Игра мистера Рипли - Хайсмит Патриция. Страница 21

8

Джонатан положил четыре тысячи франков в конверт и спрятал его в одном из восьми похожих друг на друга ящиков деревянного шкафчика, стоявшего в глубине его магазина. В ящике, втором снизу, валялись обрывки проволоки, бечевки и бирки с заклепками – всякий хлам, который, по мнению Джонатана, хранит скряга или человек с причудами. Это был такой же ящик, как и тот, что помещался ниже (Джонатан представления не имел, что в нем хранилось), обычно Джонатан его не открывал, а значит, и Симона, решил он, не откроет, когда будет помогать по магазину, что она делала нечасто. Деньги Джонатан всегда держал в верхнем ящике справа под деревянным прилавком. Оставшуюся тысячу франков он положил в пятницу утром на общий счет в «Сосьете женераль». Пройдет недели две-три, прежде чем Симона заметит еще одну тысячу, но даже если она и увидит ее в чековой книжке, то, возможно, ни о чем не спросит. А спросит, так Джонатан на это ответит, что с ним неожиданно расплатились сразу несколько покупателей. В чеках за счета обычно расписывался Джонатан, банковская же книжка лежала в ящике письменного стола в гостиной, до тех пор пока у кого-нибудь из них не возникала в ней необходимость, чтобы заплатить за что-нибудь, а такое случалось примерно раз в месяц.

В пятницу днем Джонатан нашел повод кое-что потратить из тысячи. В магазине на улице Франс он купил Симоне твидовый костюм горчичного цвета за триста девяносто пять франков. Он увидел этот костюм еще за несколько дней до отъезда в Гамбург и подумал тогда о Симоне – круглый воротник, темно-желтый твид в коричневую крапинку, на жакете четыре коричневых пуговицы квадратом. Костюм, казалось, был сшит специально для Симоны. Цена на его взгляд была умопомрачительной, просто не по карману, подумал он тогда. Теперь же ему казалось, что костюм достался чуть ли не задешево, и Джонатан с удовольствием смотрел на свою покупку, аккуратно уложенную между белоснежными листами папиросной бумаги. И реакция Симоны заставила его еще раз испытать удовольствие. Джонатан подумал о том, что это первая ее новая вещь, первый красивый костюм за пару лет, потому что платья, купленные на рынке или в недорогом магазине сети «Призюнике» в счет не шли.

– Но это, наверное, ужасно дорого, Джон!

– Да нет, не очень. Гамбургские врачи выдали мне аванс на тот случай, если придется еще раз ехать. Притом вполне приличный. Так что не думай об этом.

Симона улыбнулась. Она не хотела думать о деньгах, Джонатан видел это. Сейчас не хотела.

– Пусть это будет подарком на мой день рождения.

Джонатан тоже улыбнулся. День рождения у нее был почти два месяца назад.

В субботу утром в магазине у Джонатана зазвонил телефон. В то утро он звонил уже не однажды, но на этот раз было ясно, что звонок междугородный.

– Это Ривз… Как дела? – Хорошо, спасибо.

Джонатан вдруг весь напрягся. В магазине находился покупатель, рассматривавший образцы дерева для рам, висевшие на стене. Но Джонатан говорил по телефону по-английски.

– Завтра я приезжаю в Париж и хотел бы с вами увидеться, – сказал Ривз. – У меня для вас кое-что есть – вы знаете, что я имею в виду.

Голос Ривза звучал по обыкновению спокойно.

Симона хотела, чтобы Джонатан съездил завтра к ее родителям в Немур.

– Мы можем встретиться вечером или… часов, скажем, в шесть? Обед у меня затянется.

– О, разумеется, я понимаю. Ох уж эти французские воскресные обеды! Хорошо, часов в шесть. Я остановлюсь в гостинице «Кейре». Это на бульваре Распай.

Джонатан слышал об этой гостинице. Он сказал, что постарается быть там часов в шесть или семь.

– По воскресеньям ходит меньше поездов. Ривз ответил, чтобы Джонатан не беспокоился на этот счет.

– До завтра.

Наверное, Ривз привез деньги. Джонатан переключил свое внимание на покупателя, которому потребовалась рама.

В воскресенье Симона выглядела великолепно в новом костюме. Прежде чем отправиться к Фусадье, Джонатан попросил ее не говорить, что ему платят немецкие врачи.

