Звезда Гаада (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 87

Старейшина чернокрылых пытался спасти простых людей. Тех, в которых ещё сколько-то Света осталось. Чтобы спасти других, он делал то, от чего страшно и гадко становилось ему самому. Он тоже не мог смотреть на чьи-то мучения. Потому каждый раз Гаад наносил рану своей душе, разрушал самого себя изнутри. Оттого-то уже много раз мог переступить грань, умереть в муках. Вот только в нём почему-то ещё горела красная искра, ещё светилась, изредка вспыхивала ярким пламенем, но вскоре же сжималась, тускнела, едва не исчезала, потому что не выдерживала столько Тьмы. Благодаря этой искре чернокрылый всё ещё был жив…

Гаад нахмурился и отвернулся. Так, чтобы я не видела его глаза. Потому что в чужих глазах можно рассмотреть душу. Можно человека насквозь увидеть, заглянув ему в глаза. Как он жил. Добрый и тёплый ли он? Или жестокий и холодный? Надо же… человека можно понять, только если заглянуть ему в глаза!

Несколько минут я тяжело дышала, судорожно цеплялась за столешницу. Пыталась забыть пропасть в его душе и ту боль, которую он нёс в себе. Его раскаяние. Муки совести. Отчаяние. Страдания, которые ему причиняли его же упрямство и сострадание к людям и миру. Он… он не стал белокрылым. Потому, что мог карать, жестоко карать тех, кто был не прав? А разрушать — это главное свойство Тьмы. Или Гаад начал наказывать озверевших обезумевших людей именно потому, что Светом поддержать мир не мог, а мог только использовать Тьму? Но он всё-таки нашёл какой-то выход, чтобы защищать мир и помогать хотя бы каплю доброты сохранившим людям. Но… Если мне от краткого соприкосновения с его чувствами и болью стало так дурно, что же испытывает сам Гаад, неся это жуткое бремя уже несколько веков?!

Он молча стоял, отвернувшись от меня. Будто вид из окна его вдруг заинтересовал. Через спину его я не могла увидеть выражение его лица. И не могла больше почуять, что творилось у него внутри, в его душе.

Немного оправившись, попросила:

— Отпусти Тайаелла! Ты же совсем не злой, добрый! И тебе не нравится причинять кому-то боль!

— Он убил моих друзей, — произнёс хранитель ледяным тоном.

Мне вдруг привиделось то, о чём Старейшина рассказал. Более того, почувствовала большой сгусток Тьмы, прочно прилипший к левой руке Тая. Другие комки разрушающей силы свежие, от ранений и побоев…

Плечи мои поникли.

Значит, Тайаелл заслужил расплату. Он сам убивал чернокрылых. Убил нескольких из них в запале ссоры. Теперь оставшиеся в живых чёрные хранители ненавидят его. Но Тайаелл меня защищал! Хотя бы иногда шёл против жестокого Блага, чтобы мне помочь! В прошлый раз он помог мне сбежать от Блага! Старейшина белокрылых крылья мне сломал. И, наверное, даже убить мог. Но Тай тогда меня защитил. Как я могу оставить его в беде?!

— И ты хочешь, чтобы я его отпустил?! — мрачно спросил Гаад, повернувшись ко мне.

После того, как наши взгляды снова встретились, мне захотелось отступить, отойти подальше от него: столько холода было в глазах Гаада.

Он… использует дар, чтобы подавить меня?..

Мне было страшно и очень холодно, но с места не сдвинулась. Не отошла. Не отвела взгляда. Серьёзно, кивнула.

Тишина. Долгая, ледяная. Пугающая не меньше, чем его карие глаза, обжигающие холодом. Он был серьёзен. Против. Но я… разве я могу так просто отступить? А вдруг у меня ещё есть шанс спасти Тайаелла?.. Надо хотя бы попытаться!

Но что я могу?.. Предложить обмен? На колени встать?.. Предложить заплатить своим телом, как женщина?.. Попросить, чтобы меня мучили вместе с пленником?..

А Гаад спокойно смотрел на меня. Роста мы были одного или он чуть ниже меня. Но это не мешало ему застыть словно каменный склон, который никому не сдвинуть с места. Словно глыба льда, в которую можно навеки вмёрзнуть, если решиться положить на неё руки.

Предлагать себя ему было страшно. Особенно, когда он в таком жутком состоянии был, непреклонный и ледяной. Уверенный в том, что отомстить убийце друзей и напарников, справедливо.

