Мир в моих руках (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 50

— Ты… — завопил кто-то из спутников мучителя.

Взглянул на него, поймал его взор и… заткнулся. Попятился…

Нежданный заступник стоял спокойно, один, щуплый и невысокий, перед группой мускулистых и злых мужиков. Он кратко окинул их взором — и они отчего-то попятились. В какой-то миг я вдруг почувствовала жуткий холод, выползающий из его тёмных глаз… И Благ… он как будто окаменел, увидев этого мальчика. Только левая рука, державшая меня, дрожала…

— Ты, за… — вскочил поверженный разбойник.

Мальчик, точнее, юный паренёк, вдруг сграбастал его ворот, поднял плечистого и мускулистого мужика над землёй. И спокойно удерживал в худой руке. Странное зрелище.

— Уходи, — каким-то жутким голосом сказал он.

Но мужчина выхватил кинжал, метя по его шее…

Я заорала бы, не зажимай мне Благ рот… Разбойник отскочил, довольно ухмыляясь, а заступник упал, разбрызгивая кровь из разрезанной вены. Ещё больше сжался незащищённый им, выглядевший только чуточку старше…

— Гадёныши, я вам покажу, где…

И вдруг убийца потрясённо заткнулся.

Юный защитник спокойно поднялся… Мрачно дунул пыль с ладони в его сторону…

Лицо мучителя вдруг затянулось морщинами, волосы побелели, спина согнулась, словно невидимая рука в одно мгновение сняла с него его молодость и зрелость, лишила почти всех жизненных сил.

— Ты правда хочешь это договорить? — спокойно спросил парнишка, чуть наклонив голову.

Кровь уже залила половину его одежды, всё продолжала течь, но он стоял ровно, как будто ни боли не знал, ни слабости… Другие мучители попятились, сорвались на бег. Лишь постаревший вмиг замешкался, от шока, беспомощно смотрел, как подходит к нему жуткий паренёк с глубокой раной на шее, продолжающий истекать кровью.

— У тебя осталось меньше десятка лет, — всё так же спокойно сказал мальчик, в упор смотря на старика, — Проживи их толково. Если захочешь… И передай своему королю, что он мне уже порядком надоел. Ещё двое-трое избитых или убитых людей — и Тьма затянет эти земли. И будет засуха, такая сильная, которой два века уже как не видели. И будет болезнь, которая пройдёт по всей столице и ближайшим городам и деревням… — старик шарахнулся от него, упал, ударяясь о камни, но молча, без единого звука, а парень повернулся к потрясённо застывшим наблюдателям, — Боль, причиняемая другим, рождает Тьму внутри вас и вокруг вас. И разбирайтесь сами со своей Тьмой! Или научитесь дарить Свет, озаряя жизни других радостью. Выживете ли вы, когда по этому городу расползётся болезнь, зависит только от вас.

— Ты… кто ты? — тихо спросил избитый подросток.

— Какая разница как меня зовут? — усмехнулся парнишка, — Куда важнее, что остаётся после меня, когда я ухожу…

— Ты… тот самый… из хранителей? Этого… как его… Равновесия?

Но странный незнакомец только промолчал, усмехаясь… юный… с не по-детски серьёзными глазами… и что-то есть в нём, что-то такое… особенно, в его глазах… и шраме на его лице… в шраме над левой бровью, слабо скрытом прядками тёмных вьющихся волос…

— О, если бы я мог быть таким же сильным, как ты! — горестно воскликнул избитый.

— А зачем тебе сила? — спокойно спросил его защитник.

А старик и прохожие, чуть придя в себя, побежали прочь.

— Сила… — подросток даже растерялся от такого вопроса, — Конечно, чтобы защищаться.

— И только? — нахмурился незнакомец.

— Ну, силу можно использовать, чтобы защищаться или чтобы нападать. Но я не хочу мучить других. Я хочу только жить спокойно, — губы избитого задрожали, — Хотя бы недолго жить спокойно.

— Силу можно использовать, чтобы защищать других, — грустно сказал заступник.

Подросток растерянно моргнул.

— И правда, — сказал он, — Можно ещё и защищать других…

— Вот видишь. Есть три пути у того, кто имеет силу. А у тебя есть желание кого-нибудь защищать?

Чуть помолчав, избитый признался:

— Нет. Я ненавижу людей. Они жестокие.

— А что ты сделал для них? — грустно спросил парнишка с серьёзными глазами.

