Мистер Рипли под землей - Хайсмит Патриция. Страница 16

Пока мадам убирала его комнату, Том побрился в ванной. В ответ на ее вопрос об обеденном меню он сказал, что Мёрчисон собирается уехать во второй половине дня.

— Сегодня четверг. Как вы думаете, удастся вам поймать пару палтусов у рыботорговца и приготовить их к обеду? — В Вильперсе не было своей рыбной лавки, так как деревня была слишком маленькой для этого, и рыбу привозили в фургоне дважды в неделю.

Мадам Аннет эта идея вдохновила.

— А у торговца фруктами замечательный виноград, — сообщила она. — Вы просто не поверите…

— Хорошо, купите тоже, — отозвался Том. Он почти не слушал ее.

В одиннадцать они с Мёрчисоном пошли прогуляться в лес позади владений Тома. Мысли и чувства Тома были в смятении. В приливе откровенности или дружеского расположения, или каких-то иных эмоций — он и сам не знал, как их охарактеризовать, — он показал Мёрчисону собственные живописные опыты — в основном, пейзажи и портреты. Том всегда старался максимально упростить манеру, мысленно ориентируясь на Матисса, но, на его взгляд, это ему плохо удавалось. Правда, один из портретов Элоизы — десятый или двенадцатый из целой серии — получился у него неплохо, и Мёрчисон его похвалил. “Господи боже мой, — думал Том, — я готов раскрыть перед ним душу, прочитать ему стихи, которые я писал Элоизе, сплясать в голом виде танец с саблями, — лишь бы он взглянул на вещи моими глазами!” Но это было неосуществимо. Самолет Мёрчисона вылетал в 16.00. Скоро пора было обедать, так как дорога до Орли в хорошую погоду занимала около часа. Пока Мёрчисон переобувался для лесной прогулки, Том завернул “Человека в кресле” в три слоя гофрированной бумаги, обвязал, сверху обернул коричневой упаковочной бумагой и еще раз обвязал бечевкой. Мёрчисон обещал Тому, что в полете будет держать его картину при себе. Он сказал, что заказал номер в “Мандевиле” на сегодняшний вечер.

— Значит, не забудьте: я не буду выдвигать никаких исков по поводу “Человека в кресле”, — сказал Том.

— Но это не значит, что вы не согласны со мной? — улыбнулся Мёрчисон. — Вы ведь не собираетесь оспаривать мое утверждение, что это подделка?

— Нет, — ответил Том. — Touche [23]. Я готов склониться перед мнением экспертов.

Лес был неподходящим местом для последнего и решительного натиска. Прогулка не доставляла Тому никакой радости. Он чувствовал, как над ним нависает большая черная туча.

В связи с отъездом Мёрчисона Том попросил мадам Аннет подать обед пораньше, и без четверти час они уже сели за стол.

Том упорно держался своего курса, решив использовать все шансы до последнего. Он привел Мёрчисону в пример Ван Мегерена, о котором Мёрчисон знал. Подделки Вермера, принадлежащие кисти Ван Мегерена, постепенно приобрели самостоятельную ценность. Первоначально это было, возможно, просто озорством со стороны Ван Мегерена, стремлением доказать свое мастерство, но эксперименты Ван Мегерена с Вермером, без сомнения, доставляли людям эстетическое удовольствие.

— Я не понимаю, почему вас совсем не волнует вопрос об истине, — говорил Мёрчисон. — Манера художника — это его истина, его честность в искусстве. Как нельзя подделывать подпись человека, чтобы снять деньги с его банковского счета, так нельзя копировать и манеру художника, чтобы заработать на его репутации, созданной его талантом.

Они подбирали с тарелок последние крошки рыбы с картошкой. Палтус был великолепен, как и белое вино. Такой обед в обычных обстоятельствах не мог не оставить у людей чувства глубокого удовлетворения, даже счастья, а с добавлением чашечки кофе должен был потянуть любовников в постель, чтобы заняться любовью и сладко уснуть. Но сегодня вся прелесть обеда для Тома пропала.

— Я просто высказываю собственное мнение, — ответил Том, — как делаю всегда, и не пытаюсь переубедить вас. Да я и не смог бы, я уверен. Но вы можете передать от меня мистеру… Константу, кажется? — что меня моя подделка вполне устраивает, и я с удовольствием буду держать ее у себя.

