Последний рубеж (СИ) - Шерола Дикон. Страница 31

Ни Дима, ни Эрика не услышали звук приближающихся шагов, поэтому, когда щелкнул сенсорный замок, они не успели отстраниться. В помещении повисло гробовое молчание. В глазах девушки отразился страх, а взгляд Лескова сделался настороженным, если не сказать, испытующим. На пороге стоял Николай Степанович Воронцов и пристально смотрел на этих двоих, словно полицейский, застукавший воришек прямо на месте кражи.

Эрика отступила на шаг, поспешно выскальзывая из объятий своего любовника, однако от ее привычной дерзости не осталось и следа. Она затравленно смотрела на своего отца, не смея произнести ни слова. В свою очередь Дмитрий терпеливо ждал, пока Полковник сам к ним обратится. Что-то объяснять, подбирать какие-то правильные слова и уж тем более оправдываться он не собирался. И мужчина, замерший в дверях, определенно, чувствовал его настрой.

— Пшел вон! — сквозь зубы процедил Николай Степанович, глядя на Лескова. Эта фраза буквально сочилась плохо сдерживаемой яростью, но на Дмитрия, казалось, это не произвело должного эффекта

— Осторожнее с выбором слов, Полковник, — отозвался он.

— Я сказал, выйди! Я хочу поговорить со своей дочерью наедине.

— Дима, оставь нас, пожалуйста, — мягко произнесла Эрика, желая избежать назревающего конфликта. То, что ее отец был в гневе — это ничего не сказать. — Я попозже к тебе зайду.

— Уверена? — Лесков все еще медлил. Он не хотел, чтобы девушка отбивалась одна, но ее просящий взгляд все-таки заставил Диму направиться к выходу. Поравнявшись с Николаем Степановичем, он задержал взгляд на его угрожающем лице, после чего нехотя скрылся за дверью. Раздался характерный щелчок сработавшего замка, после чего Полковник обратился к дочери.

— Эрика, — он попытался смягчить тон, но вышло натянуто и фальшиво, — ты… Ты вообще понимаешь, что делаешь?

Девушка нервно провела рукой по волосам, стараясь не смотреть на своего отца. Схожим образом она чувствовала себя лишь однажды, когда отец застукал ее за курением марихуаны в компании двух подружек. Но то было почти десять лет назад, и эти ощущения были благополучно забыты. До сегодняшнего дня.

— Послушай, пап, — ласково начала она. — Дима… Он не такой, каким кажется. Я знаю, что у тебя с ним натянутые отношения, и люди разное о нем болтают, но на самом деле это лишь его маска. Обо мне ведь тоже многое говорят, но ты им не веришь, потому что знаешь меня. А я знаю Диму гораздо лучше…

— Я уж вижу, — резко прервал ее Николай Степанович.

— И от увиденного мне стыдно. И тошно. Моя родная дочь, моя кровинушка, моя гордость стала дешевой подстилкой какого-то уголовника, «процветающего», этого… этого недочеловека! Как его там, кайрама?

Губы Полковника искривила презрительная ухмылка:

— Знаешь ты его, да… Молодец какая! А то, что этот выблядок спонсировал геноцид, это тебя не колышет? То, что он работал на Бранна Киву, на котором серия нераскрытых убийств, это для тебя нормально? То, что его лучший друг — киллер по кличке Академик, «убравший» восемнадцать человек, тоже подходит? Этот сучий сын только с помощью своих способностей может довести до самоубийства, и я руку даю на отсечение, что он это делал.

— Даже если это и так, то все уже в прошлом, — голос Эрики дрогнул, но в нем отчетливо послышались металлические нотки. — Я не собираюсь винить его за прошлое, потому что сама не святая. И тебе бы не следовало. Не ты ли завел себе любовницу, когда мама умирала от рака? Я помню, как застукала тебя с ней в ресторане. Помню, как ты мне клялся: якобы та практикантка для тебя ничего не значила, ты был подавлен, от отчаяния закрутил с ней, желая отвлечься.

— Так это ты мне решила отомстить? — Полковник горько усмехнулся. — Связалась с этим, чтобы поквитаться… Чтобы меня побольнее зацепить… А то, что сама в грязи извозишься, это не страшно?

— Причем здесь месть? — прервала его девушка. — Я лишь прошу тебя оставить прошлое в покое, как когда-то оставила я. Теперь Дима — другой человек. Мы все, черт возьми, другие! Не святые и не грешники, просто люди! Он любит меня, пап. И я тоже его люблю.

