За границами легенд (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 30

— И какой ж из него мужик после того?

— Да как он мог?!

— Ах, эта молодость, любовь… глупости и ветер в голове!

— Ну, бывают такие бабёнки!

— Папа, я не понял… а что было ночью?

— Молчи, сопляк! Потом поймёшь!

— Так и до предательства родной страны недалеко дойти!

— Зарезать бабу и щенка её — и всего-то делов!

Менестрель сделал долгую паузу, чтобы выпить поднесённую ему кружку с квасом, заодно, чтобы немного попялиться на меня.

— Ну, а чё там дальше-то было?! — возмутился один из слушателей.

— Утром он ушёл вслед за войском, — спокойно ответил парнишка, продолжая смотреть на меня.

— Вот так всегда! — вздохнула одна из стряпух.

— Так и надо! — звучно хлопнул себя по ноге плотный и широкоплечий мужчина разбойничьей наружности.

— А через месяц, когда вернулось войско новодальское домой, сбежал мастер обратно в Светополье, — с улыбкой закончил менестрель, — Нашёл ту женщину — и остался жить в её доме, притворяясь крестьянином из дальнего захолустья. С сыном её он не ладил никогда, но вот женщина та его безумно любила. И он, говорили, её любил.

— Тьфу ты! — один из слушателей смачно сплюнул на пол, — И о такой дряни рассказывать?!

— Но на том история не закончилась, — улыбка парнишки стала шире.

— Ну, разумеется! — проворчал отец маленького мальчишки.

— Что же с ними стало-то?

— Может, её сын за убитого отца отомстил?

Менестрель некоторое время задумчиво молчал, потом тихо произнёс:

— Эх, кушать хочется!

И ему тотчас принесли суп и жаренную картошку, чуть позже — колбасу. Он спокойно поел, предложил «поделиться с прекрасной дамой», но я сказала, что в верных рыцарях не нуждаюсь.

— Твоё сердце занято? — грустно уточнил менестрель.

— Слушай, а с чего такой интерес к грязной девице в неподобающей одежде?! — возмутилась я.

На что последовал следующий ответ:

— Ты напомнила мне моё вдохновение.

Последовал оглушительный хохот присутствующих.

А я проворчала:

— Думаю, тебе вполне хватит вдохновения твоего.

На сей раз засмеялись лишь некоторые из собравшихся. А парнишка сильно помрачнел. Неужели, он в меня влюбился? Но вроде ж не с чего! Я его впервые вижу. Полагаю, и вид у меня, ещё не полностью оправившейся от раны, пробиравшейся по подземному ходу и находящейся в дурном настроении после встречи с бабником-отцом, не ахти какой.

— Ну, а что было дальше? В твоей истории? — уточнил мужчина, до того всё время молчавший.

Он ни улыбнулся, ни нахмурился, не засмеялся ни разу. Просто молча ел и внимательно слушал. Даже слишком внимательно. Судя по выправке и оружию — воин. Возможно, кто-то из местной стражи. Ох, как бы не сочли юнца вражеским разведчиком или подстрекателем к объединению с ворогами! Так ведь могут прирезать на месте, без каких-либо разбирательств. Но разве это имеет какое-то отношение ко мне? Я ненавижу мужчин. Пусть даже они все друг друга перебьют в войне — я не расстроюсь. Но… но этот парнишка меня накормил, когда я обессилела от голода. Он был со мной вежлив. И наплевать, что там двигало им, решившим позаботится о девице с такой странной внешностью. Однако у меня никакого оружия нет. Значит, для драки потребуется схватить у кого-то из рук нож или использовать какие-то предметы…

— Хотя жилось мастеру вполне неплохо в чужой стране — с ласковой и любимой женой, да от вдохновения не избавишься. Кто хоть раз глотнул этого вина — тот его захочет ещё и ещё, — задумчиво продолжил менестрель, — Вдохновение кому-то станет просто дополнительным удовольствием в суетной серой жизни, а кому-то — заменит воздух. Настоящий мастер может быть сколь угодно занятым или гордым, может ошибаться сколько угодно, но без вдохновения, без творчества не проживёт. И потому однажды пришло опять вдохновение к этому человеку. И сделал он деревянную флейту, чтобы сыграть для своей драгоценной жены. И был тот инструмент необыкновенно хорош, потому как лучше всего творить в дар для любимых и близких тебе людей, — взгляд парнишки скользнул по рядам слушателей, чуть дольше задержался на мне, — Играл мастер на флейте дивно, так, что иногда сын его жены заслушивался, забывал о своей ненависти к нему. А потом в Светополье пришли чернореченцы…

— И убили их? — грустно спросил мальчик.