Сначала я просто упала перед чёрным хранителем на колени, почему-то руки сложила умоляюще, хотя здесь такой жест могли и не знать, но он у меня непроизвольно получился. Грустно заглянула Гаада в глаза, снизу вверх, упрямо сдерживаясь, чтобы не отвести взгляд.

— Знаю, что он виноват перед тобой. Но Тайаелл спас меня. Он не раз вступался за меня. И будет дурно, если я ему ничем не помогу. Пожалуйста, отпусти его! Видишь, я готова униженно молить тебя помиловать его! Ты даже не представляешь, как мне совестно, от того, что переместила его к вам!

— У тебя странные представления о справедливости, — Старейшина поморщился.

Мы долго, упрямо сверлили друг друга взглядами. Я отчаянно старалась держаться, держать спину ровной и не отводить взгляда. Почему-то было ощущение, что если взгляд отведу, то опять проиграю. Как будто смотреть глаза в глаза и держать спину прямой — это часть поединка, часть важная.

Наконец Гаад присел на корточки — и наши глаза оказались ближе друг к другу — и серьёзно сказал:

— Впрочем, если он тебе так дорог, давай заключим сделку. Справишься — и я отпущу его, как бы сильно ни ненавидел.

Рванулась к Старейшине поближе, за рукав его уцепилась:

— Что мне нужно сделать?

Взгляд. Долгий. Тяжёлый. Пугающий. Он же… не попросит меня лечь с ним в постель?.. Или… попросит?..

А молодой мужчина молчал. Долго молчал, что меня ещё больше нервировало и страшно пугало. Что он потребует дать ему взамен?..

Гаад вдруг усмехнулся:

— Ты должна за две недели научиться использовать свой дар. Должна научиться осознанно и в любой миг по своему желанию использовать Свет, Тьму и Третью силу. Пускай Тайаелл сам тебя учит. А Карст будет следить за вами. Пожалуй, ему можно давать тебе советы. Иногда. Но чуть-чуть.

— Но… — от такого предложения мне захотелось растянуться на полу и разрыдаться.

Я же только чуть-чуть! Я только иногда! Я даже сама предсказать не могу, когда у меня получиться использовать мой дар, а когда — нет! Я такая никчёмная! Но он…

— Я знаю, что ты не справишься, — Гаад широко улыбнулся, — Потому и предложил такую сделку. Можешь даже не пытаться: это бесполезно. Впрочем, если тебя из-за такого мерзавца мучает совесть, тогда попробуй несколько дней лезть из кожи, надрывайся до полного изнеможения. Ему приятно будет. Легче будет уходить в небытие, зная, что кто-то пытался его защитить, вполне серьёзно.

— Ты… ты… — вскочила. Казалось, у меня кровь загорелась в венах, — Я думала, что Гаад лучше Блага, а ты…

Старейшина чернокрылых тоже поднялся, расхохотался. Только глаза его оставались усталыми и печальными, а в смехе звучало что-то нервное, надрывное, грустное.

— Впервые встречаю человека с таким странным представлением о добре и зле, о справедливости, — парень ухмыльнулся.

И исчез. Я обернулась к Карсту, ища поддержки, но рыжий смотрел на меня хмуро и недовольно. Карст не вступился сейчас за меня! Карст тоже хочет, чтобы Тайаелла убили!

Почему Гаад сегодня такой злой? Что я ему сделала? И зачем ему мучить несчастного Тая, если чёрному Старейшине совсем не нравится причинять кому-то боль? Бедный мой друг, во что я тебя впутала! О, как мне совестно перед тобой! О, что я надела! Ненавижу себя!!!

Неожиданно у входа в кухню появился Тайаелл. Он сидел, обнимая колени. Светло-русые волосы белого хранителя были грязные и спутанные, губы искусаны, на одежде спеклась кровь, в рваные дыры видны синяки, царапины и раны. Чёрная пыль кружилась вокруг него. Из глаз исчез свет, на который мне так нравилось смотреть. Гаад стоял за пленником, положив левую ладонь на его плечо.

— Я ей предложил кое-что сделать в обмен на твоё освобождение, — насмешливо произнёс Старейшина.

Тай медленно и равнодушно скользнул взором по кухне. Увидев меня, вздрогнул, широко улыбнулся. Обрадовался, что видит меня живой.

Мне примерещилось, как тусклая красная искра во мраке вспыхнула и превратилась в большое яркое тёплое пламя. Правда, сразу же погасла.