней. – Рассказывай, кошка, – в его взгляде было много перца и самая капля мёда.
– Нет. Это неважно. Я все поняла, что нужно было. А теперь мне приходится уламывать мужа исполнить супружеский долг.
– Что?! – вот он, мед, и хмель тоже, и Рик засмеялся, – опомнись, женщина. Здесь монастырь, забыла?
– Нет, мы в гостевом доме. Он не для монахов, здесь нет запретов.
– И ты хочешь первую брачную ночь среди этой убогости? Ну, доверься мне…
– Ри-ик… – его дурацкие доводы приводили в отчаяние. – Какая мне разница, убогость тут или роскошь? А тебе почему не все равно?
– Тебе ПОТОМ будет не всё равно…
– Потом – не считается. Рик, я не хочу терять ни одного дня. Ни одного нашего дня, ни одной нашей ночи. Ну хотя бы целовать меня ты не против? Просто целовать?
– Ты меня уморить решила. Если я начну просто тебя целовать…
– Ты начни! Рик, иначе я пожалуюсь… королеве!
– Что?!! – кажется, он собрался над ней смеяться.
– Поцелуй меня, – шепнула она.
И тогда он поцеловал. А потом ещё раз и ещё… просто…
И ничего не просто.
Ей стало жарко, она отбросила одеяло. Руки Рика были твердыми и горячими, а его губы – ласковыми и осторожными, даже нерешительными. Он ещё сомневался. Упирался рукой и коленом в постель, сохраняя дистанцию. Это было обидно! Ей приходилось слышать, что мужчин как раз не надо уговаривать! Они хотят, и донимают своей настойчивостью. Казалось, и Рик был таким… был бы, раньше, если бы она позволила. Она могла бы и понять его колебания теперь, но именно теперь ей отчаянно хотелось разрушить, уничтожить ту стену, которую она с момента их венчания старательно возводила. Хотелось сжечь за собой мосты. И чтобы призрак склепа, темного и пустого, перестал то и дело возникать в её мыслях, стал сном, неясным воспоминанием, неправдой. Рядом с Риком была её жизнь, её ветер, который трепал волосы, её солнце, её смех, её дым костра, её мёд, приправленный перцем и всем, что найдётся. Оказалось, что именно этот, щедро приправленный мёд не идет ни в какое сравнение с любыми яствами на тонком фарфоре, которые следовало ковырять фамильным серебром Ленгаров. И ведь не имело значения, станет ли она женой Рика именно этой ночью – для того, чтобы завтра им уйти отсюда. Это не может быть причиной, чтобы отпустить её или задержать. Сожженные мосты нужны были ей самой. Сделать шаг вперед. Не ждать, не откладывать. Ни одного больше напрасного дня, потраченного на сомнения!
Она подалась к нему, целуя всё более неистово, толкнула бёдрами, и он сдался, упал рядом на кровать, прижимая её коленом.
– Кошка, что ты творишь… Малышка моя… котёнок… Ты понимаешь, что?..
– Ри-ик, – выдохнула она, – только ты, Рик. Пожалуйста… Я так скучала, Рик. Я люблю тебя…
– Пламя. Повтори это.
– Люблю тебя.
Медленно он рисовал губами дорожку по её шее вниз, в вырез сорочки. Халат, который нещадно мешал, сам собой стёк с плеч и, наконец, полетел на пол. Рубашка Рика… она тоже мешала. Ринна рванула её, потом догадалась дернуть завязки. Чувствовать его кожей, вдыхать запах, погладить ладонями короткие кудрявые волосы на его груди…
– Моя любимая маленькая кошка, – прошептал он. – Не отдам тебя, никому и ни за что…
Она таяла, плавилась, растворялась. Доверилась и позволяла всё. Извивалась под ним, как огненная змейка. Не стало её, не стало его… они – языки пламени, переплелись и стали одним костром. Они – вода и соль, смешай и не разделишь. Миг соединения… ожидаемый и неожиданный, жгучее, тягучее удовольствие, от которого хотелось закричать, тяжёлое, медленное дыхание её мужа, желание удержать и не отпускать… пламя взметнулось, рассыпая искры…
Пламя гасло, оставляя тихое тепло и тишину, и радость единения, которое теперь никуда не денется. И кучу головешек – мосты благополучно сгорели. Туда им и дорога.
Потом они лежали, прижавшись друг к другу, её голова удобно устроилась на плече Рика. Сначала хотелось только молчать. Мерцал огонек свечи. Кажется, Ринна всё же задремала, но когда Рик, поцеловав её в висок, осторожно освободился и встал, она сразу проснулась.
Он выпил остывшего чая прямо из кувшинчика. Она наблюдала за ним сквозь ресницы, за его плавными, ленивыми движениями сильного и ловкого, хотя и уставшего зверя. Без грации и ловкости не бывает красоты – это знает любая кошка. Рик был раздет полностью, и она разглядывала то, что всегда скрыто, с любопытством и без всякого смущения. В нём не было ничего, что ей не нравилось.