Тайны темной осени (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 17

Гудок, мелодия из «Адвоката дьявола»… тишина.

«Оля, ответь», — взмолилась я, покрываясь ледяным потом от ужаса. — «Оля, ответь! Ответь! Оля!!»

Бездушный голос робота сотового оператора сообщил:

«Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети»

Это ещё не самое страшное. Это — в Хосте горы, сеть ловится не везде. Подождём полчаса…

Чтобы отвлечься и не сойти с ума за эти полчаса, я пыталась поработать, ничего не получалось. Тогда взяла карандаш и лист А4 из стопки, начала рисовать…

Рисовала я всегда хорошо, учителя хвалили, прочили художественную школу, будущие лавры классика, ставшего классиком при жизни. Но я уже тогда чувствовала своё «я-есть», и оно отчётливо говорило мне, что на выставках под прицелом фотокамер журналистов и пишущих предметов искусствоведов будет кто-нибудь другой, не я. И так оно и случилось в жизни.

Я надолго забыла о рисовании. Училась, потом начала работать. И вот, забытое, казалось, навсегда, умение вернулось ко мне. В прошлый раз я рисовала того парня, уже в четвёртый раз награждавшего меня жутью, светящей из его ярких, как фонарики, голубых глаз.

В этот раз рисовала Ольгу.

Я поняла, что это Ольга, по завиткам волос, выбивающихся из-под повязки. По родинке на шее, у самого плеча. По смешным тапочкам-тиграм, которые я подарила ей год на день рождения вместе с тигровым же кигуруми. Кигуруми сестра благополучно закинула в шкаф, а вот тапочки носила, прикипела к ним, всегда брала с собой в дальние поездки, предполагающие ночёвки вне дома.

Я смотрела на рисунок, моей же рукой вырванный из белизны листа, и в душе рос немой крик.

Оля лежала на носилках, и то, что эти носилки несли в скорую, а не в катафалк-труповозку, вселяло какую-т о надежду, но — слабу.

«Оля, ответь!»

Длинный гудок, «Адвокат дьявола», «абонент временно недоступен…»

Я поняла, что мне надо в Хосту. Вот прямо сейчас, сегодня, в ближайшие тридцать минут — в аэропорт, в Сочи, оттуда на такси к маме. С Олей что-то случилось, с Олей случилось…

«Я птицу счастья свою отпускаю на юг, теперь сама я пою, сама летаю…» — от песенки, поставленной на вызов от сестры я подскочила на месте.

— Римус, — раздался в ухе её голос, — не сходи с ума. Сто вызовов за полчаса, ты чего?

— А… эм…

— Что такое?

— С тобой всё в порядке, Оля?

— Конечно!

— Не врёшь?

— Да ну.

— Ты в больнице! — обвинила её я. — В больнице, с переломами, а мне — врёшь!

— Римус, рехнулась?! Лови картинку!

Она мне ещё язык показывала!

— Ты на машине, что ли? Оля, осторожнее!

— Нет, Римус, ты точно перепила вчера. Не спорь, Лёшик рассказал. Ты держись там, ладно?

— Хорошо… Оля, только я тебя умоляю, осторожнее! Пожалуйста!

— Я буду осторожна, Римус. Не кипишись.

Короткие гудки, отбой.

Жива. Оля жива. Тогда к чему этот поганый рисунок из моего подсознания? Накатило, я скомкала его… но кинуть в корзину не решилась. Бережно расправила, и вдруг увидела в стороне от носилок, за рукой санитара — самого санитара не было, только руку от него я нарисовала, — так вот, за рукой санитара, в перспективе, намеченной слабым штрихом, маячил, кажется, знакомый плащ.

Чёрт. Да что со мной такое сегодня? Что за Кассандрины замашки?!

Снова скомкала, снова побоялась выкинуть. Развернула. Никакого плаща не было, показалось. В окно вдруг сыпануло барабанной дробью — снег с дождём. А что вы хотите, осень…

Тёмная осень.

Я встала из-за стола, прошлась по кабинету. За вторым столом напротив сидел Саша Чекалов, но он уволился ещё летом, звал с собой и меня. Я тогда не ответила чётко, сказала, что доведу проект, а там посмотрим. Надо будет ему позвонить… Да, позвонить.

Смартфон высветил багровую батарейку. Да чтоб его! Поставила на зарядку.

