Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс. Страница 5

— Я не имею к этому отношения, ясно? — сказал Краули, не поворачиваясь. — То, что я живу среди людей, ещё не значит… А, — он махнул рукой и поплёлся дальше.

— Сюда скоро придёт вода! — взволнованно крикнул Азирафель. — Тебе лучше найти место повыше!

— Змеи умеют плавать, — отозвался Краули, не останавливаясь.

========== Пустыня возле реки Иордан, 30 AD ==========

Комментарий к Пустыня возле реки Иордан, 30 AD

Мы видели, как времени рука

Срывает все, во что рядится время,

Как сносят башню гордую века

И рушит медь тысячелетий бремя.

Сонет №64

Найти одного-единственного человека в пустыне было не так уж и трудно. Он присутствовал там, как маяк на скале, одновременно маня и беспокоя. Со стороны Рая его рождение было читерством. Он придёт и подарит прощение грешникам, и что бы ты ни совершил, любой грех можно будет искупить раскаянием. Простите — что? Никто не говорил, что так можно было! Это означало, что четыре тысячи лет работы Кроули просто перечеркни и выбрось. Кроули всегда думал, что это Преисподней можно играть нечестно — как оказалось, он глубоко ошибался насчёт Рая. Они были ублюдками ничуть не лучше демонов. Просто одевались в белое.

Было, конечно, одно небольшое кудрявое исключение из этого правила. Азирафель. Они не очень часто встречались — Кроули не горел желанием лишний раз сталкиваться с ангелом, хотя и тянуло. Было в нём что-то… необъяснимое. Что-то особенное.

Все ангелы, которых знал Кроули, с которыми его (редко, к счастью) сводила судьба, были лишёнными воображения агрессивными мудаками. Особенно Сандалфон. А их методы!.. Кроули честно выполнял свою работу, влияя на души людей — и вместо того, чтобы противостоять его козням, ангелы просто приходили и стирали города с лица земли. Что?! Разве они не должны были взращивать в людях добро? Разве они не должны были укреплять их помыслы или что там? Что за манера — чуть что, устраивать огненные дожди?

После Падения Кроули долго смирялся со своим новым существованием, но только сейчас, кажется, принял его окончательно. Ему нравилось быть демоном, ему нравилось противостоять божественным замыслам — даже просто из принципа. Ему нравилось наводить суматоху среди людей. Это было весело.

Но нынешние события были чем-то выдающимся.

Кроули не присутствовал при том, как Гавриил принёс Марии благую весть — но, говорили, событие было незаурядное. И вот теперь сын божий и человеческий вырос и был крещён. Все знали, что будет дальше. Все, кроме людей, разумеется. И даже демоны в Аду следили за событиями, захваченные интересом, во что всё это выльется.

Когда Кроули приблизился, Иисус поднял голову и посмотрел на него. Он выглядел осунувшимся и усталым. Неудивительно — сорок дней поститься, исхудаешь тут.

— Вот и ты, — сказал Иисус.

Кроули огляделся. Вокруг было пусто — ни былинки, ни деревца, только жгучее солнце и рыжий песок. Он присел на камень, подобрав длинный подол, вытряс камешки из сандалий.

— Тебя не так-то просто найти, — сказал Кроули. — Ну, как ты тут? Ждёшь какого-нибудь знака? — он показал глазами на небеса.

Иисус покачал головой. Взгляд у него был очень светлым.

— Выглядишь не очень, — сказал Кроули, глядя на его запавшие щёки. — Ты вообще ничего не ешь? Нет, я понимаю, тут из земли не растут лепёшки и сырные головы, но ты же умеешь творить чудеса, ты мог бы превратить в хлеб что угодно — да хоть эти камни, — он кивнул себе под ноги. — Или в финики. Любишь финики?.. Неплохая штука, и очень питательно.

— Нет, спасибо, — отозвался тот. — Небольшой голод помогает сохранять ясность ума. Да и потом, — он улыбнулся, — не хлебом единым жив человек, но словом Божьим.

— Слово на хлеб не намажешь, — сказал Кроули. — Ты меня извини, но наполовину ты всё-таки человек, и это не шутки. Длительное голодание ни к чему хорошему не приводит.

Иисус поднял из-под ног кожаный бурдюк с водой, приложился к нему, потом протянул Кроули.

— Если хочешь, могу превратить в вино, — предложил он.

