Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс. Страница 59

— Только некоторых, — тихо сказал Азирафель. — Можешь себе представить, как это злит Гавриила. Он ничего не может предпринять против Иисуса, но за графом пристально наблюдают. Им нужен только повод применить к нему самое строгое возмездие. У нас не очень поощряют людей, которые стремятся открыть тайны вселенной. Магия, колдовство — наверху считают, что людям лучше держаться от этого подальше.

— Иначе люди станут равны ангелам и дадут вам под зад?

Азирафель насупился.

— Зачем тебе я — у вас есть целый сын Божий!

— Мы не можем его позвать, — объяснил Азирафель. — Никто не знает, где он. Он появляется, только когда сам этого хочет.

— Чем это он так занят?

Азирафель пожал плечами.

— Раздаёт хлеб нищим и утешает плачущих, я полагаю. Он всегда где-то среди тех, до кого никому нет дела — с бродягами, сиротами, калеками, нищими.

Азирафель вздохнул.

Кроули тоже замолчал. Они встречались всего лишь раз, но он до сих пор помнил ту встречу. Сын плотника из Галилеи всё же увидел мир и все царства земные. И почему-то вместо всех его благ и красот он выбрал скитания среди горя, болезней и отчаяния. Наверное, потому, что именно там в нём сильнее всего нуждались?.. Кроули чувствовал странную досаду от мысли, что Иисус отверг тот мир, который Кроули ему показал. Но эта досада, как невесомая вуаль, прятала под собой что-то иное.

Надежду?.. Если сын Божий выбрал жизнь среди людей самых обездоленных, грязных, потерянных — может, однажды у него дойдут руки и до существ пострашнее?..

— Кроули, я прошу. Моя Жозефина Папильон в затруднительном положении, — доверительным и настойчивым шёпотом сказал Азирафель.

— Твоя — кто?.. — переспросил Кроули.

Азирафель выразительно двинул бровями.

— Не вынуждай меня говорить это вслух!.. Я же ангел.

— Вслух?.. А что такого? Что ещё за Жо…

Кроули замолк на мгновение — и расхохотался ему в лицо. Схватился за стол, согнулся от хохота пополам, задыхаясь.

— Я и не знал, что у неё есть имя!.. — простонал он. — Ну прости, ангел!.. Мы не были друг другу представлены!..

Азирафель смущённо и сердито смотрел в ответ. Кроули хохотал, не в силах разогнуться, тихонько всхлипывал.

— Не вижу ничего смешного, — обиженно сказал Азирафель, вызвав у Кроули новый взрыв хохота.

— Жозефина Папильон!.. — повторил Кроули, утирая слёзы, и его снова скрутило. Пришлось покрепче ухватиться за стол, чтобы не обвалиться на пол.

Азирафель с недовольным видом пережидал новый приступ, но это абсолютно не способствовало тому, чтобы Кроули успокоился.

— А ручку… ручку этой даме куда целовать?.. — простонал Кроули.

— Прекрати немедленно, — сквозь зубы потребовал Азирафель. — Ты ведёшь себя хуже мальчишки.

— О, да, да, прости, — Кроули попытался взять себя в руки, выпрямился, придал себе серьёзный вид. — Вы же потеряли дофину. Если ты ещё и Жозефину потеряешь… — Кроули прыснул, но нашёл в себе силы закончить, — обещай, что только мне доверишь её поиски. Клянусь, что приложу все усилия к её спасению!

— Начни прилагать их прямо сейчас, пожалуйста, — сердито попросил Азирафель.

Кроули протёр лицо ладонями, стряхнул с пальцев смех, выдохнул.

— Хорошо. Значит, во дворце её нет. Марии-Терезы, — с ухмылкой поправился он. — Мадемуазель Жозефина, я полагаю, пока ещё с нами.

— Я не утверждал, что во дворце её нет, — вставил Сен-Жермен, на которого смеховая истерика Кроули не произвела совершенно никакого впечатления. — Мы не могли обыскать всю округу, но, соблюдая известную осторожность, расспросили фрейлин и служанок её высочества. Никто не видел её после того, как она ушла.

— На сеансе не происходило ничего необычного? — спросил Кроули.

— Ничего из ряда вон выходящего, — ответил Сан-Жермен. — Я бы даже назвал его вполне заурядным. Духи вели себя благосклонно, охотно отвечали на все вопросы.