Мимо DNS’а хожу, а заглянуть и выбрать другой смартфон, всё никак не зайду, забываю. С посаженным аккумулятором точно ведь влипну во что-нибудь. Надо будет срочно позвонить, да хотя бы в ту же скорую, и не смогу.

Лампочка мигнула два раза и лопнула, осыпав меня осколками. Зараза! В светильнике их было две, так что полного мрака не настало. Но я сразу ощутила как гнетёт тусклый свет. Всё вокруг словно сдвинулось, рухнуло в какой-то подвал, бог знает почему именно подвал, но именно он. И словно бы потёк изо всех углов и щелей слабый трупный запах склепа…

Я перегнулась через стол, глянула в монитор. Копирование завершилось, хорошо. Выкатила на экран рабочую область виртуальной машины, где стояла моя система. Запустила в режиме отладки. Поползли по чёрному экрану цветные линии, начала формироваться таблица значений. Пусть пока… Пойду кофе глотну.

В холле, видно, тоже лампочки начали перегорать, а заменить — не, будем экономить. Те, что остались, были холодного синеватого света, и ощущение морга только усилилось. Почудилось даже, будто запахло формалином. Но нет, воображение разыгралось, тем более, близкое знакомство с моргом свела на днях, когда хоронили бедную тётю Аллу.

Вот ведь… жил человек. Никому при жизни не нравился, кроме, может быть, родного сына, да и то, с оговорками. А теперь не стало. И как бы я ни относилась к тётке, с раздражением, досадой, иногда с ненавистью даже, а вот такого страшного конца ей никогда не пожелала бы.

Зачем она приехала ко мне тогда? Подбросить ту вонючую куклу? Но она сама пала жертвой, значит, куклу сунул Арсений. Кто ещё бы мог? Кому было бы надо?

Голова пухла. Я не следователь. Мозги у меня на криптошифрование заточены, на алгоритмы оптимизации поиска, на построение моделей процессов, протекающих в компрессорах силовых турбин. Спросите у меня уравнение Ван дер Ваальса, я отвечу не задумываясь. Но объяснить мотивы Арсения я не могла даже себе.

Жил он при маме. Занимался чем-то там в интернете, вон, тексты писал, что-то с них имел… Судя по потоку жаждущих продолжения в комментариях — какая-то известность у него была. Почему дом спалил? Что спалил именно Арсений, даже не сомневалась, хотя, по сути, и это было неясно, он или не он. Где он с тётей Аллой болтался три года, не на пепелище же жили. Зачем ко мне приехал и невменяемую мать привёз? Почему смерти моей хотел?

Голова болела и слегка кружилась: всё-таки я ещё не до конца выздоровела, слабость, усталость, звон в ушах, ватные ноги — получи и распишись. И эта мерзкая тусклятина вместо нормального света!

Из начальственного кабинета внезапно раздался вопль ужаса и грохот. Что там ещё… Я нехотя поставила недопитый стаканчик на кофемашину и пошла посмотреть. Мало ли, вдруг человеку плохо, скорую вызвать там… Заглянула в дверь — Лаврентий наш Павлович как раз поднимался с пола. Судя по картинке происходящего, дёрнулся от стола назад, стул опрокинулся.

— Всё в порядке? — спросила я.

Он глянул на меня безумным глазом и начал нервно тыкать пальцем в сторону монитора, даже слов найти не мог, до того его потрясла картинка.

Ну, синий экран смерти. Берия наш их боялся, я уже говорила об этом. Но конкретно именно этот экран — с фигнёй вместо информации о сбое системы — показывал поверх белых буковок на синем фоне стандартное окошко Windows с надписью: что выбрать при нажатии клавиши ShutDown: жопы, письки. Именно так, по русски, кнопочками, и полоса прогресса с надписью: через столько-то секунд — количество секунд стремительно сокращалось — выбор будет осуществлён автоматически.

«Порнуху нечего гигами качать из сомнительных интернет-клоак», — мстительно подумала я про себя, но вслух не сказала ни слова. Дождалась, когда экран показал голые задницы — любопытно было глянуть, что именно вирус выберет, потом дело привычное: перезапуск компьютера, убийство виртуальной машины, на которой произошёл инцидент (когда человек — полный ламер и не лечится, то всего лучше пускать его работать из-под VirtualBox’а, не будет проблем с восстановлением основной платформы), создание новой виртуалки, загрузка в неё системы из заранее запасённого образа. Рутина.