Не гореть! (СИ) - Светлая et Jk. Страница 38
Но что и кому доказывала сама Оля… Несмотря ни на что, Денис скорее бы поверил, что ей куда лучше с ее куклами, чем в пожарной части. И все же она упрямо сдавала всевозможные нормативы не только на работе, но, кажется, и в жизни.
В то время как лучше бы и правда сдавала экзамены в театральном.
Богатое воображение, врожденное актерское мастерство. С такими талантами она бы могла окончить универ экстерном!
Когда-то ему даже довелось там побывать. Перед открытием фестиваля современного искусства их отправили то ли с проверкой, то ли еще зачем. Он сейчас и не помнил. Давно было. Слишком давно. Будто бы в прошлой жизни.
Стайки студентов. Звенящая осень. Переливы желтого к небесно-синему. Небесно-синий взгляд девушки, слетевшей к нему откуда-то из сонма срывающейся с деревьев листвы. Он и не понял, как она появилась во дворе, прямо возле их машины. Остальные ушли в здание. Дэн торчал на улице, не без любопытства наблюдая за завтрашними небожителями или зайчиками в ТЮЗах. Кому как повезет.
Той — повезти должно было.
Она была настолько красива, что не верилось, что настоящая. Пожалуй, раньше и не видал таких. Ни раньше, ни потом.
Светлые волосы почти в тон жемчугу облаков. Тонкое лицо с аристократичными высокими, скульптурно вылепленными скулами. Аккуратный круглый, чуть приоткрытый ротик. Белоснежная кожа, на которой просвечивались темные прожилки. И глаза… огромные, глубокие, бархатистые — сжиженный озон, дающий цвет Поднебесью. Инопланетные глаза.
Одновременно с тем, как Денис из настоящего почувствовал, как к голове приливает жар понимания, та девушка из прошлого, чьего имени он ни за что не вспомнил бы, вдруг произнесла:
«Всю жизнь мечтала покататься на пожарной машине!»
«Можно устроить! — расплылся в улыбке Басаргин. — С ветерком, правда, не получится».
«Это почему?» — внимательно разглядывая его, спросила девушка. И, кажется, то, что она видела, ей нравилось.
«Ну это ж не Феррари» — кивнул на автомонстра красного цвета Дэн.
«Ну и ладно! В наше время проще найти, к кому в Феррари влезть, чем на пожарке прокатиться», — она оглянулась к двери, будто кого-то выискивала. Потом снова повернулась к Денису.
«Красивым девушкам — красивые машины», — рассмеялся он в ответ.
Она еще посмотрела на него с секунду, пока не улыбнулась широко и заразительно, будто позировала для глянца, но в то же время сейчас — только ему, и у него от ее вида дыхание перехватило — такие девушки, из совсем другой вселенной, крайне далекой от его части, никогда ему не улыбались.
«Меня Диана зовут», — сказала она и царственным движением протянула ему руку.
«Денис! — он пожал ее ладонь и, не отпуская, спросил: — А завтра Диана что делает?»
«Учится до двух. Потом свободна, как пташка. Все выходные».
«А давайте сходим в кино».
«Давай, — голос у нее был поставлен хорошо, обрубив слово, она ясно дала понять, что «выкать» не собирается. — Встретишь меня после пар?»
«Да легко!»
«Тогда до завтра. Не вздумай забыть», — Диана снова улыбнулась ему и наконец отняла пальцы, пригревшиеся в его руке. Но разве же можно забыть такую девушку?
Оказывается, можно. Нет, тогда, много лет назад, он не забыл. Они сходили в кино, встретились еще раз — гуляли по городу. Даже целовались. Потом последовало банальное «сегодня я занята», и Диана пропала с радаров.
Тогда — он не озадачивался. Девчонки появлялись и исчезали из его жизни, не оставляя шрамов.
Теперь… теперь, ярко помня Олино «сестра горела», Денис снова листал статьи. СМИ никогда не дремлют. Перед глазами мелькали заметки о пожаре, в котором пострадала дочь известной актрисы. И по всему выходило, что случилось это в ту самую осень, когда он познакомился с Дианой. Или она с ним…
Но с какого перепугу Оля решила, что это он бросил ее сестру? Откуда Оля вообще могла знать о нем? Да и что знать? Что было знать?! Вечер в кино? Прогулку в Голосеевском парке? Какое, к черту, «тоже любил»?
