Мир в моих руках (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 49

— Угощайся, — приветливо предложил хозяин дома — иначе и не зовёшь, — Вот то, светло-жёлтое, по-моему, самое вкусное.

— А это… — смущённо потеребила нос, — А можно я в другом месте сяду? А то как-то не по себе, когда нас двое, но мы сидим в разных концах длинного стола.

— А куда ты хочешь пересесть?

Показала на кресло справа от него. Он ни слова не произнёс, ни какого-нибудь жеста руками ни сделал, а кресло мгновенно переместилась в указанное место. Удобно. И тут же сдвинулись к моему креслу чашечки с какими-то напитками и тарелочки булочками и лакомствами.

И вот мы сидели одни, в большущей комнате, ели какие-то ягодные и фруктовые штуки, иногда похожие на варенье, пили ароматные травяные чаи… Вокруг было пустынно и чисто, как в музее, у стен, на отдалении от стола, матово блестели шкафы с большими толстыми книгами, столики с цветущими растениями, деревянные ножки, спинки и подлокотники кресел. Среди незнакомцев там приметила кустиков шесть красных мелких, но очень ароматных роз. Если бы не растения было бы совсем как-то по музейному грустно. Но были растения, многие из них цвели, иногда необычными для меня цветами, чёрными, оранжевыми, нежно-сиреневыми, малиновыми, а ветерок медленно проникал в большие окна, разнося и смешивая запахи цветов и свежих булочек, чаёв… И от того, что мы сидели близко, тоже стало как-то уютно.

— А ты из простого народа? — спросил вдруг Благ.

Осторожно спросила:

— А так заметно?

— Очень, — он улыбнулся, но как-то непривычно тепло.

И было ощущение: на этот раз совершенно искренно.

— Интересно, каково это: жить в обычной семье, иметь братьев и сестёр… — задумчиво добавил парень.

— Не знаю, — вздохнула, — У меня есть только одна мама. То есть, ещё кто-то есть, но, похоже, бабушка с дедушкой рассердились на маму и не хотят с нами общаться.

— А мама у тебя какая? — он печально посмотрел в окно на сад.

— А мама у меня очень добрая. Редко ругается, когда я плохо учусь. Из-за ерунды не цепляется. А твоя? Она здесь живёт? Почему к нам не вышла?

— Уже несколько веков, как она, отец и другие родственники, которых знал, ушли в страну предков.

Сочувственно уточнила:

— И ты… один теперь?

— Есть потомки моих родственников. Среди них эта взбалмошная Кэррис. Но я с ними редко общаюсь: у них свой мир, свои дела, а у меня — свои, — он задумчиво опрокинул в чашку с чаем ложку какой-то зелёно-сиреневой фруктовой смеси с терпким послевкусием приправ, — Но они почти все смотрят на меня как на что-то особенное, почти как на Посланника Небес. Гордятся, что в их роду есть белокрылый хранитель Равновесия…

— Что-то смотрю, ты не сильно рад от их гордости.

— Да мы почти что чужие… Прости, сам не понимаю, с чего завёл этот скучный разговор, — Благ подвинул ко мне мисочку с чем-то зелёным и остро пахнущим, — Попробуй и это. Вкус потрясающий, хотя запах… запах, если честно, сам терпеть не могу.

Насчёт вкуса сомнительно пахнущего зелёного объекта он не соврал: было очень вкусно. Почему-то спустя некоторое время уточнила:

— А друзья у тебя есть?

— Был друг… — парень нахмурился, — Но наши пути внезапно разошлись.

— Тебе бы со своими белокрылыми подружиться, — вдруг ляпнула я.

— Зачем? — искренне удивился Благ.

— Было бы веселее жить. Я так думаю. Но ты, великий и ужасный Старейшина, конечно же, можешь считать иначе.

