За границами легенд (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 2

Встряхнул головой, отгоняя печальные воспоминания. Увы, у меня не хватит сил, чтобы спасти всех несчастных тварей.

— Лес, мне нужно только отдохнуть в твоих объятиях! Я не буду обижать твоих обитателей!

Пространство не поверило, но набрасываться на меня своими охранниками не спешило. Интересно, а кто тут самый крупный из хищников? А, впрочем, не важно, в любом случае они не смогут мне навредить. Надо бы мне что-то подарить этому месту в обмен на еду.

Развернул полотенце, достал флейту, заиграл. Исполнил одну мелодию, пока настроение не ускользнуло.

Мне вспомнилась вдруг измученная синеглазая простолюдинка из Светополья, которой помог, накормив, и, особенно, выражение её лица, когда она услышала, что спетая ею песня — мне в благодарность за помощь, вместо оплаты — старая народная песня Наводалья. А ещё у неё были синие глаза, как у новодальцев. Вот зря ляпнул, зря потревожил ей душу. Но её синие глаза… у светопольцев не было синих глаз… её мать или бабку изнасиловал кто-то из вражеских воинов? Нет, она запомнила ту песню, значит, кто-то из новодальцев был с ней и пел ей её, не раз…

Насколько мне известно, до того дня, когда короли Новодалья, Светополья и Черноречья вдрызг перессорились, эти народы были довольно-таки близки, много общались, обменивались друг с другом знаниями, предметами искусства, товарами, да и роднились вполне охотно. Возможно, они все вышли из одного народа, прежде населявшего эту часть Белого края. Впрочем, столь глубоко в историю Белого края я не погружался. Точно помню, что поссорились правители шестьдесят семь лет назад, а вот от чего — никому не известно. Собрались все вместе на обед в Черноречье, выгнали слуг, смеялись, общались, обсуждали важные вопросы, а потом отчего-то принялись орать, да и выскочили из той залы заклятыми врагами.

А впрочем, мне нет дела до всей этой истории. Я бы и не совался в негостеприимные Враждующие страны, если бы не порвался магический слой в том месте, откуда я собирался переместиться в Тайноземье. А потом из осторожности переместился недалеко, выбрав самое безопасное заклинание, рассчитанное на перемещение в место с целым магическим полем. Ладно, так хоть случайно девушке помог. Жаль только, что взбаламутил чувства той светопольки, сказав про ту песню…

Играть как-то расхотелось от всех этих мыслях о войне и бессмысленных убийствах. Ладно, поем тогда.

Спрятал флейту в свёрток, нашёл травы со съедобными кореньями, выкопал, поел. Накопал съедобных кореньев про запас, нарвал трав. Заклинанием вычислил, в каком направлении находится ближайший населённый пункт: мне потребуются деньги и еда. Пошёл в нужном направлении. Лес наблюдал за мной настороженно и даже… Укоризненно?

Вслух сказал:

— Ну, извини, Лес. Мне надо здесь пройти. Именно здесь.

Ритм лесного шума как будто не изменился. Лес то ли поверил мне, то ли предпочёл воздержаться от комментариев.

Выбрался к большой деревне. Осторожно перелез через высокую ограду, венчавшуюся острыми зубьями отёсанных брёвен — ворота были заперты — и нос к носу столкнулся с доброй дюжиной больших непривязанных собак, а так же получил испуганный вопль ближайшей к ограде селянки. Та выплеснула на меня воду, только что набранную из колодца — ледяная волна накрыла ближайших ко мне собак. От опустевшего деревянного ведра и я, и звери увернулись.

— Хватайте его! Рвите! — истошно верещала толстая женщина, прицеливаясь вторым ведром, в которое ещё не успела набрать воды.

Прежде, чем собаки бросились, а я отпрыгнул, расслышал, как повсюду захлопали двери: обитатели деревни готовились к обороне. Говорят, во Враждующих странах все мужчины — воины…

Уклонился от трёх собак: две налетели друг на друга, третья мордой приземлилась на валявшееся ведро, взвыла. Я поднял вверх левую руку, представляя, как внутри у меня, в области сердца, появляется яркая искра — звери недоумённо замерли. Разжёг искру в пылающий шар, потом сделал его жарким и ярким как солнце. И на глазах сбегавшихся вооружённых селян — немногочисленные мужчины, парни и старики держали мечи, а многочисленные женщины схватили сковороды, ухваты и вилы — собаки опустились передо мной, умилённо заглядывая мне в лицо, виляя хвостами.

