Жених для няни (СИ) - Сандер-Лин Галлея. Страница 77
— Ангелина, езжай отдыхать, — посоветовала Мария Ивановна, оценив мой, как ни печально, плачевный вид. — На тебе лица нет.
— Хорошо, но вечером я снова приеду. Если понадобится, до утра здесь буду! — заявила им решительно. — Я бы и сейчас не уезжала, на кушетке поспала, но мне нужно взять кое-какие личные вещи и ноутбук: буду потихоньку работать, чтобы не сидеть без дела.
— Спасибо. Я уверен, что Дима чувствует, когда ты рядом.
Мне было приятно слышать тепло в голосе Андрея Петровича.
— Только, пожалуйста, наберите меня, если будут какие-то изменения, — попросила бывших хозяев и возможных будущих родственников. — Я тут же приеду. Очень вас прошу!
— Если что, обязательно наберём, не беспокойся, — Мария Ивановна совершенно неожиданно меня приобняла.
Домой я ехала со смешанными чувствами. По пути меня застал звонок бабушки. Надеюсь, хотя бы с ней всё хорошо и она просто хочет узнать, как дела.
— Ангелина, если ты не очень занята, мы можем вечером увидеться? — голос бабули звучал взволнованно.
Даже так?
— Что-то случилось?
— Если ты занята…
— Нет-нет, давай встретимся! — с готовностью согласилась я. — Мы с Василием (я о нём рассказывала, это мой охранник) заедем за тобой и посидим где-нибудь в спокойном месте.
Приехав домой и собрав нужные вещи, я поставила на скачку любимые Димкины песни, съела пару бутербродов и рухнула спать. Проснулась, когда мама вернулась с работы. Мы сели пить чай, и я одним махом выложила ей подробности встречи с отцом. Сначала сомневалась, говорить ли, как меня принял и каким стал человек, которого она так и не смогла забыть. Но потом решила, что мамуля должна знать. Возможно, так она сможет отпустить прошлое и наладить свою жизнь.
Мама слушала и задумчиво глядела в одну точку. Кажется, что-то для себя решала.
— Спасибо, Ангелина, что поехала к нему, что узнала. Теперь я смогу отпустить Пашу, обязательно смогу, — сквозь слёзы улыбнулась она. — Забыть не смогу никогда, да и не надо это, а вот отпустить должна.
После чая мы пошли в мамину комнату. Их с папой совместная фотка перекочевала в коробку, где у нас хранились старые вещи, к которым ещё лет сто никто не прикоснётся. Хорошо, что мама не стала выбрасывать снимок, всё же это была часть её жизни, благодаря которой появилась я.
Часики тикали, мне пора было ехать. Зарецкие не звонили, значит, изменений в состоянии Димы нет.
— Мамуль, я уже поеду. Договорилась с бабушкой встретиться, а потом в больницу к Диме на всю ночь… И на день, и ещё на ночь… Пока он не придёт в сознание.
— Хорошо, милая, езжай, — кивнула она. — Будь с ним столько, сколько нужно. Твой Дима. я тоже заеду его проведать, если ты не против.
— Конечно приезжай! — поддержала эту идею я. — Зарецким будет приятно, уверена.
Василий, поджидавший меня в машине, поднялся на этаж, поздоровался с мамой и взял вещи. Вниз мы спустились вместе. На площадке недалеко от подъезда прогуливался Глеб в компании дочери. Он взглянул на меня, на Василия и сделал так, чтобы Анфиса смотрела в другую сторону и не неслась ко мне со всех ног. Что ни говорите, но в тот момент я была ему за это очень благодарна.
Телохранитель завёл мотор — и я отправилась на встречу со счастливо обретённой родственницей. Интересно, о чём же хочет поговорить со мной бабуля?
Глава 52
Бабушка ждала меня в парке недалеко от её дома. Пока ехала к ней, размышляла, кто мог заказать нас с Димой. Варианты роились в голове один хуже другого. Среди подозреваемых были и Рижская, и Глеб, и даже Егор, с которым мы, кажется, всё уже выяснили. Но мало ли, никого нельзя сбрасывать со счетов. Хотя, возможно, заказчиком окажется кто — то, кого я знала лишь мельком или даже вообще не знала.
Подобрав бабулю, с которой мы тепло обнялись, Василий отвёз нас в приятное местечко, где негромкая музыка шла лишь фоном и не заглушала голоса посетителей. Самое то для серьёзной беседы. Я решила угостить дражайшую родственницу свежей выпечкой и сделала заказ.
— Ну, бабушка, рассказывай.
