Звезда Гаада (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 54

У мира не стало Посланника Небес. Потому что его убили на вторую неделю после его прихода. И природу восстанавливать на северном материке стало некому. Хранители не справлялись: ни чернокрылые, ни белокрылые.

Крик оборвался на середине. Гаад потерянно опустил голову, упёршись ладонями в раскалённый песок. Поникли его плечи. По щекам скатились последние одинокие слезинки. Сил не было. Воды в теле не было. Тело задыхалось от жажды и долгого бега. Тело сжигало беспощадное солнце, ослепительно сиявшее с равнодушных небес. Всё таких же невинно чистых. Их ни единое облачко не запятнало. Ни здесь, ни на гибнувшем материке. Небеса и, может сдаться, сам Страж Небес безучастно смотрели сверху, как гибнут люди, виновные в чём-то и невинные, как они озлобляются, как всё больше дурного творят. И так же равнодушно смотреть будут, когда люди начнут превращаться в зверей, в человекообразных чудовищ, которым будет наплевать, что жрать и убивать.

Гаад замер потерянно, подставляя голову и тело уничтожающим солнечным лучам. Он хотел сгореть. Просто сгореть от боли внутренней и внешней. Так получилось, что одну страшную зиму и рождённых ею голодных безумных чудовищ он уже видел. Гаад знал, что, наверное, это снова будет. Снова повториться эта мгла из Тьмы над поселениями людей. Но люди не помнят. Людям легко. Они не живут столько. Но как быть тому, кто живёт сотню лет и, может, несколько ещё проживёт? Тому, кто бездну Тьмы уже видел. Нет, ему не хотелось жить ещё.

Взгляд, мёртвый и пустой на песок и холмы перед ним. Лопается обожжённая кожа. Боль тела отчасти отвлекает от душевной боли. Лишает покоя. А так хочется, чтобы эти пески стали его могилой. Так хочется остаться здесь навсегда, чтобы никто не знал, куда он ушёл. Чтобы никто не пошёл его искать.

С трещины на лбу покатилась кровь, кровавой слезою скатилась по щеке.

Никто и не пойдёт. Все теперь знают, что это он пошёл на Гору справедливости требовать, чтобы Посланников больше не было. Он пошёл туда в тот же день, когда его Старейшина убил последнего из Посланников Небес. И Посланников больше не было. Пятьдесят шесть жутких лет, когда мир с разных сторон обгрызали стихийные бедствия, а люди вымирали целыми поселениями. Но Посланника больше не было. Посланники больше никогда не придут. Из-за него. Да, тот парень из белокрылых всё же проболтался, хотя и с большим опозданием. Но Гааду ли его винить? Странно, что ещё сколько-то молчал. Но он прав: это из-за Гаада больше не приходят Посланники небес. Может, уже никогда не придут.

Трескались сожжённые руки, покрывая разводы серой одежды кровавыми узорами.

Во всём виноват Гаад. Именно он. Но если убийца Посланника получил своё наказание в тот же день — и был убит белокрылыми — то Гаад нёс своё наказание уже не первый десяток лет. Он просто жил. Жил и смотрел, как, не смотря на все его усилия, люди умирают. Люди продолжали умирать…

Трескались колени, наполняя горячие штаны кровью. Хранитель сидел, потерянно смотря перед собой.

Вдруг стало прохладно: кто-то заслонил солнце — и на Гаада опустилась тень.

Парень поднял лицо на того, кто стоял перед ним и укрывал от солнца большими раскрытыми крыльями. Чёрными крыльями.

— Надо уходить, — грустно сказал Белик, смотря на него грустными светлыми глазами.

Гаад продолжал молча смотреть на него, даже не дёрнувшись.

— На северном материке была драка между нашими и белокрылыми.

Но обожженный солнцем и собственным отчаянием никак не среагировал.

Белик присел, сдвигая чуть крылья, чтобы спрятать его лицо.

— Собрались бороться с хаосом и подрались. Трое наших убито и семеро их. Отчего столкнулись — неизвестно. Никто не выжил. Теперь белые змеи озвереют. Убьют тебя, если найдут здесь. У тебя и сил-то и не осталось, — парень протянул руки, подхватывая друга подмышки, поднимая.

Точнее, пытаясь поднять. Тот вдруг словно каменным стал. Не подъёмным. Точнее, просто не хотел отрываться от раскалённой земли. Не хотел уходить. Хотел сгореть здесь. Или быть убитым.