— У вас есть предположения, что случилось?

— Мы слишком мало знаем, чтобы судить. Возможно, её исчезновение объясняется иными причинами, но, как я уже сказал, её жизнь висит на волоске, и нам нужно спешить.

— Никто не видел, что она покидала Версаль? Она не брала ни лошадь, ни карету?

— С тех пор, как она удалилась к себе, её не видела ни одна живая душа, — с уверенностью сказал Сен-Жермен.

— Или же кто-то видел, но молчит, — пробормотал Кроули.

Опытным оккультистом он не был, и ждать от него этого было всё равно что ждать от рыбы познаний в мореплавании. Но он полагал, что сумеет распознать вмешательство демонических или каких-нибудь ещё посторонних сил. И начать поиски следовало с ближайшего окружения Марии-Терезы.

Сен-Жермен, конечно, заверил его, что они с Азирафелем уже переговорили с фрейлинами и не обнаружили ничего заслуживающего внимания, но Кроули не без оснований полагал себя более опытным в вопросах выведывания информации, чем эти двое.

Читать людские мысли он, разумеется, не умел, но ему были открыты тёмные тайны их душ — страх, стыд, чувство вины. Он умел вызывать их, умел подпитывать, а при необходимости мог просто заставить во всём признаться, если ему было недосуг играть в игры с человеческими чувствами. У Азирафеля были свои способы выведывания правды — он мог умело вызывать раскаяние и желание снять груз с души, покаявшись во всех грехах. Но если ему лгали, он мог повестись, как ребёнок.

Здесь, в Версале, у каждого были секреты, запах порока был таким стойким, что трудно было разобрать что-то определённое. Слегка попахивало мёртвыми душами, но после спиритического сеанса это было неудивительно.

— Отведите меня туда, где проходил сеанс, — велел Кроули. — Посмотрим, что вы упустили.

— Мы ничего не… — начал Азирафель, но Кроули предупреждающе поднял палец, напоминая, что он здесь главный.

— Это можно устроить, — согласился Сен-Жермен, никак не комментируя предположение о своей некомпетентности. То ли он был настолько вежлив, то ли согласен — было не разобрать, но Кроули это его спокойствие просто выводило из себя. — Мы пройдём потайным коридором, так будет быстрее.

Подойдя к стене, граф раскрыл неприметную дверь, которая полностью сливалась с обивкой, жестом пригласил Кроули идти первым. Кроули обернулся к Азирафелю.

— Мадемуазель Жозефина составит мне компанию? — поинтересовался он.

— Ты теперь до скончания веков будешь потешаться? — недовольно спросил Азирафель. — Бога ради, Кроули, ты слишком давно не был в приличном обществе. Все так говорят, когда необходимо затронуть деликатную тему!

— Вини не меня, а свою любовь к дурацким словечкам, ангел. Так ты идёшь?

— Я буду там бесполезен, — виновато признался тот. — Будет лучше, если я отвлеку внимание короля, займу его хотя бы игрой в карты, чтобы дать вам время. Если он пошлёт за дофиной, а её не смогут найти — мы не сумеем это скрыть.

— Это весьма предусмотрительно, — сказал Сен-Жермен. Он ждал у раскрытой двери, терпеливый, как мраморная кариатида, с вежливой улыбкой, под которой можно было угадывать хоть бешенство, хоть равнодушие. Чем дольше Кроули находился в его обществе, тем сильнее ему хотелось устроить графу какую-нибудь пакость.

— У вас найдётся чем промочить горло? — Кроули оглядел бутыли и реторты. — Что-нибудь, чем не красят ткань.

— Простите, мой дорогой друг, я не держу вина, — благожелательно сообщил граф. — Я не пью.

Кроули закатил глаза. Высокомерный, хвастливый, лицемерный, да ещё и трезвенник! И как такой человек вообще мог понравиться Азирафелю?

— Почему? — спросил он, кивнув ангелу на прощание. — Принципы не позволяют?

Сен-Жермен вошёл в коридор вслед за ним и притворил дверь.

— Вперёд и налево, — сказал он. — Нет, дело не в принципах. Я не употребляю еды и питья по другим причинам. Здесь направо. Видите ли, чтобы человеческая оболочка могла поддерживать высокую связь с другими мирами — или, если угодно, с другими слоями реальности — она должна придерживаться строжайшего режима чистоты.