— Из твоих рук? — с сомнением спросил Кроули. — Да я полыхну, как Северное сияние.

— И правда. Прости, — тот улыбнулся.

— Слушай, ты же знаешь, чем всё это кончится, — сказал Кроули. — Все знают. Тебя убьют. Сначала запытают, а потом убьют. Зачем тебе это?..

— Так надо, — спокойно ответил Иисус. — Это поможет.

— Кому поможет? — с сарказмом спросил Кроули. — Чем? Ты же будешь просто ещё одной жертвой — не ты первый, не ты последний! У Всевышнего пунктик на жертвоприношениях, ты заметил? Он как начал с Каина и Авеля, так и не останавливался.

— Вот это я и хочу изменить, — с лёгкой грустью сказал Иисус. — Я стану последним.

— Знаешь, с трудом верится, — сказал Кроули. — После всего, что я видел. На твоём месте я бы не стал в этом участвовать. Ты же можешь отказаться.

Иисус покачал головой.

— Нет. Это слишком важно. Я должен.

— Должен что? Умереть? Ну так сделай это в своё время, лет в девяносто — чем тебе это не нравится?

— Я хочу принести людям спасение, — негромко сказал тот.

— Людям плевать на спасение, — убеждённо сказал Кроули. — Они знают, что грешить нельзя — и всё равно грешат! Знают, что попадут в Ад — и не останавливаются! Они так хотят. Им так нравится. Поверь мне, я насмотрелся на них. Ты ничего в этом не изменишь.

— А вдруг получится? — спросил Иисус, глядя ему в лицо. — Вдруг это сработает и они помирятся с Богом? Получат шанс…

— И почему они не могут получить этот шанс прямо сейчас? — спросил Кроули. — Нет, почему это обязательно должно происходить через пытки и истязания? В пытках нет ничего хорошего, они никому не помогают, никого не спасают и не исправляют. Это просто пытки. Это просто боль, и всё, в ней нет никакого смысла.

Иисус задумчиво погладил пыльную бородку. Он выглядел одновременно очень молодым и очень старым, будто ему самому было несколько тысяч лет.

— Шанс, — язвительно повторил Кроули. — Это разве не Он создал их такими, какие они есть? Разве этот непостижимый-мать-его-план не подразумевает, что люди — это люди? Они хаотичны, они одновременно добры и злы. Хотел бы праведников — создал бы ангелов! Чего Ему ещё захотелось?

— У людей есть свободная воля. Они сами выбирают между добром и злом, — сказал Иисус. — И Он испытывает их. Как металл закаляет ковка, так душа закаляется в испытаниях.

— Чушь собачья, — уверенно ответил Кроули. — Страдания только ожесточают душу — поверь мне, это моё ремесло, я знаю, о чём говорю. Ничто так не отвращает от добрых помыслов, как ушибленный мизинец. Или когда кто-то съел последний кусок лепёшки, который ты хотел взять себе.

Иисус не ответил. Он вглядывался в Кроули, подперев щёку ладонью, будто хотел разглядеть в нём что-то.

— Ты не похож на других демонов, — наконец сказал он. — В тебе есть свет.

— Ничего во мне нет, это дырка в рукаве просвечивает, — отмахнулся Кроули, поднимая руку и демонстрируя прореху возле подмышки.

— Не отговаривай меня, — попросил Иисус. — Всё изменится, когда это случится. Я принесу людям надежду. И я не хочу затягивать… — он показал глазами на небо. — Слишком многие ждут прощения.

— Прощения, — фыркнул Кроули. — Не представляю, что это.

— Ты тоже можешь его получить.

Кроули удивлённо раскрыл глаза:

— Что?

— Ты можешь быть прощён. Ты можешь вернуться.

— В смысле — тебе это подвластно? — изумился Кроули.

Иисус кивнул.

— Уговор был насчёт людей — но ты не такой, как другие. Считай, это личное одолжение.

Кроули в замешательстве посмотрел на небо. На человека, сидящего перед ним. На свои пальцы. Они почему-то дрожали, и он растопырил их, чтобы было не так заметно.

— Ты можешь снова сделать меня ангелом? — переспросил он.

— Тебе нужно только раскаяться, — с улыбкой кивнул Иисус.

— В чём мне нужно раскаяться? — недоумённо спросил Кроули. Новость была такой неожиданной, что от неё слегка кружилась голова.