Очередной советник Сталина с ноутбуком и суперсилой (СИ) - Бандильерос Ганс "Bandileros". Страница 47

– С автомобилями намного лучше, – обрадовался Берия, – Хотя… двигатели в его технике практически соответствуют авиационным поршневым моторам по технологическим характеристикам. Мы разобрали и сделали чертежи только тяжёлого грузовика КрАЗ.

– Почему?

– Остальное не так критично. Тяжёлый грузовик с высокой проходимостью крайне необходим как в армии, так и в народном хозяйстве. Что ж… технологический уровень уже куда ближе, и думаю, мы можем наладить его серийный выпуск на крупном автозаводе. Например, на ЗИСе. Однако, это отвлечёт людей и ресурсы от выпуска военной техники.

– Снижать темпы выпуска нельзя, – покачал головой Сталин, – коней на переправе не меняют. Ты лучше вот что скажи, какой результат дало ваше первое сотрудничество? По поводу радио? Стоило ли оно того?

– Стоило, – уверенно сказал Берия, – мы получили целый поток данных от радиоперехвата немецких переговоров. Благодаря им нам удалось предотвратить окружение крупных группировок и избежать гибели почти восьмисот тысяч солдат на фронте. Немецкие переговоры для нас как открытая книга, поэтому в целом, ситуация гораздо лучше, чем в негативном сценарии, – негативным сценарием он называл рассказанную Кивриным историю, – по части управления войсками ситуация так же более позитивна. Мы оснащаем радиостанциями все новые самолёты, чего раньше никогда не было.

– Это хорошо, это замечательно, – согласился Сталин.

О том, что в их руки попало около полумиллиона тонн алюминия, что превышало все поставки ленд-лиза и собственную выработку за годы войны, они оба не говорили. Как и про то, что в конструкции новых советских поршневых истребителей применили гораздо меньше дерева и даже на некоторых – элементы из титановой штамповки. Это было восхитительно, но всё же…

Товарищ Сталин покачал головой.

– Это всё хорошо, но есть мнение у меня, что товарищ Киврин может намного больше.

– Может. Но он простой человек и помогает нам на энтузиазме. И я согласен с ним в том, что помощь помощи рознь. Иная может сделать только хуже. Товарищ Киврин это понял сразу и поэтому осторожничает.

– С гаубицами он так не осторожничал.

– Гаубицы… они разрабатываются редко, стоят на вооружении десятилетиями, и не сильно отличаются от своих старых предков. Поэтому нет ничего экстраординарного в его гаубицах. Просто дальнобойные и точные, ввиду большой мощности порохового заряда и превосходной точности изготовления.

– Фронту нужны ресурсы, промышленности нужно оборудование, – отрезал Сталин, – то, что товарищ Киврин создаёт готовую продукцию – это он молодец. Это хорошо, но нам нужно продолжить повышать свой технологический уровень. Осваивать новые высоты и достичь хотя бы уровня германии.

Берия только вздохнул.

– Проблема не в станках, товарищ Сталин, проблема в рабочих. Они обладают низкой культурой труда, хотя и большой политической сознательностью. Я начинаю понимать коммерческое мышление товарища Киврина. Честно говоря. Что с таким рабочим сделать? Его и бить и расстреливать бесполезно – он самый-самый преданный и честный. Но дурак. Что с таким делать – никто не знает.

– Это ты брось. С чего бы это тебе поддаться на пропаганду товарища Киврина?

Берия только пожал плечами:

– Да в общем-то не поддался, а думал. Нужна эффективная мотивация, причём – положительная, а не отрицательная. Кнута дурак не боится, ему достаточно пайка, много не хочет. А вот ради того, чтобы получить пряник – может и постараться стать умным. Плохая мотивация это серьёзный недостаток всей нашей экономики. Самый примитивный человеческий инстинкт – собственничество, и побороть его нельзя. Никак. Вообще, у меня возникает ощущение, что мы пытаемся объявить войну человеческой природе. Несовершенной и порочной.

– А ты предлагаешь что ли награждать? – возмутился Сталин.