Долгую немую сцену нарушило появление шумной ватаги мальчишек со скалками и кухонными ножами, а за ними — эдак с полусотню собак, от дряхлых до щенков. Вожак подрастающего войска — подросток лет тринадцати — нёс маленький топор. В отличие от взрослых, юная охрана не смутилась странного дружелюбия собак к чужаку — и с воплями, отталкивая самых рьяных четвероногих помощников, лезших вперёд и от того путавшихся у них под ногами, помчалась на меня. Собаки, до того преданно лежавшие у моих ног, вскочили и бросились на своих юных хозяев.

Пришлось мне метнуться между теми и другими, оттолкнуть самых смелых и злых, причём, без использования оружия и уклоняясь от топора, лезвий, скалок и клыков. Ух и упарился я, усмиряя самых ретивых голыми руками! Зверей-то я быстро успокоил, а вот юнцы не сразу остановились. Пришлось осторожно выбивать оружие из рук защитников своим свёртком и свободной рукой, а потом довести нападающих до того, что они сами без сил попадали вокруг меня. Воевода упал на хвост собаке, та взвизгнула и вцепилась ему зубами в ногу. Подросток уклонился, а её пасть стала забита оторванным куском от его штанины. Когда я, тяжело дыша, выпрямился, взрослые и дети смотрели на меня с уважением и восхищением.

Отдышавшись, я прохрипел:

— Люди добрые, дайте воды бедному страннику!

— А ты кто таков? — отозвался мужчина средних лет, со шрамом через пол левой щеки.

Дружелюбно отвечаю:

— Менестрель я. Гришкой звать.

— Уж как ты словами воюешь не знаю, но кулаками и руками ты способен кого угодно с ног сбить, — заметил собеседник уважительно.

Все прочие селяне почтительно молчали. Мужчины задумчиво меня разглядывали, как будто прикидывали, нет ли способа обзавестись таким соседом и соратником — при очередном вражеском войске, рыскавшем по стране, каждый воин был дорог, особенно, деревням, и уж втройне, тем, которым до ближайшего города далеко добираться. А женщины смотрели на меня оценивающе. Ну да их мысли ясны как день: своих мужей не всем хватало. И хотя иллюзией я сделал свой облик самым обыкновенным, силу показал немалую. А впрочем, нет у меня охоты где-либо домом обзаводиться. И денег надо бы раздобыть, и еды: те, что были, все отдал синеглазке.

Усмехнувшись, развёл руки в сторону и серьёзно ответил говорившему со мной:

— Пока оттачивал лезвие своих слов, приходилось укреплять ноги, сбегая от тех, кого не сумел очаровать своими речами. Когда наконец слова мои стали вязать чужие умы и пригвождать их за любопытство к месту, тогда я вконец стал сносно зарабатывать. Но на мои деньги тут же нашлись охотники, так что пришлось мне выучиться драться.

И поверженные мной дети, и взрослые засмеялись. Кажется, теперь они меня не прогонят, выслушают. Значит, смогу раздобыть еду и, если очень повезёт, мелочь на первое время.

— Ладно, спой нам про героев и битвы, — великодушно разрешил мужчина со шрамом на щеке, очевидно, самый главный в деревне, — А мы тебя вознаградим согласно твоему таланту. А то давненько у нас праздника не было.

Люди отогнали собак — тем удаляться от меня не понравилось, но звери подчинились, легли поодаль, умилённо смотря на меня.

— А что это они себя так странно ведут? — спросила та толстая женщина, которая подняла тревогу, первой увидев меня, — Мы их учили-учили, чтоб они деревню охраняли, они и исполняли. Ты появился — и они вдруг все разом и присмирели. Ты, путник, никак колдун, а?

И селяне опять поудобнее перехватили своё оружие.

— А они пали в восхищении перед моей красотой, — ухмыляюсь.

Часть защитников засмеялась, часть — нахмурилась. Из-за дальних домов выглянули две девицы и девчонка. Ясно, самых молодых своих особ женского пола они попрятали. Где-то неподалёку, в погребах, или через тайный ход отправили в лес.