Жених для няни (СИ) - Сандер-Лин Галлея. Страница 79

Сестра продолжала наворачивать сладости, параллельно отвечая на расспросы бабушки и житье-бытье. Я тоже вступила в разговор. Поначалу настороженная, девочка постепенно раскрывалась и вскоре отвечала мне с той же живостью, с какой говорила с бабушкой. Чем больше я общалась и наблюдала за Дариной, тем сильнее убеждалась: да, сёстры. В некоторых её жестах и повадках я узнавала себя. Не говоря уже о внешнем сходстве.

Когда пришло время уходить и я поднялась со скамьи, в мою ладошку вдруг вцепилась детская рука. Это был безмолвный крик о помощи. А потом Рина выпалила:

— Ангелина, увези меня отсюда, пожалуйста!

Желание уехать из этого места я понимала и без всяких просьб, но на всякий случай решила уточнить. Мало ли, вдруг происходит что-то, чего я не знаю, но о чём должна знать.

— Что-то случилось?

— Тут всегда что-то случается… Я думала, что никому не нужна, только бабушка обычно приходит и вздыхает. И я так рада, так рада её визитам, но мне из — за этого завидуют, вещи портят, — Дарина говорила напряжённо, отрывисто. — И подушечку эту красивую не оставляй здесь, всё равно отнимут. И конфеты тоже. Обратно верну, только если драться стану, так не отдадут. Тут плохо, очень плохо. Если можешь, забери меня, сестричка!

— Дарина. — у бабушки из глаз брызнули слёзы.

— Ангелина, милая, прошу тебя, если только можешь, забери! — и столько мольбы в детских глазах.

Закономерная просьба. Ожидать другого после моего визита было бы странно. Я всю жизнь неравнодушна к детям, а уж когда речь идёт о родном человечке, которому нужна помощь.

— Я тебя заберу! — решение пришло мгновенно и казалось единственно верным. — Не знаю как и что для этого надо, но заберу. Веришь мне?

Хотела обнять девочку, но она не далась.

— Не надо, другие смотрят, — сказала тихо. — Очень хочу, чтобы ты меня обняла, но мне потом жизни не дадут. К бабушке они хоть как-то привыкли, а ты такая красивая… Каждый хотел бы такую маму.

После этих слов мне ещё сильнее захотелось увезти сестрёнку из этих гнетущих стен. Выключив эмоции, я включила на максимум холодный рассудок. Чуть поразмыслив, с позволения воспитателя взяла на анализ несколько волосинок Дарины, чтобы провести ДНК-тест. Если он покажет, что мы родственники (а он покажет, в том нет сомнений), у меня будет больше шансов её забрать или хотя бы оформить опекунство. И на прощание сделала несколько снимков сестрёнки. Она не улыбалась, смотрела в экран серьёзными глазёнками ребёнка, который повидал куда больше, чем некоторые взрослые.

Потом мы заехали в местные органы опеки, где я уточнила перечень необходимых бумаг для удочерения. Собственно, справки о зарплате, жилищных условиях и медицинскую форму достать несложно, справку о несудимости тоже получим. Оставалось заручиться поддержкой мамы и. Но моё «и» лежало сейчас без сознания, так что пока отправимся на штурм мамы.

Вечерело, мы катили по улицам города, а бабушка улыбалась, хотя глаза были влажными.

— Сын у меня хоть и непутёвый, зато внучки удались на славу! — она взялась за платочек.

— Бабуль, а поехали к нам! — предложила я. — С мамой повидаешься, о Дарине ей расскажем. Я всё равно скрывать долго не смогу, раз уж решилась на удочерение.

Бабушка хоть и переживала, что встреча может пройти не очень гладко, но согласилась. Я позвонила маме, которая под присмотром Антона как раз ехала с работы, и предупредила о вечерних гостях. Она привезла небольшой тортик, чтобы отметить встречу, хотя поначалу вела себя с Мариной Юрьевной немного настороженно. Но бабушка приветствовала её очень тепло и авторитетно заявила, что полностью поддерживает мамину сторону, очень рада мне как внучке и извинилась за непутёвого сына.

