Первая любовь (СИ) - Зайцева Мария. Страница 14

Глупо. Господи, как все глупо.

Переживать о едва знакомом парне...

О котором ничего не знала. Даже  фамилии.

Кто он? Чем он занимался? Чем занимались его друзья?

Она все-таки невероятная дура, редкостная.

Реликт.

Это все папино влияние, наверно.

Все хорошее и все плохое у нее от него.

От матери ничего не досталось.

Раньше она радовалась этому, а сейчас подумала, что зря. Что ей бы не помешало это умение переключаться. Забывать. Начинать все заново. С чистого листа.

Тогда, после Ферганской резни, после гибели отца, они приехали к дальним родственникам,  в этот , показавшийся ей невероятно темным и холодным, город, совсем одни. Без денег, без жилья, даже без личных вещей. Только с тем, что сумели унести на себе.

В Фергане остался их милый домик, увитый виноградом, ее школа, ее друзья. Могила ее отца.

Мать освоилась быстро. Высокая, красивая, совершенно не похожая на свою хрупкую незаметную дочь, она уже через месяц выскочила замуж за мужчину, работавшего мастером на заводе, и отринула прошлое.

Кристина так не могла. Она мучилась, тосковала по отцу, по яркому ласковому солнцу, аромату южного воздуха.

Мать особо к ней в душу не лезла. Учится, ведет себя хорошо, и слава богу. Чего еще надо?

Поступление Кристины в колледж совпало с рождением брата, и мать с мало скрываемым облегчением проводила выросшую дочь в общагу.

Кристина, всегда тихая и малозаметная, быстро сошлась с такими же мышками - однокурсницами, неглубокого приятельского общения вполне хватало.

Она и не подозревала, что нуждается в чем-то большем.

Пока не встретила Митяя.

Он, словно электропоезд, ворвался в ее тихую спокойную жизнь и перевернул все в один день.

Заставил думать о том, что она кому-то нужна. Что она нужна ему.

Что она - его.

Кристина не могла забыть выражение его глаз, когда он говорил это.

Это было не признание в любви, нет.

Это было заявление своих прав на нее.

Вполне себе официальное заявление.  И от одного только воспоминания об этом становилось горячо и сладко-страшновато.

Кристина ощущала себя щепкой в водовороте.

Как бы ни барахталась, он все равно утащит ее туда, куда ему надо.

И от этого безволия, от этой невозможности противиться было непривычно хорошо и спокойно.

Митяй в один момент снес все ее жизненные установки, весь ее выстроенный мир. И подарил новый.

Там, где был он.

А потом исчез.

Оставив после себя только горькое недоумение. И дыру на месте сердца.

Она ведь как с ума сошла, когда он пропал.

Она ездила к нему домой, переживая, что с ним что-то могло случиться, звонила в дверь. Очень серьезно думала над тем, чтоб пойти  в милицию.

Но заметила, что его машины нет на стоянке возле дома.

Значит, уехал.

И не вернулся.

Затем по городу прокатилась волна убийств, по местному каналу  телевидения передавали что-то совершенно ужасное, она слышала, как обсуждали на вахте в общаге, что в городе идет война.

Она всю ночь просидела в ступоре на кровати, глядя в одну точку перед собой, изо всех сил отгоняя мысли о том, что с ним случилось что-то страшное.

Что его убили.

На кладбище была перестрелка.

Парни  тогда, в его квартире, говорили что-то про похороны.

Кристина настолько изнервничалась, что даже есть перестала, похудела еще больше, на лице остались одни только глаза, воспаленно и лихорадочно горящие.

На лекциях сидела как сомнамбула, ничего не воспринимая. После занятий шла в общагу и лежала на кровати. Ее соседка, удивленно таращась, таскала ей чай и конфеты. Уговаривала, разговаривала.

Кристина, днем еще раз сгонявшая безрезультатно к Митяю на квартиру, а затем услышавшая разговор в вахтерской про войну, отказывалась от чая и лежала, глядя в одну точку.

На третий день она после лекций поняла, что не может больше сидеть в общаге и думать о том, что случилось что-то страшное. То, о чем она думать не хотела даже, боясь накликать.

