Уход на второй круг (СИ) - Светлая Марина. Страница 32

Идея с аквапарком треснула ему в голову за пару дней до этого. Звонил Тимур, предлагал встретиться, пообщаться. Время от времени он объявлялся — не как бывший коллега, а как друг. Парамонов же, как и в другие разы, когда предлагали, отказался. Так это было странно — впустить в свою жизнь Петруся на старой Таврии и с минивэном скорой. И вышвырнуть всех, кто напоминал ему о прошлом, и кто промолчал тогда, когда ему нужно было помочь.

В тот вечер, обхватив голову над чертовым телефоном после идиотского звонка, он думал о том, почему так случилось. Как так могло случиться, что те, с кем он работал, общался, дружил, бухал, консультировался и кого консультировал сам — как они все могли в один момент смолчать? Да, он написал то чертово заявление по собственному, косвенно признавая вину. Но они — они поверили в то, что он виноват?

Через мгновение трубка летела в угол комнаты, а Глеб врубил телек. Из него весело неслась реклама аквапарка с какими-то громкими слоганами про яркие эмоции и отдых для детей и для взрослых. То, что надо, чтобы не рехнуться в одиночестве.

А потом появилась Ксения. И это было первое, чего он захотел. Увидеть ее где-то в таком месте, где даже сложно себе представить. Зрелище оказалось стоящим и превзошло любые его ожидания. Ее болтало в воде, а она уперто не выходила. Потрясающе непрошибаемый характер! Она хоть когда-нибудь сдается?

«А ты слабак, Глеб Львович», — отстраненно подумалось ему, и он в очередной раз махнул рукой, подзывая Басаргину к себе — если, конечно, она его видит.

На этот раз она заметила. Умудрилась подплыть к борту сквозь течение и, ухватившись за поручень, болталась теперь напротив него.

— У тебя морская болезнь бывает? — спросил Глеб.

— Нет. А надо?

— Лучше, конечно, когда без нее. Просто тебя уже минут сорок там мотыляет. А кто-то есть хотел.

— Возможно, — она перехватилась руками на поручне удобнее и снова спросила: — В сауну пойдешь?

— Не хочу. Я не определился, какую выбрать, — хохотнул Глеб. — Меня бросает из крайности в крайность: то ли ледяной грот, то ли финская. Потому думаю поискать, где тут пиццу дают.

— После пиццы в сауну не ходят, — со знанием дела заявила Ксения. — Предлагаю компромисс. Ты идешь за пиццей, а я греться.

— Как скажешь, русалка. Пиво будешь? Или коктейль какой?

— Кислородный, — рассмеялась она и стала по поручням передвигаться к ступенькам, ведущим из воды.

Благо определиться с пиццерией оказалось намного проще. Во всем многообразии ресторанчиков она здесь была всего одна. Но с широким ассортиментом пиццы. Ткнув пальцем в первую попавшуюся, он заказал нечто и правда метровое с двойным сыром, как обещал. А еще кислородную ерунду, затребованную Ксёнычем, и бутылку безалкогольного пива для себя. И снова ждал, поглядывая на окружающих и мысленно веселясь — ловил себя на мысли, что действительно — веселясь, как давно уже не веселился. И это было странно, учитывая собственный настрой еще пару дней назад. Все же большой вопрос: это он себя спасал от одиночества или разбирался с соседкой. Второе в последнее время становилось все сомнительнее, особенно, в свете того, что она давно не стремилась вытирать об него ноги. Когда к человеку относятся по-человечески, он расслабляется.

На этот раз ждать пришлось долго. Можно было подумать, что Ксения, тоже озадачившаяся выбором, приняла Соломоново решение и бродила по всем саунам. Когда же она, наконец, появилась в ресторане, то вид у нее был совершенно умиротворенный.

— Зря не пошел, — сказала она, упав на стул напротив него, и принялась медленно поглощать коктейль.

— Если честно, просто не люблю. Все в порядке?

— Что тут может быть не в порядке?

— Например, я заказал пепперони, а ты любишь что-то другое. Я ж не просто так вопросы задаю, Ксёныч.

— Пепперони так пепперони, — пожала она плечами и потянулась за пиццей.