— Я… а зачем я должен делать что-то для них? Разве они сделали что-нибудь для меня? Разве они заступались за меня, когда меня мучили?!

Странный отрок, обладавший какой-то непонятной силой, грустно смотрел на него, чуть склонив голову. Долго смотрел. Наконец сказал:

— С такими мыслями у тебя не будет силы. Ты будешь только защищаться или нападать. Ты будешь только смотреть на них, думая об их Тьме — и тем самым будешь пробуждать их Тьму и волновать её, а она — будет бросаться на тебя.

— Так… получается… я никогда не стану сильным? — истерзанный слуга из королевской кухни заплакал, — Меня всегда все будут мучить и обижать?

— Всё зависит от тебя, — вдруг улыбнулся защитник, — Защищая кого-то, ты будешь становиться сильнее. Свет спасённых озарит твою душу и наполнит её новыми силами.

— Ты… ты, наверное, хранитель?

Парень опять загадочно улыбнулся.

— Скажи, а я… я бы мог стать хранителем?

— А зачем тебе сила? — опять спросил он у подростка.

И что-то было такое в этом настойчивом любопытстве. Как будто неспроста этот таинственный отрок явился сюда, как будто чего-то ждёт…

— Ну… я бы мог начать жить совсем иначе. Мне совсем надоела моя жизнь, в которой меня вечно бьют. А хранители, говорят, умеют летать. И творят чудеса. Вот как ты: обычный человек бы уже упал, обессилев от потери крови.

Поморщившись, незнакомец досадливо протёр шею рукой. Кровотечение мгновенно прекратилось. И, когда он медленно убрал ладонь, то рана заросла у нас на глазах.

— Стать хранителем — это значит разделить с миром всю его боль. Всю, — строго сказал он, — Ты больше не сможешь быть счастливым или спокойным, если где-то кто-то будет страдать, будь то человек или раздавленный кем-то цветок. Чем сильнее ты будешь, тем острее начнёшь чувствовать даже мельчайшую чью-то боль.

— Растения ж не живые! — растерялся подросток.

— И цветы умеют плакать. Тихо-тихо, когда их рвут или давят, когда говорят о них дурно. Только почти никто не слышит, как они плачут. Слышат только сильные. И они же стремятся защитить всё и всех, насколько хватит сил. И, кстати, ты уже не сможешь есть свою любимую жареную курицу или рыбу. Потому что увидишь Тьму и боль в их убитых телах. И тебе от этого тоже будет плохо и больно.

Это… какой-то очень странный хранитель… Даже мама и отец не говорили мне о таких деталях, а он… он задумывается о боли всех, даже самых маленьких или вроде бы неразумных существ!

— Ты правда хочешь разделить с этим миром всю его боль? Лечить весь мир, забывая о собственной усталости? Это значит стать могущественным и очень сильным. А хочешь — просто научись драться — и защищай ближайших к тебе людей, помогай попавшим в беду. Это тоже сила. Тоже хранитель, только немного слабее. Такие люди не умеют летать, но они тоже озаряют мир своим Светом. Их искра сияет очень ярко и красиво. И мир становится красивее от них. Подумай, зачем тебе сила. И что ты хочешь оставить, уходя.

И тут я вспомнила лицо таинственного паренька, вспомнила, где видела его. И хотя это глупо — обращаться к отроку, внешне похожему на отрока из моего виденья, особенно, если там было событие, случившееся несколько тысяч лет назад — я всё-таки окликнула его:

— Киа!

Он вздрогнул и обернулся, как будто я позвала именно его.

Киа… как я могла забыть это лицо? Этот непримиримый взгляд, эту привычку лезть хоть в огонь, если справедливость нарушена, эту боль и отчаяние за всех, кого он не успел спасти, за всех сбившихся с пути…

Киа… что за странные мысли лезут мне в голову? Почему такое ощущение, будто уже видела его?

— Ты кто? — спросил он, задумчиво смотря на меня.

Словно не узнал…

Это он тогда, в прошлом, шёл мимо Кайера-Карьэлла, на мосту. Он следил за ним, внимательно, как за тем, кто может стать опасным!

— Прости, у меня много дел. Мне некогда с тобой разговаривать, — сказал и медленно стал отворачиваться.

Сейчас взмахнётся его старый плащ — и он исчезнет. И не найти его, ни докричаться… Я почему-то уверена в этом. Он совсем не любит появляться перед людьми. Только…