За границами легенд (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 12

Вот один из них, черноволосый, зелёноглазый, взгляд случайно заметил мой, усмехнулся насмешливо. А спутник его, заметив, что он отвлёкся от тихой беседы, обернулся. Да и кто-то из присутствующих, следящих невольно или вольно за синекрайцами, тоже. Но…

Запоздало поняла. Если про остальных мужчин и парней можно было сказать — выпучились на меня иль зыркают, то вот про этих двоих… ну, не хотелось говорить грубо. Особенно, на этого, повернувшегося в пол оборота. Причём, не просто так повернувшегося, а так… Ну, хоть картину малюй! Такая изящная поза, гордый поворот головы. Светло-карие глаза в обрамлении густых чёрных ресниц, смотревшие на меня с величественным спокойствием. Невозмутимость в густых, но изящных бровях. Длинный прямой нос, какой-то тоже гордый. Застывшие тонкие губы — ни недовольства, ни улыбки. И волосы… Его каштановым длинным волосам — аж ниже поясницы сходили иль вовсе до колен — небрежно собранным у основания шеи, по многоречинским обычаям, таким густым и гладко вычесанным, позавидовали бы многие девицы. В косу б заплести — и знатная вышла бы коса, толстая. Да ещё прихвачены не абы какой верёвкой, а каким-то длинным шнуром, свитым из ниток четырёх цветов: белым, светло-сиреневым, васильково-синим, да коричневым, под цвет глаз обладателя. И не просто свисают концы, один так, местами кокетливо или с шиком перекинулся через плечо. Да и… его спина, ровная, осанка королевская, плечи хоть и не широкие, но расправлены свободно…

Он задумчиво подхватил кружку со стола и отпил, глядя на меня. Но… как он её взял, эту злосчастную кружку! Осторожно, смыкая тонкие и изящные пальцы правой руки на рукояти, а левой — под дно кружки осторожно пальцы подложил. И к губам так поднёс… медленно… красивым таким движением… и пригубил… легко так, спокойно. Не как мужики в деревне как загребут кружку, да как запрокинут, да как отхлебнут жадно и шумно… нет… Уже тем, как этот странный молодой мужчина просто поднял чашку и как напиток пригубил, можно было залюбоваться! И… кажись, я и в правду залюбовалась… я… залюбовалась? Мужиком?.. Каким-то парнем?!

Хотя… внешне он был молод. Лет двадцать два-двадцать три, гладко выбрит, как в Синем краю. И чистый подбородок, и лицо с изящными чертами молодили бы другого, но… в этом что-то было… в глазах его… и не хотелось звать его ни парнем, ни юнцом. А как-то посолиднее назвать хотелось. Юношей. Иль даже молодым мужчиной. Ну, редко когда у парней увидишь такой спокойный взгляд, как у мужчин бывалых, зрелых, уже увидевших много чего, да чего-то уже в этой жизни достигших, настоящего, а потому имевших полное право спокойно взирать на остальных.

И… и было ощущение, что он напомнил мне кого-то. Но кого?.. Никак я не могла понять. Ведь вроде не встречала таких… невозмутимых… гордых… Пожалуй, так только аристократы могли смотреть, гордившиеся своей кровью, сокровищницей или что уже участвовали в битвах с врагом. Да, точно! Одеты были они как простолюдины, но мужчины из простого народа так держаться не могли.

— А что ты смотришь так на нас?.. — заговорил его спутник, прищурившись насмешливо.

— А как? — я подбоченилась, гордо подбородок вскинула. И говорить старалась хрипло, резко.

— А словно девица младая на прекрасного молодого мужчину?..

У меня дыхание перехватило от его проницательности. Хотя, себе спасибо, не кинулась я на рубашку и безрукавку поверх накинутую взгляд опускать, проверяя, шибко виднеется там чего, аль нет. Удержалась. Да, может, просто лицо у меня такое, смазливое, да будто выбритое или ещё не начавшее обрастать усами и бородой. Вот и издевается сей незнакомец надо мною?!

Сказала порезче:

— А мне казалось, так только девицы, когда им юность ударит в голову и кровь, с такою трепетной любовью своею мордою по зеркалам любуются?.. И проверяют: все ли смотрят на них али не все?..

Прищурился насмешливо кареглазый. Да к спутнику своему обернулся:

— Оставьте вы… его в покое, Син!

Но запнулся перед «его» так, то ли невзначай, а то ли и насмешливо. Поняли, мерзавцы?! Но как?!