– Я не дура! – незамедлительно отреагировала Симона с такой убежденностью, что в ее словах прозвучал двоякий смысл. Джонатана это развеселило, но он почувствовал, что Симона вообще-то скорее на его стороне, чем на родительской. Чаще ему казалось наоборот.

– Даже сегодня, – заметила Симона, обращаясь к Фусадье, – Джон должен ехать в Париж, чтобы побеседовать с коллегой немецких докторов.

Это был самый настоящий воскресный обед. Все чувствовали себя раскованно. Джонатан с Симоной принесли бутылку «Джонни Уокер».

Джонатан сел на поезд, отправлявшийся из Фонтенбло в 16.49, потому что удобного поезда из Сен-Пьер-Немура не оказалось, и прибыл в Париж около 17.30. Затем он пересел в метро и доехал до самой гостиницы.

Ривз оставил записку Джонатану, чтобы тот поднимался к нему в номер. Ривз без пиджака лежал на кровати и, очевидно дожидаясь гостя, читал газеты.

– Привет, Джонатан! Как жизнь? Садитесь… куда-нибудь. Могу вам кое-что показать.

Он полез в свой чемодан.

– Вот это… для начала.

Из квадратного белого конверта Ривз достал лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом и протянул его Джонатану.

Письмо на английском было адресовано в «Суисс Бэнк Корпорейшн» и подписано Эрнстом Хильдесхаймом. В нем содержалась просьба открыть банковский счет на имя Джонатана Треванни, сообщался адрес магазина Джонатана в Фонтенбло и говорилось, что прилагается чек на восемьдесят тысяч марок. Письмо, которое держал в руках Джонатан, было копией, заверенной подписью.

– Кто такой Хильдесхайм? – спросил Джонатан, а сам тем временем думал о том, что немецкая марка стоит примерно в один и шесть десятых раза больше французского франка, так что восемьдесят тысяч марок составляют больше ста двадцати тысяч французских франков или около того.

– Бизнесмен из Гамбурга. Я несколько раз оказывал ему кое-какие услуги. Хильдесхайм вне подозрений, в его отчетах эта сумма не значится, так что ему нечего опасаться. Он прислал именной чек. Дело в том, Джонатан, что деньги переведены на ваше имя, отправлены вчера из Гамбурга, поэтому на следующей неделе у вас будет персональный счет. Это сто двадцать восемь тысяч французских франков.

Ривз не улыбался, но вид у него был довольный. Он потянулся к коробке, стоявшей на письменном столе.

– Голландскую сигару? Очень хороши. Джонатан с улыбкой взял сигару, но только потому, что это было для него нечто новое.

– Спасибо.

Он прикурил сигару от спички, которую поднес Ривз.

– И за деньги спасибо.

Это даже не треть. И не половина. Но этого Джонатан не мог произнести вслух.

– Да, хорошее начало. Парни из гамбургского казино вполне довольны. Двое других членов семьи Дженотти – еще одна мафиозная группировка, которая там крутится, – утверждают, что ничего не знают о смерти Сальваторе Бьянки, но, разумеется, другого они и не могли сказать. Теперь мы хотим убрать одного из Дженотти как бы в отместку за Бьянку. И это должна быть большая шишка, capo [52] – на ступень ниже босса, понимаете? Есть один человек, его зовут Вито Марканджело. Почти каждый уикенд он ездит из Мюнхена в Париж. У него в Париже подружка. Он главный над бизнесом наркотиков в Мюнхене – во всяком случае, главный в своей семье. Между прочим, что касается наркотиков, Мюнхен сейчас будет даже поживее Марселя.

Джонатан слушал вполуха, дожидаясь момента, когда можно будет сказать, что он не собирается браться за очередное дело. Между тем в умонастроении Джонатана за последние сорок восемь часов произошли перемены. Странно, но само присутствие Ривза оказывало на него действие, лишая его сил возражать, отчего их разговор становился вполне конкретным. Да и о том, что у него, вероятно, в Швейцарии уже имеются сто двадцать восемь тысяч франков, нельзя забывать. Джонатан как сел на краешек кресла, так и сидел, не двигаясь.

– …прямо в поезде, а это дневной поезд, экспресс «Моцарт».