– Предлагаю эксплуатировать эту самую природу. Одно умное размышление у Киврина всё же было – наш строй похож на абсолютный порядок. А порядок хрупок, неподвижен, инертен. Из этого возникают все прочие проблемы – мелкие диссиденты, которые воспринимаются нами чуть ли не как враги государственного масштаба, вражеская пропаганда, собственная стагнация и, в конце концов – потеря возможности что-то изменить. Мы пытаемся контролировать всё, но вместо эффективного управления получается превращение того, что раньше делалось частными лицами – в казёнщину. Со всеми вытекающими странностями, перекосами, откровенными оксюморонами. Мы с вами не вечны, даже очень не вечны.

Сталин недовольно пыхнул трубкой, которую раскуривал. Отбросил спичку в пепельницу.

– И?

– Может быть, пойдём по китайскому пути? Это единственный коммунистический строй в истории, который не только выжил, но и достиг высот во всех смыслах. Экономика, социальный строй, политика, внешнее влияние, внутренний контроль, технологии, освоение космоса и крупные проекты… всё сделали китайцы.

Сталин ещё более недовольно посмотрел на Берию.

– Вот почему, скажи мне, Лаврентий, почему у них это получилось? – недовольно и быстро повысил голос Сталин, – что они такого сделали?

– Коммерция. Они умудрились объявить капитализм. Но при этом сохранили крепкую государственную власть, мелким капиталистам это оказалось выгодно, поскольку государство их защищало от огромных корпораций. А ещё они практически совершили невозможное – они покорили и использовали как свой инструмент то, с чем мы так долго боролись – рынок. К примеру, власть китая занизила курс национальной валюты – и это привело к тому, что работать на экспорт стало выгоднее, чем продавать товары внутри страны. Работа на экспорт потребовала интегрироваться в мировую экономику. Политическая стабильность и плавное ведение реформ, привели к тому, что Китай стал крайне популярной страной. Никто не разрушит всё в одночасье, никто не будет ничего существенно менять, всё развивается последовательно и пошагово, эволюционно. Реформы растягиваются на десятки лет, так что бизнес легко адаптируется к меняющимся условиям. Этот подход оказался восхитительно привлекательным для всех – и своих, и чужих. В итоге как бы запад не ругал китай, всё равно узкоглазые держат всю мировую экономику в кулаке. И никуда от них не деться. И все к этому просто привыкли. Забавный факт – самая густонаселённая и могущественная страна в мире – коммунистическая. Но коммунизм всё равно все в будущем похоронили.

– Китайцы молодцы, я не зря в них увидел большой потенциал. Но не думал, что они продержатся так долго и дадут такие хорошие результаты, – сказал Сталин, – ты думаешь, что-то подобное могло бы прижиться у нас?

– Основные ходы китайского правительства определённо могли бы прижиться, – согласился Берия, – Если бы мы думали категориями догм и лозунгов, ни вас, ни нас бы здесь не было, товарищ Сталин. Меня не покидает мысль, что в проектировании теории плановой экономики была допущена ошибка, на самой первоначальной стадии. И эта ошибка потянула за собой цепь неправильных выводов, снизив жизнеспособность всей системы.

– И что это за ошибка? – поднял голову Сталин, до того молча куривший, и слушавший Берию.

– Пожалуй, товарищи не учли человеческую природу. Они судили по себе – то есть по идеологически чистому, крайне сознательному, высокодуховному и высококультурному человеку. Но это было ошибкой. Принцип полного контроля над всеми процессами так же себя оправдывает условно – государство не может мгновенно подстраиваться под изменение обстановки, особенно если оно мелкое. Особенно если резкое. Промышленность не подстраивается под потребителя, она подстраивается под государство, потому что государство ею руководит, а не потребитель, посредством рынка.

– И что?

– Имею мнение, что самая жизнеспособная политическая система в мире и в истории – это социализм, опирающийся на частный капитал и строгое соблюдение законов. Это первое. И построить успешное государство в отрыве от мировой экономики у нас не получится – нам неизбежно нужно иметь высокий экспортный потенциал. Выиграв войну с Германией, мы можем проиграть мир после войны