— Пойдём же! — взмолился второй хранитель, — Я не хочу, чтобы сегодня убили и тебя!

— Зато я хочу, — ответил тот глухо.

— Сегодня и так уже троих моих друзей убили!

— Я просил, чтобы Посланники больше не приходили, — отозвался Гаад, смотря куда-то, будто бы сквозь него.

— Но миру хуже! Миру хуже с каждым днём!

— Миру хуже, — отозвался черноволосый потерянно.

— Миру нужен каждый избранник Небес! — с отчаянием выдохнул пришедший незваный спаситель, — Особенно, сейчас!

Но Гаад не сдвинулся, как ни пытался друг тащить его. Он только выдохнул, когда рыжий обессилено сел на песок, но, впрочем, тотчас же вскочил, обжегши задницу:

— Я просил, чтобы Посланники больше не приходили.

Сплюнув в отчаянии — жидкость тут же зашипела и испарилась на раскалённом песке — Белик исчез. Хотел было взлететь, но вовремя придумал, что это может привлечь внимание к пустыне. И к Гааду измученному внимание привлечёт. Но, может, этот упрямец скоро уже сознание потеряет? И тогда Белик его сам отнесёт на Чёрную землю. Хотя, нет, надо бы договориться с кем-то ещё. Чтобы защитил его друга, пока Белик будет умолять и убеждать других, чтобы не срывали злость на Гааде.

Гаад сидел. Кровь на старых ранах уже спеклась. А из новых трещин сочилась.

Вдруг тень снова заслонила его от солнца. Устало сдвинул взгляд. Чёрные крылья вновь заслонили его от солнца.

Белик присел перед ним, серьёзно смотря на него светлыми глазами.

«Снова эта зараза!» — устало подумал измученный хранитель.

Но Белик не сдвинулся. Он сидел и смотрел на него, серьёзно. Подозрительно спокойно сидел. Как-то даже без эмоций, хотя ругался только что. Или ругался уже давно? Но, впрочем, это неважно.

— Миру нужен каждый из хранителей, — повторила дотошная скотина.

Гаад хотел повторить, что миру явно не нужен хранитель, из-за чьих дурных слов больше ни один Посланник не придёт, из-за которого Небеса разгневались на всех. Но он уже так устал и от этого назойливого поганца, и от ран. И от ужасно жаркого солнца. А тело всё ещё было живо. Тело почему-то живучая скотина. Оно и жрать хочет, как бы ни мучилась душа, и засыпает спокойно раз в сутки или в несколько, как ни держись.

— В этой жизни всё сколько-то ошибаются, — вдруг тихо добавил Белик.

Гаад устало поднял взгляд на него. Такая серьёзность и спокойствие его другу были несвойственны.

А тот, грустно улыбнувшись, непривычно серьёзной и мудрой улыбкой, прибавил:

— Даже небеса, которые далеко от земли и человеческой суеты, порою покрываются пятнами-облаками.

Наконец-то на лице сидящего новая эмоция появилась. Растерянность.

— А ты… ты как будто мысли мои прочитал? — недоумённо выдохнул он.

Белик улыбнулся как-то странно. Поднялся, продолжая заслонять его крыльями от солнца, руку ему протянул. Повторил:

— Пойдём, Гаад. Миру нужен каждый из хранителей. Особенно, сейчас.

Но тот не сдвинулся. Тот предпочёл бы здесь погибнуть. Муки совести стали невыносимыми, ярче и жарче этого солнца над пустыней.

— Упрямый, — сердито выдохнул Белик, — Неужели, не понимаешь, как важен сейчас каждый белый и чёрный хранитель?!

Но матами родной страны не разразился. Просто поднялся и ушёл, уважая чужую волю. Ушёл со спокойным лицом.

Гаад сидел. Солнце жарило, сжигая его потрескавшееся, покрывшееся волдырями лицо, кисти рук, не скрытые одеждой. Рубашка прогрелась так, словно раскалённая броня. Словно сидел на сковороде. И мир даже стал мутнеть. Тело изнемогало.

«Вроде недолго осталось»

Но жестокая судьба и здесь не дала покоя.

Перед ним появился Белик. Злой. Вспотевший. Пропахший потом. И на сей раз хватка его, когда он вцепился в плечи Гаада, была очень жёсткой, а упрямца, как назло, уже не осталось сил, чтобы сопротивляться.

— Отстань! — с мольбой, отчаянно взмолился Гаад, — Хватит ко мне цепляться! Ты уже два раза за мной приходил! Говорю, же, что не хочу!