Жених для няни (СИ) - Сандер-Лин Галлея. Страница 13

— Абсолютно, — подтвердил Ибрагимов, маячивший у него за спиной.

— Так что расходимся, расходимся… и больше не сходимся…

Дима не становился в стойку, он даже не доставал рук из карманов брюк, так и шёл по проходу, будто лениво прогуливаясь по улице, но взгляд разил куда сильнее кулаков. Его демонические глазюки были прищурены и отражали решимость крушить и ломать всех и всё, что встанет на пути. Ещё один стул с грохотом полетел на пол от его пинка, и возникла абсолютная уверенность, что от следующего пинка полетит уже совсем не стул.

Честно скажу, я прониклась. Зажавшие меня ребята, судя по всему, тоже. Потому что они тут же попятились, приговаривая «Да мы ничо, уже уходим», и, схватив сумки, стали пробираться к выходу, стараясь обойти Зарецкого и оказаться от него как можно дальше. Когда за ними закрылась дверь, а в коридоре послышался топот убегающих ног, Ибрагимов глянул на Димку, потом на меня и тоже вышел, оставив нас наедине.

Вот и настал момент истины! Или не настал? Я дрожащими руками закрыла журнал и спрятала ручку в пенал, стараясь не смотреть на бывшего воспитанника. Сердце в груди колотилось так, что я опасалась, не слышит ли его этот подросток, который сейчас явно был на взводе и сдерживался только усилием воли. Не знаю, отчего во мне так неистово бурлила кровь: то ли это так называемый «отходняк» после испытанного стресса, то ли реакция на этого парня, от которого исходит убийственная аура.

Я не знала, чего от него ожидать, но открыла было рот, чтоб хотя бы поблагодарить, но услышала Димкин устало-обречённый голос:

— А кое-что совсем не меняется… Что же вас ни на секунду без присмотра оставить нельзя?! Что раньше, что теперь.

Честно говоря, я понятия не имела, что ответить на его слова. Это был чуть ли не первый раз со времени моего возвращения, когда Зарецкий заговорил со мной по собственной инициативе. И не просто заговорил, он меня. практически отчитывал?! Будто имел на это право, будто. Угу, будто был тем, кто уже не единожды приходил мне на помощь, в том числе и в ущерб себе.

— Спасибо, что пришёл, — пробормотала искренне, потому что действительно была очень рада его появлению. Да и не знала я, что ещё сказать. Сейчас нам бы поговорить по душам и всё выяснить, прояснить все моменты и простить старые обиды, но он явно не настроен на конструктивный разговор, слишком взбудоражен.

— Я теперь всегда буду за вами заходить после уроков и провожать. Все знают, что вы у нас няней работаете, поэтому никто ничего не скажет. И по вечерам, когда домой едете, тоже буду провожать до остановки. Отказ не принимается! — заявил безапелляционно. В данный момент он не предлагал свою помощь, а просто ставил перед фактом.

Сказал, поднял опрокинутые стулья и вышел в коридор, а когда я, взяв сумку и журнал, вышла следом, он ждал, оседлав подоконник. Рустама поблизости не было.

— Я ещё немного в учительской поработаю, диплом сейчас пишу, — зачем-то сообщила ему. Идти за Тимкой было пока рано, поэтому я решила эти полтора часа провести с пользой.

— Я буду ждать, — ответил Дима твёрдо и направился вслед за мной.

Спустившись на первый этаж, занесла журнал в учительскую, потом перекусила в столовой (Зарецкий ел за соседним столом) и вернулась в учительскую. Достав планшет (к третьему курсу я смогла скопить денег на такую «роскошь», которая на самом деле была жизненно необходима среднестатистическому студенту и как читалка для электронных книг, и как мобильная замена стационарному компьютеру для набора текстовых документов), я прочитала две главы монографии и внесла в диплом ещё несколько пунктов.

Когда пришло время идти за Тимофеем, попрощалась с немногими ещё остававшимися в учительской коллегами, надела верхнюю одежду и вышла в фойе, где на скамейке сидел

Димка и делал домашку. Увидев меня, он быстро собрался, облачился в куртку и шапку, дал мне выйти из школы, а потом направился следом. И всё это без единого слова!