Из беспросветности, в которую угодил Денис, его выдернула Парамоша. Проснувшись, она весьма недвусмысленно настояла на дядькином внимании, заключавшемся в кормлении и переодевании. От танцев с бубном его спасли Глеб с Ксенией. Они забрали мелочь и довольно шустро ретировались из квартиры, оставив Басаргина наедине с его рваными воспоминаниями, невозможностью правильных выводов и упрямым, неослабевающим желанием достучаться до Оли.
Едва за семейством сестры закрылась дверь, Денис набрал Надёжкину, чтобы выслушать положенное количество гудков, но так и не услышать ее голоса.
Ночью то ли спал, то ли ждал наступления утра, чтобы ехать в Ирпень. Еще было темно, когда он выезжал из столицы и гнал по трассе. Отказываясь думать, что сделает, если она снова не захочет его слушать. Ее треклятое «не гореть!» он уже ненавидел. Хоть бы поставила другую пластинку! Но Дэн даже предположить не мог, что Оли не окажется дома в такую рань.
Снова звонил, и снова она не отзывалась.
Некоторое время Денис проторчал под ее домом. Спроси зачем — не ответил бы. Сидел в машине, наполненный невероятной усталостью, и изредка набирал ее номер. Эти звонки в никуда заставляли вибрировать его чувства, обострившиеся за последние сутки до предела. И он все больше понимал, что единственная неизбежная их встреча возможна только на работе.
Ближе она его не подпустит.
13. Сухих рукавов!
Больше она не собиралась подпускать его никуда.
Отреза́ла. В ее воображении это выглядело довольно живописно. Даже кроваво. Она себя от него отреза́ла и почти видела разорванные сухожилия. Они снились ей вперемешку с опаленной плотью. И она просыпалась под утро, после короткого двухчасового сна в ужасе понимая, что еще день — и снова в караул. Но спокойно на новом месте ей не спалось.
Она вообще забыла, что такое нормальный сон, и почти что не помнила, для чего так отчаянно сопротивляется собственным чувствам. В то время как помнить надо. Нужнее всего — помнить. Заигравшись в эти игры с Басаргиным, она стала путать мечты с действительностью. В ее мечтах не было никакого прошлого, и Денис ее любил. А самое страшное то, что сейчас она и сама понимала — он ведь правда ее любил. Не врет.
Это она завралась. Начиная с того вечера, когда Басаргин приехал к ней, болящей, мающейся ногой, едва с ее губ сорвались слова об Артеме, она врала. А может быть, и раньше.
Когда-то надо начинать говорить честно. И, наверное, в тот момент, как с ее уст сорвалось имя Дианы, она должна была почувствовать легкость. По законам логики, жанра и здравого смысла. Беда в том, что не почувствовала.
И для того, чтобы решить для самой себя, что дальше, она стала как пустые слоты заполнять временные отрезки от себя настоящей до себя будущей. Завтрашней. Которая все сделает правильно.
Переезд дался ей непросто. От дома она себя тоже отреза́ла. Но, по крайней мере, сборы и боль по родным стенам — живая и дергающая все нервы значительно хуже зубной — отвлекали от главного. И как бы ни было тяжело, убраться ей удалось буквально за сутки. Она увезла самое важное. Помимо того, что носят на себе и при себе, она забрала печь для обжига, кукол и материалы для работы. Работа прежде всего. Работа безотлагательна. У нее заказы расписаны на два месяца вперед. А потом, когда сделает все от первой до последней игрушки — возможно, и сама станет другой. Настанет май — и она сама будет другой.
Как ей хотелось этого!
Стать другой.
Не помнящей, не знающей, не чувствующей. Легкой-легкой. Пустой-пустой. Начавшей сызнова. Не жаждущей вновь ощутить ту нежность, которая откуда-то пролилась на нее в день, когда она засыпала на плече Дениса. И после, когда они вечером болтали обо всем на свете — важном и не очень, неожиданно узнавая друг о друге новое, чего ни за что не покажешь постороннему. Они ведь и не были посторонними. Это Оля знала теперь уже точно. И это тоже то, о чем ей надо думать.