С ним все в порядке. Пусть с ним все будет в порядке. Пусть он просто уехал. Пусть он даже забыл о ней и уехал. Главное, чтоб живой.

Кристина завернула в сторону шашлычки, собрав остаток сил для разговора с Ашотом.

И теперь, спустя несколько дней, она начала думать, что, наверно, в ней есть все-таки черты матери. Потому что она приспособилась. Потому что она переключилась. И решила начать новую жизнь. С чистого листа.

Золотозубые гости позвали ее к столику повелительным жестом. Кристина, незаметно поморщившись, подошла, выслушала очередной пошлый комплимент, вежливо улыбнулась.

Чем бы дитя не тешилось, лишь бы руки не распускало.

Неся неприятным гостям очередную бутылку водки, Кристина столкнулась с напарницей, Ленкой:

-  Слышь, там за угловым сидят еще ребята. По виду не очень хорошие. Чего же за день-то такой, - вздохнула она, - возьмешь? Или тебе цыган хватит?

-  Возьму, - пожала плечами Кристина.

Столом больше, столом меньше. А не очень хорошие гости - это ее карма, похоже.

Она отнесла бутылку цыганам, развернулась к новым гостям. И застыла.

Четверо парней, сидящих за угловым столиком, относились к категории опасных. Крепкие, плечистые, бритые затылки, кожаные куртки…

Кристина сделала шаг навстречу. Интересно, это она доработалась все-таки? Похоже, что да. Сошла все-таки с ума.

Пустой поднос, словно щит, прижался к груди в оберегающем жесте.

Один из гостей обернулся, светанул белозубой улыбкой.

Мощное дежавю. Мощное.

Высокий, очень высокий, крепкий, с яркими льдистыми глазами.

Поднос , грохнув, упал , больно ударив по ноге.

Горячие , как кипяток, руки,обжигающие даже сквозь блузку, обхватили плечи, притянули близко. Губы, вкус которых она помнила, очень хорошо помнила, выдохнули перед тем, как поцеловать:

-  Мышка…

Кристина смотрела в ступоре, в тумане, не соображая ничего.

И, сквозь морок, донеслись до нее веселые возгласы и свист. Это возбуженно гомонили цыгане, с увлечением обсуждая увиденное.

Глава 11

Март в средней полосе всегда радовал ветром, начинающейся слякотью и прекрасными в своей резкости перепадами температуры.

На берегу Волги это ощущалось еще острее.

Кристина, поплотнее запахнув куртку Митяя, которую она накинула, выходя на веранду из душного помещения, все же с удовольствием вдохнула свежий влажный воздух.

Волга еще не тронулась, но лед был уже некрепким, серым и ноздреватым.

Возле самого берега  намечались проталины, серела вода.

Кристина, вспомнив, как, глядя на эти темные провалы между льдинами, парни бурно рассуждали, стоит ли проверить, насколько они холодные будут, если прямо из парилки запрыгнуть, поежилась.

Она надеялась, что по крайней мере Митяй не будет так рисковать. Тем более, что рана еще не зажила толком, а события последней недели дополнительно ее растревожили.

-  Мышка, ты чего там? Иди к нам, замерзнешь, - из приоткрытой двери послышался веселый голос Митяя.

-  Не ходи, Дюймовочка, он тебя сожрет! - веселый Валек был в своем репертуаре.

Раздался взрыв хохота, Кристина только обреченно вздохнула.

Похоже, ей придется долго привыкать к друзьям ее парня.

Ее парня.

Ей очень понравилась эта мысль.

Митяй - ее парень. Первый и единственный. Потому что лучше него не будет, это точно. Потому что он - самый , самый ...

-  Мышка!

Короче, самый!

Кристина зашла в прокуренную комнату, в который раз с недоумением покосилась на непонятное и даже слегка пугающее панно во всю стену, изображающее охоту на медведя. У медведя было неописуемое выражение морды. Кристина гадала, то ли это от страха погони, то ли от копья, направленного бедолаге точно под куцый хвост.

Выпученные глаза жертвы  намекали скорее на второй вариант.

И кто умудрился разместить подобный кошмар в комнате, где стоит обеденный стол?