И вот, когда между несостоявшимися невесткой и свекровью установились доброжелательные отношения, пришло время влить ложку дёгтя. Рассказать о Дарине вызвалась бабуля. Разговор с мамой вышел тяжёлый. Она вся как-то разом осунулась, а уж когда я завела речь о том, чтобы удочерить сестру… Но когда показала ей фотографию Рины, мамуля посмотрела на девочку, и на её губах появилась слабая улыбка:

— На тебя похожа, только тёмненькая.

Потом она ушла в свою комнату и плакала, а мы с бабушкой пили на кухне остывающий чай. Когда мама вернулась, глаза её были красными, но уже сухими.

— Хорошо, Ангелина, давай удочерять, — сказала твёрдо. — Что там от меня нужно? Заявление, что я не против, и документы на квартиру?

— Мамуля, ты лучшая! — я повисла у неё на шее.

— Не подлизывайся, — ответила родительница с притворной строгостью, но обняла меня в ответ.

Потом мы с Василием отвезли бабушку домой и отправились в больницу. Сходив к медсестричке на перевязку и заглотив половину порции обезболивающего (рана ныла уже не так сильно, как раньше), я в очередной раз приняла вахту у Андрея Петровича, устроилась на стуле у постели Димы и поставила на телефоне те песни, которые мы слушали, когда после Димкиного выпускного сидели утром у меня в комнате. Такая ностальгия. Какое это было время! Хорошее время. Пусть слушает, пускай вспоминает.

Сделав мелодию тише, я стала рассказывать, как у меня прошёл день и сетовать, что любимого ученика не было вместе со мной. Говорила, как хочу, чтобы он поскорее поправился, а сама осторожно держала его за руку. Димка должен чувствовать, что я рядом, что он не один. В разговоре упомянула и сестрёнку, призналась, что решилась на удочерение. Я как раз начала рассказывать, какая она милая, когда ощутила отрывистое ответное пожатие и услышала писк медицинского оборудования.

Глава 54

Приборы сходили с ума, Димкины пальцы судорожно сжимались, веко трепетало, будто он пробуждался от кошмара. Вскочив со стула, я тут же нажала кнопку вызова, сердце в груди зашлось в радостном нетерпении. Господи, неужели? С трепетом я смотрела в приоткрытый Димин глаз (второй-то всё ещё забинтован), взгляд которого постепенно сфокусировался на мне. Зарецкий действительно очнулся!

Потом прибежали доктор и две медсестры, меня, ясное дело, оттеснили от пациента и попросили выйти. Я с неохотой покинула палату. У меня подрагивали руки и колени, я нервно топталась в коридоре, пока врачи осматривали мою ненаглядную «мумию». Потом набрала бывших хозяев. Хоть время уже позднее, но позвонить Зарецким просто необходимо. Насколько знала, сейчас к ним в дом съехались бабушки и дедушки, которые днём навещали в больнице старшего внука. Так что в любом случае будет кого оставить с младшими детьми, если они вдруг ещё не спят. Пусть хотя бы кто-то из родителей приедет.

В итоге приехали оба. Собирались явно впопыхах, видимо, уже готовились ко сну. Мы нервно прохаживались по коридору и ждали, пока нас позовут, надеялись, что можно будет поговорить с Димой. Однако нас ждало разочарование.

— Пациент спит, — сообщил врач, выходя их палаты. — И теперь это спокойный и здоровый сон. Дмитрий очень слаб, но можно сказать, что кризис миновал. Утром сможете с ним повидаться. А сейчас, раз уж приехали, загляните ненадолго, только тихонько.

Мы вошли практически на цыпочках. Мария Ивановна беззвучно глотала слёзы радости, впрочем, как и я, Андрей Петрович, как и обычно, держался куда сдержаннее, но он тоже был счастлив, глаза так и сияли. Насмотревшись на сына, Зарецкие уехали, а я по традиции осталась на ночь. Всё, пока с Димкой не пообщаюсь, меня отсюда даже силой не выволокут!

Спала, как и в прошлый раз, беспокойно, то и дело просыпалась, но в этот раз на душе было куда теплее. Димочка, родной, ты смог, ты снова с нами! Ну когда уже наступит рассвет?!

Будильник на телефоне завибрировал в половину шестого, я проморгалась и встретилась взглядом с наполовину заплывшим серым мраморным глазом, обрамлённым фиолетовым веком. Проснулся! Подорвавшись с кушетки, ринулась к Димкиной койке.

— Ну привет, спящий царевич, с возвращением! — я улыбалась сквозь слёзы и осторожно сжимала его ладошку.