Мир в моих руках (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 82
Вспомнил ту странную ночь, когда Творец этого мира и он, его противник, стремящийся разрушить его мир, сидели рядом на скале у моря и откровенно говорили о себе.
Вспомнил свою надежду, мимолётную и отчаянную, что пройдя по Мосту между миров, он сможет вернуться домой, в родной мир.
Вспомнил, как он и бог чужого мира ругались напоследок, по-дружески и беззлобно, так, словно и не было тысячелетий этой вражды, словно этот Кьякью Франциска никогда не обижал.
Вспомнил, как быстро, предвкушающее, билось сердце Кайера, когда тот бежал по Мосту между двух миров к родному миру, где родители нарекли его Франциском, и как оно испуганно замерло, когда между новым телом и родным его душе миром возникла невидимая непроницаемая стена.
Кайер судорожно сжал голову руками и закричал. То ли вопль, то ли рык. Его не смог заглушить даже сильный морской ветер.
Он не смог сбежать из мира, ставшего ему тюрьмой. Он не смог разрушить тело, сотканное из плоти чужого мира взамен тела, давно умершего в мире родном. Он не смог оторвать свою душу из навязанных ему оков. Не смог убежать туда…
За что?.. О, за что ему подарено бессмертие, от которого он не в силах избавиться? О, за что ему этот ад? Уж лучше бы он просто горел. Заживо. Вечность. В том аду, который воображали последователи религии в родном мире. Но только не здесь. Только не здесь!!!
Глаза защипало.
Лучше бы хоть на миг очутиться в том лесу. Даже если там давно уже нету Анжелы. Но в том лесу, чьи деревья смогут ему напомнить её смех. Как она кружилась между деревьев, задевая стволы и ветки — и окутывая себя и его водопадами капель и струй, остатков умывшего землю дождя. Услышать бы её смех. Хоть раз бы услышать её смех! Хоть раз бы взять её за руку, бледную, израненную с выдранным ногтём, от вида которого кровь стынет в его груди. Вкус вины. За то, что он когда-то мучил её. За то, что он тогда не стремился её уберечь. Яркий, едкий, сжигающий душу вкус вины был милее лесов чужого мира и забвения, которое уже укрыло в памяти очертания её лица. Почти уже насовсем. Он так редко уже мог вспомнить её лицо!
Он снова закричал, от раздирающей душу боли. Тело было иным, но душа помнила всё.
О, за что? Где же, где его девочка? Где его бедная добрая глупышка Анжела? Где его ангел, всего на мгновение осветивший его жизнь? Куда же ушла душа после её смерти? Ведь она уже умерла там? За эти тысячелетия она умерла там, а телу её воскресать было не дано. Так, где же душа её? Если его душа когда-нибудь избавится от тела, встретятся ли? Где его женщина? Женщина, жизнь которой была такой тяжёлой и глупой. Где его женщина? Встретятся ли? Дано ли им будет когда-нибудь встретится? О, Анжела! Встретятся ли они? Встретятся ли?
Кайер упал на колени, уткнувшись руками в холодный и мокрый камень.
Как они встретятся, если в том мире люди умирают насовсем? В том мире люди не бессмертные. Они умирают насовсем. И Анжелы, его ангела, там больше нет. Нигде её нет. Нигде.
Слёзы. Жгучие слёзы. Отчаянные.
Зачем ему нужно могущество, если оно не в состоянии вернуть ему его женщину? Всего лишь одну женщину?! Ему больше от жизни и не надо ничего!
Зачем ему чужой мир, в котором он может властвовать? Что ему с власти над целым миром, где нет его любимой женщины?
Зачем ему всё это? Неужели, только за то, что он не уберёг свою женщину? Если этот ад — расплата за его прежнюю жестокость с ней и за то, что он бросил её там одну, носящую их дитя, преследуемую инквизицией, то, тогда, выходит, за то. Тогда, выходит, он этот ад заслужил. И нечего думать, закончится ли этот ад когда-нибудь или суждено душе его биться в нём в агонии целую вечность.
Заслужил — страдай.
Осуждал других — теперь осудили тебя.
И плакать бессмысленно. И кричать бессмысленно. Остаётся только принять.
Принять, что выхода из этого мира нет. И Анжелы больше нет тоже.
Благ, не выдержав, поднялся и подошёл к нему. Нагнулся, хлопнул по плечу. Кайер, увидев хоть кого-то живого рядом, отчаянно обхватил его ноги, уткнулся в них лицом.
Ну, хотя бы она… его бедный и глупый ангел… Хотя бы Анжела заслужила себе рай, в котором забудет обо всём? Знать бы это! Знать бы ответ хотя бы на этот вопрос из града мучающих его вопросов. Хотя бы Анжела… хотя бы где-нибудь, хотя бы на чуть-чуть счастлива ли она?..