Эти слова стали для Николая Степановича сродни пощечине.

— Любит? — вскричал он. — Господи, Эрика, а я ведь считал тебя умной! Когда до меня дошли слухи, я не поверил. Но сейчас… Ты защищаешь его? Очнись наконец! Этот подонок трахает тебя назло мне! Будь у меня две дочери, он бы поимел и вторую. Он плюет мне в лицо, а ты ему помогаешь. Что, так нравится быть его шлюхой?

Лицо Эрики вспыхнуло — теперь уже она почувствовала, как ее охватывает ярость.

— Нравится! — выкрикнула он. — Во всяком случае он — единственный мужчина, с кем я чувствую себя счастливой. И не льсти себе, думая, что всех вокруг заботит, что я — твоя дочь! Кто ты вообще такой? Если бы Лесков хотел отомстить, он бы внушил что-нибудь тебе! Ты для него — не противник! Ты…

Девушка не договорила. Хлесткая пощечина обожгла ей щеку, но еще больнее ударили дальнейшие слова отца.

— Даже не представлял, что моя дочь — настолько дешевка! — с презрением воскликнул он. — Помяни мое слово: он бросит тебя, но перед этим опозорит на всю округу! Ты еще приползешь ко мне, будешь молить о прощении. Хочешь быть его потаскухой? Да ради Бога, будь! Пусть над тобой смеются по углам! Только больше не смей называться моей дочерью.

С этими словами Николай Степанович поспешно покинул комнату.

Несколько минут Эрика стояла неподвижно, глядя невидящим взглядом на захлопнувшуюся дверь. Слова отца все еще эхом гремели в ее сознании, щека полыхала болью, но слез не было в ее глазах. Были обида, ярость, но только не слезы. Нет, она не будет реветь, как какая-нибудь сопливая дурочка. Она не доставит отцу такого удовольствия.

Глава XI

Дмитрию не нужно был присутствовать в кабинете Эрики, чтобы знать, насколько «тепло» Полковник воспринял нового ухажера своей дочери. Его взгляд говорил красноречивее любых слов, и отчасти реакция этого мужчины была Лескову понятна. Дима бы сам отреагировал схожим образом, узнай, что его дочь путается с кем-то вроде него. Такая же реакция была бы и у Ивана, и у Альберта, и у любого другого отца, который хотя бы немного любит свою дочь. Дмитрий не относился к идеальным женихам, а его репутация и подавно нуждалась в мощном отбеливателе. В глазах Полковника он был в первую очередь «процветающим», а так же мошенником, вором, убийцей и, самое главное, полукровкой. Ни один нормальный родитель не пожелал бы видеть свою дочь подле существа с чешуйчатой кожей.

Впрочем, рано или поздно Полковник все равно узнал бы о его связи с Эрикой. Так может, пускай сразу перебесится? Уже тогда Дмитрий понимал, что теплые отцовские объятия ему не светят, но отказываться от своей женщины из-за такой ерунды он не собирался. Еще будучи студентом, он столкнулся с неприязнью со стороны родителей его девушки. Правда, причина заключалась в другом: в глазах тех людей он был и оставался детдомовцем, который «в любой момент мог пойти по плохой дорожке».

Погруженный в свои мысли, Дмитрий сам не заметил, как столкнулся с Иваном. Бехтерев выскочил из-за поворота, буквально налетев на него.

— Смотри, куда прешь, бара…! — начал было блондин, но тут же осекся, распознав в «баране» своего лучшего друга. — Димка? Блин! Извини, я думал, это кто-то… А что ты тут делаешь? Тебе же в палате валяться надо.

— Чувствую, такими темпами я туда скоро вернусь, — с этими словами Дмитрий невольно рассмеялся. Растерянность на лица Ивана дорогого стоила. — Хорошо, что мы не в детдоме. Я помню, что было с Олегом, когда он проявил схожую… неосмотрительность.

— Зато с того момента мы стали лучшими друзьями, — парировал Иван, тоже улыбнувшись. — Всё, хватит ржать! Давай, провожу тебя в палату.

— Я уже выписался.

— Какой нахрен выписался? Вайнштейн сказал, что тебе по-хорошему нужно еще неделю лежать.

— С Альбертом мы уже разобрались. А ты что делаешь в госпитале?

— Так я за Викой шел. Вайнштейн снова придумал для нее какие-то задания, но теперь на сосредоточенность. Больше ей не надо громить комнаты… Черт, Димка, она становится все сильнее… Знаешь, что она вчера делала?