Он с интересом наблюдал за ее движениями — ленивыми и одновременно влекущими. Это было странно, она притягивала его даже тогда, когда отталкивала. Намеренно или нет — неважно. Нормальный бы уже развернулся и ушел, Парамонов смотрел, как она ест пиццу. Правда, сегодня за поведение ей пятерка. Твердая. Даже с плюсом. Мазохизм — это болезнь, которая не лечится.

— А ты с детства хотела стать летчиком? — с улыбкой спросил Глеб.

— Если честно, то я не помню, — она пожевала, подумала, обвела взглядом полупустой ресторан. — Наверное, нет.

— Мне кажется, о таких профессиях с детства мечтаешь. Иначе с чего бы занесло?

— Однажды я впервые полетела на самолете, и мне очень понравилось. А потом один мальчик из параллельного класса очень хотел стать летчиком, и об этом знало полшколы, — она усмехнулась. — Девочки, в основном. Потом, когда брат стал пожарным, мама долго рассуждала о мужских и женских профессиях, — Ксения снова помолчала. — А вообще-то я карьерист. Вот! — закончила она и отправила в рот очередной кусок пиццы.

— Я думаю! — усмехнулся Глеб. — С твоим упрямством, если в мирном русле, только в карьеристы. Трудно?

— Летать?

— Ну да… да и остальное — ты же, вроде как, исключение из правил. Трудно быть исключением?

— Трудно, когда этим озабочены другие.

— Главное, чтобы тебе это нравилось. Пока нравится, оно того стоит. Просто это правда необычно.

— Кто бы говорил! — повела она бровью и поднялась. — Ты не против, если мы вернемся домой?

— Я, конечно, понимаю, что со своим визитом на Мамая похож. Но не отпускать девушку домой, когда она устала, — даже для Мамая слишком.

— Ну спасибо, что не отказал, — усмехнулась Ксения.

На обратной дороге говорили еще меньше, чем, когда ехали в аквапарк. Магнитола тоже молчала. Ксения, откинув голову, смотрела в окно, не замечая ничего мелькавшего за ним.

Думала о том, в чем никому бы не призналась. Ей понравился сегодняшний день. Сама она ни за что бы не выбралась, да и просто в голову ей не пришла бы идея отправиться в аквапарк. И даже если бы кто-то додумался ее пригласить, она бы не согласилась ни при каких условиях. Исключением был Денис.

И Глеб.

Может быть, поэтому ей нравилось ехать в его машине. И совершенно было неважно куда и зачем. Просто ехать рядом. Не чувствовать себя предательницей, не просить прощения. Вина навалится дома, придавит, не даст дышать и заставит жить дальше по давно принятому правилу — она не свободна.

Обратно добрались еще быстрее. Странно было — только что в купальниках носились среди воды, а на улице настоящий январь, без критичных, но все же морозов. Парамонов остановил машину возле подъезда. Все еще не снимая с себя образа джентльмена, помог Ксении выбраться, придерживая дверцу и ее ладонь, забирал ее рюкзак из-под сидения, не возвращая его, давая понять: донесет сам и незачем спорить. И улыбался, всем видом демонстрируя: раз она старается быть с ним вежливой, то и он вполне умеет себя вести.

— Спасибо за поездку, — шепнул он, задержав губы возле ее уха.

— Тебе спасибо, — она улыбнулась и подняла на него глаза. — За неожиданность.

И Глеб, поймав ее взгляд, задохнулся от странного ощущения, толкнувшегося в груди о ребра. Шумно хапанул воздух и задержал дыхание.

— Да я сама внезапность, — услышал он собственный веселый голос.

— Это заразно, — негромко сказала Ксения и, дотянувшись до его губ, поцеловала. Чтобы оказаться в его объятиях — быстрых, крепких, горячих. Только сейчас сознавая, насколько он большой, высокий, насколько — везде и во всем. Он. Живо отзывался на ее поцелуй, будто бы ни черта тот не спонтанный, будто все это время ждал его. А потом все закружилось — внутри нее, вокруг нее, на земле и на небе. Глеб Парамонов — имбирный водопроводчик из квартиры на первом этаже — подхватил ее на руки и, не разрывая касания губ, понес наверх, на крыльцо, в подъезд и по лестнице.

Она сама оторвалась от него. Хаотичные быстрые поцелуи замелькали на его коже — коснулась колючей щеки, уха, шеи, пальцы перебирали волосы, еще немного влажные. Очнулась, когда ноги ее снова твердо стояли на земле, а она сама перед дверью собственной квартиры.