В итоге я шла впереди, он — на некотором расстоянии сзади, и от этого было неуютно. Я чувствовала его взгляд, буравивший мне спину. Будто под конвоем иду, право слово! Что за глупая ситуация?! Почему мы не можем идти рядом и вести непринуждённую беседу, как бывало раньше? Повернулась, собираясь нарушить молчание, но по взгляду Зарецкого поняла, что не время. Он сейчас ушёл в слишком глухую защиту и ощетинился всеми своими колючками. Выставил тельцовские рожки, так что не подойдёшь, не приблизишься. Ну ничего, значит, ещё подождём, пусть оттаивает.

Проведя меня до самого детского сада, Дима пошёл в обратном направлении.

— У меня ещё дела… и тренировка, — буркнул на прощание.

В тот день он вернулся домой довольно поздно, причём в достаточно взвинченном состоянии, да ещё с разбитой губой и небольшой ссадиной на скуле. Кажется, с кем-то подрался, хотя костяшки пальцев сбиты не были. Впрочем, в тхэквондо предостаточно техник ударов ногами. Но, возможно, дело было лишь в тренировке (ребята как раз готовились к соревнованиям и работали в усиленном режиме).

Димка отмалчивался и, когда отвечал на вопросы матери, действительно списал всё на тренировку, но я-то знала, помнила предыдущий раз, когда мы с ним тоже прикрылись подобной отговоркой. Когда я сдала зевающего Тимку Марии Ивановне, как раз уложившей спать маленькую Тамилу, и начала одеваться, за верхней одеждой потянулся и Дима. Он с согласия матери (она даже восхитилась, какой он молодец, раз решил не дать девушке идти одной по темноте) действительно провёл меня до остановки в полном молчании и во время этого «путешествия» старался на меня не смотреть, временами даже отворачивался. Неужто стеснялся разбитого лица?

А в понедельник я не могла не заметить, что у Димки на лице появилась ещё одна небольшая ссадина, а физиономии некоторых одиннадцатиклассников чьими — то усилиями были весьма нехило разукрашены. В «А» классе пострадавших было существенно меньше, всего пара человек. У Рустама тоже на лице просматривались следы «задушевного разговора», но относительно него я была уверена, что Ибрагимов действовал на стороне Димы. Зато в «Б» пострадавших оказалось куда больше (особенно сильно досталось тем трём парням, которые зажали меня в кабинете).

На вопросы учителей пострадавшие отвечали туманно, явки и пароли не сдавали. Видимо, не по-пацански это было. И с тех самых пор старшеклассники (что из Димкиного класса, что из параллели, что из десятых) больше ко мне не приставали и даже смотрели уже не так нагло.

Глава 10

Присматривая за Тимофеем, я придерживалась определённых правил. Очень помогли мне в этом вопросе и лекции по психологии, которые в университете читал достаточно экспрессивный мужчина, но оттого знания, полученные у него на занятиях, ещё основательнее отложились в голове. Да и педагогика, которую вела не менее экспрессивная тётенька, тоже дала свои плоды.

Тимка был гиперактивным ребёнком, энергия которого била через край. Как уже говорила, ему обязательно нужно было что-то делать, сидеть на месте — это не наш вариант. Поэтому я организовала ему досуг таким образом, чтобы и самой не выматываться, и ему дать возможность пустить свой «потенциал» в мирное русло. Ребёнок всегда был чем — то занят. Если не учёбой, то игрой, если не игрой, то активным отдыхом, а когда он действительно уставал и валился с ног, то мы играли в слова, в города или ещё во что-то, где ноги отдыхают, а голова работает. К вечеру он на радость всей семье был выжат, как лимон, и спал до утра без задних ног.

Чтобы избежать такой же ситуации, как получилась у нас с Димой, я активно использовала в общении с Тимофеем новую тактику «напомни о родителях». Как можно чаще водила его к Марии Ивановне проведывать сестричку, пусть и совсем ненадолго, по пути из садика или на прогулке говорила о маме и папе, предлагала показать им новую поделку или рисунок, смастерить подарок… В общем, делала всё, чтобы только временно подменить, а не заменить ему родителей и не привязать к себе слишком сильно.