Благ отцепил его пальцы от своих ног — Кайер ему не мешал, смирившись с потерей и этой опоры — и вдруг присел рядом, обнял.
Так они просидели рядом на мокрых холодных прибрежных камнях. Кажется, так они просидели вдвоём тысячу лет.
И ад вдруг стал казаться не таким уж и адом.
Ад перестаёт быть адом, когда рядом хотя бы кто-нибудь есть. Когда ты не один. И когда этому кому-то до тебя хотя бы какое-то дело есть. Даже если он всего лишь желает использовать тебя, а иных объяснений его радушию больше нет. Всё-таки приятно, когда в твоём адском одиночестве есть мгновения, когда ты уже не один.
— Хреновая, смотрю, у тебя жизнь, — задумчиво сказал Благ спустя какое-то время, — Я не знаю ничего о тебе, но уверен, что твоя жизнь была хреновой.
Кайер осторожно отодвинул его руки со своей спины. И парень, поняв, его выпустил из объятий, сел в стороне. Впрочем, не выдержав пустоты и холода морского ветра, Кайер пересел поближе к нему. Белокрылый оглянулся, на миг. Потом толкнул его плечом в плечо, шутя. Мужчина толкнул его в ответ, посильней.
Потом они сидели и сколько-то смотрели на грозное море. Было хорошо и уютно сидеть рядом с кем-то вдвоём. После того, как устал от одиночества и его пустоты.
— А у тебя какая была жизнь?
— Хреновая, — мрачно ответил Благ, — До того, как я получил дар Небес, я был редкостным мерзавцем.
«И он?..»
Кайер украдкой пристально взглянул на собеседника, удивляясь этому неожиданному совпадению.
— Я был таким гадом, что довёл нашего Творца, прикинь! — парень повернулся к нему, грустно улыбнулся.
«Он умудрился довести бога своего мира?»
— И?..
— И он меня едва не убил, — Благ неожиданно фыркнул, — Точнее, он пытался. Но я выплыл из тонущей кареты. Сам выплыл, но ни кучера, ни лошадей не пытался спасти. Я видел его лицо. Видел лицо сотворившего наш мир, каким он смотрел на меня, когда я ругался об утонувшем мече. Древнем фамильном мече. Он тогда волновал меня больше сдохнувших кучера и лошадей. Правда, Творец тогда отвернулся от меня и ушёл.
— А может… он не пытался тебя убить? А только пытался дать тебе шанс? Хотя бы чтоб ты попытался спасти своего кучера?
— Думаешь, Киа пришёл тогда, чтобы дать мне шанс? Не для того, чтоб меня утопить?
— Если бы он хотел убить тебя, то мог бы и убить насовсем.
— Мог бы… — Благ растерянно моргнул, — Но потом он не мешал мне умереть! Однажды, когда я шёл от любовницы, и размяк, весь такой довольный, на меня напали бандиты, подкупленные кем-то из моих врагов. Они долго били меня, порезали мне мышцу на ноге, чтоб я не смог убежать, бросили истерзанного в грязи и ушли. Тогда Творец мира пришёл ко мне. Он просто смотрел, как я подыхаю, но вмешиваться не хотел. Он просто ушёл и оставил меня.
— Но всё-таки ты не сдох.
— Ага, — грустная улыбка, — Киа сам этого не ожидал.
Они какое-то время молчали, смотря на волны, страстно облизывающие берег. Брызги, долетавшие до них, уже вымочили их одежду, леденили тело. Но холод отвлекал от чего-то жуткого, замершего внутри, в душе. Когда душе очень больно, то боль и страдания тела от этой боли отвлекают. Не дело терзать и мучить своё тело, но иногда так хочется куда-нибудь деться от этой жуткой душевной боли! Хотя бы на миг убежать от неё. Хотя бы на миг!
— Так как же ты… выжил?
Благ повернулся, взглянул испытующе ему в лицо. Этот молодой хранитель был третьим существом из этого мира, чья судьба волновала его, за сколько-то проведённых здесь тысяч лет. Сначала до сердца Кайера невольно достучался бог пленившего его мира — вот от кого он не ожидал! Потом — музыка Камилла. А теперь — и этот дерзкий белокрылый. Страшно иметь симпатию и привязанность к кому-то, потому что потом их придётся потерять. Анжелу и Камилла Кайер уже потерял. А Кьякью… может, хоть с богом чужого мира ему когда-нибудь доведётся повидаться, если уж он застрял тут? Вот с Кьякью он бы повидаться хотел!