— Ох, Ангелина. — вздохнула она. — Я сомневалась, говорить тебе или нет… Не хотела вторгаться в твою жизнь и нарушать покой, но я просто не знаю, к кому ещё можно обратиться. Ты оказалась такой хорошей девочкой, и Дима твой тоже очень хороший. Может, вы сможете помочь? Хотя бы советом.
Эх, а ведь она ещё не знает, что произошло с Димкой. И я не уверена, стоит ли её просвещать. Как бы от волнения сердце не прихватило. А потом бабушка рассказала такое, что кардинально изменило мою последующую жизнь.
Я уже знала, что моя мама далеко не единственная, с кем папаша шашни крутил. Теперь же оказалось, что материальным воплощением его похождений оказалась не только я. Другими словами, у меня есть младшая сестрёнка, я в этом мире не одна. Это так. здорово! Вот только девочке повезло куда меньше, чем мне: та, другая женщина, не стала растить ребёнка одна и сразу после рождения отдала в приют.
— Зоя приехала к нам сначала на третьем месяце, — говорила бабуля, — они с Пашей долго ругались, он сказал ей делать аборт. Она пробовала его уговорить, но Пашка ни в какую, вообще признавать отцовство отказался. Когда Зоя ушла, мы с ним крепко поругались, я с давлением слегла.
Я так и сидела, держа в руке откушенный пирог, и слушала, почти открыв рот. Перебивать бабушку или задавать какие-то вопросы казалось кощунством. Пусть сначала скажет всё, что собиралась.
— Потом Зоя появилась уже с большим животом, на девятом месяце, пыталась его образумить. Говорила, что простит и замуж пойдёт, если позовёт. Он её выгнал, — у бабули глаза были на мокром месте. — Я и тогда не смолчала, увещевала его, чтобы за ум взялся, жену в дом привёл, семью создал. Мы вновь повздорили, и опять я с давлением слегла. А через три недели Зоя снова приехала, но уже без живота. Сообщила, что написала отказ от ребёнка и он теперь в доме малютки. Сказала: «Если тебе нужен этот ребёнок, можешь забрать, а одна я байстрючку воспитывать не буду!». Адрес дала. Но Паша, конечно же, никуда не поехал. А я — да. Дарина Иванишина, такое имя дали в приюте нашей малышке. Сейчас девочке двенадцать, и ей очень нужна семья, родная семья.
Вот это папаша! Отец года просто! И как только земля таких носит?! Да и мамаша туда же. Как можно отдать чужим людям свою кровинушку?! Я ещё не видела Дарину, но, кажется, заочно полюбила. Сестричка… Как много в этом слове тепла.
— С тех пор я с Пашей ещё несколько раз разговор заводила, но ничего не вышло. А без его согласия мне даже опеку оформить не разрешают, не говоря уже об удочерении. Квартира-то одна на двоих, а если другой сожитель против, комитет опеки даже на временное проживание ребёнка не отдаст, — пожилая женщина ненадолго прервала рассказ и сделала пару глотков травяного чая. То ли чтобы промочить горло, то ли чтобы немного успокоиться. Её рука, держащая чашку, подрагивала. — Пенсия у меня невесть какая, не хватит, чтобы жильё отдельное снимать. Да и в этой квартире я с самой юности живу. А ещё Дарину в любой момент могут удочерить и забрать в чужую семью, и мы с ней тогда вообще не сможем видеться. Уже два раза пытались (ей тогда было шесть и десять), но она брыкалась и кусалась, чтобы от неё отказались, всё надеялась, что я смогу её забрать.
У меня в горле застрял кусочек пирога, который я таки рискнула снова откусить. Запив его изрядным количеством чая, прокашлялась и отложила угощение. Каждое слово бабушки причиняло боль. Я безумно сочувствовала этим двоим и понимала, что должна для них что — то сделать. Хоть что-нибудь. Но меня волновало ещё кое-что.
— Бабуль, ты такая молодец, что не оставила Дарину и по мере возможности была рядом! Но я тут подумала. А может, таких вот Дарин у меня по всему городу ещё не одна и не две? Да и братьев порядком?
— Всё может быть. — пожала плечами она. — Но вряд ли. Паша «голову пеплом посыпал», сказал, что после какой-то «ошибки» юности (теперь я понимаю, что речь шла об Оле и о тебе), всегда предохранялся и очень внимательно за этим следил, зарёкся доверять это дело женщинам и таблеткам, а в тот раз с Зоей выпил лишнего (они у кого — то на дне рождения и познакомились), ну и не проконтролировал. Ну а после ситуации с Зоей, как ты понимаешь, стал ещё более осторожен. Так что, судя по всему, только вы, девочки, и будете моим продолжением в этой жизни. Только ваше существование и скрашивает мне старость… — бабуля снова готова была расплакаться.