— Да, Сыр, отвянь, — я проворчала.

И полюбовалась, как искажается смазливая мужская физиономия от того, как её обладатель услыхал, как я коверкаю его имя. Уже внимание всех — заинтересованное — было обращено к нам. И ладно.

Сумку эдак с силой поставила на ближайший к двери стол.

— А я и сестрица моя в драках хороши, — начала.

— Словами? — ухмыльнулся тот парень, одетый как аристократ.

— Кулаками, — нахмурилась, — А потому мы ищем знатную аль просто приличную богатую семью, которой для хозяйки иль дочерей необходим охранник!

— А драться-то умеешь, пацан? — ухмыльнулся чернореченец с проседью в тёмных волосах, сидевший неподалёку.

— А проверим?.. — ухмыляюсь.

Мгновения тишины и лениво-заинтересованного внимания. А потом вдруг кто-то сзади подкрался, да сгреб меня широкими ручищами. Да ладони его легли… на мою грудь.

— Да девка то! — гаркнули у меня над ухом, видимо, он и ростом был меня повыше, — Хрудищи у неё… — пальцы сжались на моей левой, — А ничё так…

Я, в мгновенья первые замершая от ужаса, такого хамства не снесла. И наподдала ему. Кулаком назад и куда-то вверх, к глазам его. Там хрустнуло. Он взвыл, руки разжимая. Я вывернулась, развернулась к нему — широкоплечему и рослому мужику — лицом, да коленкой вверх, по месту гордости мужской как наподдала. Он взвыл, уже то место руками прикрывая, согнувшись. А по лицу его, ревущего от боли, стекала кровь из сломанного носа.

— А ещё кто полезет — совсем без ничего останется! Мужского! — пригрозила.

На меня бросился его спутник, отрок лет тринадцати-четырнадцати, судя по таким же кучеряшкам тёмным, сын. Он сильно матерился, нападая, сверля меня глазами. Никак он испугался, что братьев у него не будет больше и сестёр. Но, поскольку взгляд его был устремлён к моему лицу, то он прозевал удар моей ноги. По коленке, с размаху. Он хряпнулся с воем и не сразу встал. Я отступила было… но то ли случайно, то ли кто подкинул… ноги поскользнулись на чём-то… я взмахнула руками, понимая, что не извернусь, не удержусь…

И вдруг застряла в падении, удерживаемая чьей-то рукой. Ощущая, как напряглись на ней мышцы. Нехилые такие мышцы…

Голову запрокинула. И встретилась со взглядом светло-карих глаз, слегка прищуренных, в обрамлении таких густых и чёрных ресниц, что многие девицы бы удавились из зависти. Они какими-то травами натирали их, маслами, а у этого мужчины они, похоже, сами так росли… И глаза его, в объятиях этих ресниц, казались ещё ярче на фоне бледной кожи…

И… И он же в стороне сидел! Как он успел так выскочить, лавки не опрокинув, да подхватить меня?!

— Вам соратник не пригодится, прелестный… — он чуть приостановился, дрогнули в усмешке краешки тонких изящных губ, — …Воин?..

Я вывернулась от него, но снова поскользнулась на похлёбке или подливке, откуда-то взявшейся на полу — никак мне под ноги зеваки недобрые плеснули — и снова, поскользнувшись, стала падать.

Он сдвинулся — так быстро и так красиво, будто в танце — и снова подхватил меня. Одной рукой — под талию, другой — запястье моё подхватил, пальцы свои с моими переплетя. А пальцы у него были нежные, холёные.

— Вы, я смотрю, танцевать так сильно любите, прелестный воин? — теперь аристократ переодетый уж улыбался откровенно.

— Да мне тут лясы точить некогда, — я мрачно проворчала, — Мне, как вы слыхали, надобно работу охранником найти.

— Вы?.. — он насмешливо вскинул изящные брови, — И охранником?

И, засранец, вдруг крутанулся, на похлёбке, так, что я невольно вскрикнула, испугавшись, что он тоже поскользнулся и хряпнется счас на меня, а тело его, гибкое, тёплое — жар его ощущался через тонкую ткань рубашки — вдруг устремилось в сторону, увлекая меня. А пальцы, с моими переплетённые, ещё покрепче прижались к моим.

И, в итоге им совершённого полукруга, мы как-то перевернулись и… и застыли… так, что я повисла, запрокинутая назад, поддерживаемая лишь его рукой, а он, невозмутимый и гордый, застыл напротив, насмешливо взирая на меня сверху вниз.