Хранитель усмехнулся. По-доброму. И пододвинул ко мне ещё мисочку с микроскопическими ароматными булочками, украшенными кусочками зелёных фруктов. Яблочные… Похоже, ему понравилось сидеть тут вдвоём и угощать незваного гостя… Должно быть, это тяжело: вернуться в родной дом через несколько веков, когда уже все ближайшие родственники умерли. Дом, превратившийся в музей… И что толку с гордости потомков ушедших, с почтительной учтивости незнакомых слуг? Он действительно здесь чужой. А на Белой земле свой новый дом не обрёл. Пожалуй, нет ничего хорошего в том, чтобы быть Старейшиной. И в его магии и могуществе проку особого нет, раз близкие люди продолжают умирать от старости…

Я столько раз мечтала стать магом или повелительницей целого мира, моего родного или какого-нибудь параллельного. Но никогда прежде не задумывалась, каково быть такой одинокой в мире, полном людей. Потому что от силы люди становятся одинокими. Много воображают о себе — и расталкивают других людей. А те просто испуганно уходят. Моя прежняя жизнь, простая и местами скучная, вдруг показалась мне самой лучшей…

Вдруг что-то внутри защемило. Сначала душу пронзила грусть, потом…

Я выронила ложку — и она упала, расколов одну из тарелок. Судорожно смяла вышитое кухонное платье с Белой земли… Так больно, словно в живот ногой ударили…

— Кого-то мучают в окрестностях, — спокойно пояснил Благ, — Со временем ты научишься отдалять чужую боль от своей, будешь смотреть как бы со стороны, цепляясь только за сильные нарушения Равновесия…

— Я буду спокойно смотреть как кого-то мучают?! — возмутилась и тут же ахнула, схватясь за локоть.

— Сначала получившие дар малейшую боль кого-то поблизости могут чувствовать как свою, потом…

Не хочу дожидаться, пока стану спокойно смотреть на чью-то боль! О, если б только защитить того, кого бьют! Я бы переместилась туда и сама бы их побила!

И упала на мягкое место, внезапно лишившись кресла. И боль в локте стала отчётливей…

Небольшая площадь на улочке какого-то города. Старые дома в один или два этажа. Около десятка людей с упоением избивают щуплого подростка. Шесть прохожих жмутся поодаль, наблюдая, другие редкие прохожие торопливо уходят.

— Ни один из хранителей не сможет защитить всех несчастных, — спокойно сказал Благ, появляясь рядом.

Хотела послать его подальше и ринуться на мучителей, но он, словно прочтя мои мысли, крепко прижал меня к себе, зажал рот. Дёрнулась. Сильный… Укусила его руку. Не шелохнулся…Тихо сказал:

— Люди сами должны о себе заботиться. Но ты не волнуйся, каждый раз, когда человек причиняет боль какому-то разумному или не разумному живому существу, он колеблет своё внутреннее равновесие. Поначалу его тело выдерживает — Творец наделил тела каким-то запасом прочности и сил — но когда Тьмы внутри становится слишком много, человек заболевает. Он может поправиться, даря другим радость — и тем самым увеличивая внутренний Свет. Видишь, ни один поступок не останется без последствий. Они сами покарают себя за зло, особенно, если мучают невинного.

И что же, мне смириться с этим и молча смотреть? Или ещё хуже — уйти? Но кто тогда вступится за этого несчастного?

Мужчины расступились, пропуская другого, одетого чуть попышней. Тот спокойно достал из-за пояса кнут — подросток в ужасе шарахнулся от него.

— И чтобы духу твоего во дворце больше не было! — проворчал подошедший.

Несчастный торопливо сел на колени перед ним, склонил голову:

— Клянусь, я больше никогда не…

А тот с усмешкой занёс кнут…

Я бешено задёргалась, но противный хранитель слишком крепко меня держал… но ведь тот же убьёт мальчишку парнишку! Он выглядит довольным, упиваясь его унижением, опуская кнут…

Невольно зажмурилась…

Тьма и Свет, два облака — непрозрачное тёмное и белое из лёгкого тумана — резко взвились вверх, переплелись… Отчаянный вскрик ударенного… И боль словно кипятком ошпарила мою голову, шею, плечи… мгновения ужаса… капли нежного тепла, впивающиеся с кончиков пальцев хранителя в моё тело… нет, не мне… мне не надо! Надо отдать целительную силу ему, тому подростку!!!

Открыла глаза и с ужасом застыла, увидев ещё несколько ударов и сжавшееся в комочек истерзанное тело. Неужели же… неужели же никто не захочет вмешаться?! О, если б я только могла! Но как?! От волнения мысли и чувства смешались… мне больно… ему больно… мне больно… я не могу ничего придумать, а его боль становится моей…

Вдруг между мучителем и жертвой возник мальчишка в длинном и пыльном плаще, заслонил несчастного собой… получил удар кнутом по своей спине, а потом быстро развернулся, ухватил за кнут, резко дёрнул… и мерзавец распластался по площади, лицом прямо по камням, в пыль…