— Хорошо, я передам ему это. Но что дальше? Если кто-то будет по-прежнему продолжать…

Подали лимонное суфле. Том не сдавался. Он был убежден, что прав. Почему он не мог найти слов, которые убедили бы и Мёрчисона? Очевидно, дело в том, что у Мёрчисона была не артистическая натура — иначе он не говорил бы так. Он был не в состоянии оценить Бернарда по достоинству. Какой смысл распинаться насчет подписей и истины, и даже, может быть, привлекать к этому полицию? Какое это имело значение по сравнению с тем, что ежедневно делал Бернард у себя в студии? Это, вне всякого сомнения, была работа настоящего мастера. Как это говорил Ван Мегерен?.. (Или Том сам записал это когда-то у себя в записной книжке?) “У художника все получается естественно, без усилий; его рукой водит некая сила. Тот, кто подделывает художника, прилагает сознательные усилия, и если он достигает успеха, это тоже художественное достижение”. Нет, все-таки он тут перефразировал чужую мысль. Но черт бы побрал этого самодовольного Мёрчисона, святее всех святых! У Бернарда был, по крайней мере, талант — гораздо больший, чем у Мёрчисона с его гидравликой, трубопроводами и транспортировкой упакованных товаров, — и даже эта идея, кстати, принадлежала не ему, а некоему молодому инженеру из Канады, как сказал сам Мёрчисон.

Настала очередь кофе. Коньяк был подан, но никто из них к нему не притронулся. Лицо Мёрчисона, мясистое и довольно румяное, представлялось Тому каменным. Но глаза его прямо против Тома были яркими, в них светился ум.

Половина второго. Через полчаса пора ехать в Орли. Может быть, ему тоже надо поспешить в Лондон, как только уедет граф? Но что он сможет сделать в Лондоне? Чтоб этому графу пусто было, в сердцах подумал Том. Судьба фирмы “Дерватт лимитед” была неизмеримо важнее того хлама, который граф таскал с собой. Том вдруг вспомнил, что Ривз не сказал ему, куда он подсунет графу свою контрабанду — в чемодан, в портфель? Должно быть, Ривз позвонит сегодня вечером. На душе у Тома скребли кошки; он больше просто не мог усидеть на стуле, на котором прямо-таки корчился уже минут десять.

— Я хочу дать вам с собой бутылку вина из моего погреба, — сказал он Мёрчисону. — Может быть, пройдем туда, и вы выберете?

Мёрчисон расплылся в улыбке.

— Великолепная идея! Спасибо, Том.

В погреб можно было попасть из сада, спустившись по ступенькам к зеленой двери, или из туалета на первом этаже рядом с маленькой передней, в которой гости вешали свою одежду. Том с Элоизой устроили этот дополнительный вход, чтобы не выбегать на улицу в плохую погоду.

— Я отвезу бутылку домой, — сказал Мёрчисон. — Было бы жалко разделаться с ней в Лондоне в одиночку.

Том включил свет. В большом и сером погребе было как в холодильнике. А может быть, так казалось после натопленного помещения. Здесь стояло пять-шесть винных бочек, — некоторые из них пустые; вдоль стен тянулись ряды бутылок на стеллажах. В одном из углов были два больших бака — для топлива и для горячей воды.

— Вот разные марки кларета, — указал Том на один из стеллажей, наполовину заполненный покрытыми пылью темными бутылками.

Мёрчисон с восхищением присвистнул.

Если уж решать вопрос окончательно, то здесь, подумал Том. Но он смутно представлял себе, как это сделать, — он ничего не планировал. “Пошевеливайся”, — говорил он себе, но сам только медленно шел вдоль стеллажей, рассматривая бутылки, прикасаясь к обтянутым красной фольгой горлышкам. Он вытащил одну.

— Вот марго. Вам понравилось.

— Превосходно, — сказал Мёрчисон. — Большое спасибо, Том. Я расскажу своим о погребе, в котором было это вино. — Он благоговейно взял бутылку.

— Так вы не передумаете — насчет разговора с экспертом в Лондоне? — спросил Том. — Может быть, оставить все как есть — хотя бы из спортивного интереса?

— Не могу, Том. — Мёрчисон негромко рассмеялся. — Хорош спортивный интерес! Хоть убейте, не возьму в толк, чего ради вы выгораживаете их. Разве что…

вернуться

23

Здесь: сдаюсь (фр.).