— Спас мастер свою любовь ещё раз. Когда враги подступили к его дому, он предложил заплатить за жизнь «жены и детей» своим инструментом. Спросил, нет ли среди врагов людей, знающих толк в флейтах. А тогдашний король Черноречья, возглавивший поход, очень любил музыку, особенно, флейты. Он заинтересовался, хотя его предупреждали, что на инструменте может быть яд. Раз сыграл на флейте — и до того она ему понравилась, что расставаться с ней не захотел. Согласился отпустить четверых врагов в обмен на флейту, но с условием: чтобы больше мастер инструментов не делал. Никогда. Мол, ежели узнаю, что сделал ещё хоть один, тогда даже из-под земли достану.

— Но то ж трудно проверить! — усмехнулся кто-то.

— И всё-таки то было последнее его творение, — менестрель погрустнел. — Мастер хранил своё обещание. Хотя и трудно ему приходилось. Может, он однажды бы и не выдержал…

— А почему ты сказал, что он четверых спас? — не вытерпело любознательное дитя.

— А потому, что к тому времени у мастера и его любимой женщины дочка родилась, — дружелюбно объяснил рассказчик, — Да только он долго не прожил, мастер-то. Заболел и слёг. Жена ухаживала за ним очень много… слишком много. Остались только сын от её первого мужа, да их синеглазая дочурка. Мальчик забрал сводную сестру — и ушёл из города. А куда — никто не знает. Может, бросил дочку ненавистного ему мужчины, может, вырастил. Было то до моего рождения, потому след их найти уже никак нельзя.

— А ты сам-то откуда, парень? — вдруг спросил тот самый, слишком молчаливый и внимательный человек.

— А я — ребёнок дорог, — широкая улыбка, — Луга и леса — вот мой дом родной. Я как ветер, что летает везде и, если найдёт симпатичную мелочь, то унесёт за собой.

— Но как ты нашёл след того мастера, ежели даже имени его не знаешь? Как ты смог проследить за ним? — в глазах воина зажёгся интерес.

— По знаку, что он на своих флейтах оставлял.

— Это по какому знаку?

— Да по четырём квадратам в круге. Квадраты разного размера, двое из них пересечены между собой. Как на гербе одного из новодальских городов.

— Как?

— Ну, есть отличие небольшое. Я потому и след его нашёл.

Мальчишка, да ты спятил?! Неужели, не видишь, что неспроста у этого угрюмого мужчины такой интерес к тебе?! Зачем ты так пристально смотришь на него?! Зачем отвечаешь на его вопросы?!

— Это какое такое отличие? Разве этот герб — не символ всех тамошних мастеров?

— А при пересечении меньшого и самого большого квадратов одна из линий чуть загибается внутрь. Это можно счесть за ошибку, но…

Воин побелел. Руки у него задрожали. Ложка выпала из ослабевших пальцев на пол. Судорожно схватившись за столешницу, мужчина рывком поднялся, сшибив на пол стул. И выскочил вон, оставив дверь раскрытой. Люди зашумели: никто не понял, почему он так неожиданно убежал. Разве что хозяева столовой возмутились, что не расплатился. Но менестрель попросил простить тому побег — и хозяева с усилием заставили себя успокоиться. Всех мальчишка очаровал. Да уходи же, дурень! Уходи скорее! Вдруг тот за стражей помчался? Не простят тебе того, что бродил по землям ворогов и интересовался жизнью предателя!

А этот дурень собирался неспешно. Взял деньги от слушателей, которых «отвлёк своей грязной историей от тягостных хлопот», еду от хозяев столовой — и спокойно вышел. Я выскользнула вслед.

В нескольких шагах от столовой, на опустевшей в полдень улице, валялись серебряные, медные и золотые монеты. Чуть поодаль — пустой раскрытый кошель. Но ни хозяина, ни следов крови, ни трупа не обнаружилось. Это странно. Кто по доброй воле согласится выбросить столько денег? Кстати о деньгах… они мне нужны… Но почему они здесь лежат? Отравили, что ли их? Или их кто-то получил за чёрное дело, а потом выкинул? Не нужны мне грязные деньги, купленные чьей-то болью и кровью!