Бансу(Быль. Журнальный вариант) - Бояшов Илья Владимирович. Страница 11

Он знал, «что»…

Безотказный «грумман» сел на озеро милях в пяти от хребта. Около часа хватило на то, чтобы доставить на пестрый от мха и лишайника берег необходимые вещи и неспешно разбить палатки. Около десяти минут — на то, чтобы отогнать сунувшегося к продуктам любопытного и непуганого лося. Уговоры и крики великан понимать отказывался — более того, на отчаянную (и весьма небезопасную) попытку Ридли отрезать его при помощи камней от кормушки моментально откликнулся, нагнув башку и продемонстрировав впечатляющие рога, а затем перешел в наступление. Пока доктор и два летчика отсиживались в озере, Бессел сходил за оставшимся в кабине револьвером. Происшествие натолкнуло его на вполне понятное решение: лейтенант «предписал» Корту и Ридли постоянно иметь личное оружие при себе. Свой «Смит и Вессон» образца 1905 года, после того как сохатый был отогнан целой серией выстрелов, он любезно предоставил в распоряжение Триппа и на всякий случай зарядил карабин «тяжелыми» пулями.

— Животные ведут себя иногда совершенно по-дурацки, — сконфуженно оправдывался второй пилот. — Я родом из Южной Дакоты. Моя мать содержит ферму в Солт-прингс. Не только бык — коровы начинают с ума сходить ни с того, ни с сего. Такое вытворяют!

— Поверьте, Билл: люди иногда ведут себя не менее странно, — мягко заметил Бессел.

Когда подоспел на примусе кофе, а врач с пилотами расположились за столом на раскладных стульях, он принялся рассуждать, время от времени отпивая из кружки:

— Судя по всему, мы имеем дело с разрезанным куском ткани, разложенным по земле так, чтобы кусок увидели с воздуха. Предположим, перед нами именно парашют. Следовательно, тот, кого мы ищем, на момент приземления находился в относительном здравии и мог при помощи ножа или даже ножниц раскроить купол.

— Зачем ему понадобилось это делать? — поинтересовался едва пришедший в себя после злоключения с лосем доктор.

— Не исключаю: часть шелка пошла на палатку. Русский совершенно резонно предположил: может пройти довольно длительное время, прежде чем его разыщут.

— Допустим, — согласился Трипп. — Почему же тогда он не остался на месте?

— Летчики — нетерпеливый народ, — ответил Бессел. — Имея на руках карту, наш клиент мог спуститься к реке, чтобы выйти к ближайшему селению. Вторая причина — ранение: сил хватило только на то, чтобы раскроить и разложить часть парашюта. Возможно, он лежит без сознания. И, наконец, третья — самая печальная, джентльмены… Мы с вами видели — медведей там более чем достаточно. Так или иначе, ситуация вскоре прояснится.

Бессел сделал последний глоток и сказал:

— А теперь — инструктаж.

Суть дела он изложил коротко: за гидропланом должен приглядывать Корт. К месту предполагаемого падения контрразведчик возьмет с собой дока и Ридли: в случае травмы летчика нужны дополнительные руки.

— Когда отправляемся? — уточнил второй пилот.

— Завтра.

Успокоив поднятой ладонью удивленного живчика Ридли, Бессел объяснил причину задержки: рельеф тяжелый, придется карабкаться по горам, необходимы страховочные веревки, ботинки, противомоскитные сетки, рюкзаки, ножи, материя для носилок и масса других вещей; все это нужно тщательно подогнать и примерить — вот почему сегодня они никуда не пойдут.

— Я вижу некоторую вашу обеспокоенность, — обратился он к доктору. — Поверьте моему опыту: как бы там ни было, мы не попадем на то место раньше, чем через сутки. Если русский ранен, или его атакуют гризли, или случилось еще что-то непредсказуемое, остается только надеяться, что парень не окочурится до нашего прихода.

— В таком случае, перед тем как мы начнем собираться, пара глотков не помешает, — рассудил хирург, доставая флягу.

— Пара глотков, — предупредил лейтенант, отмахиваясь от предложенного доком угощения. Затем, с той особого вида улыбкой, которая присуща лишь двум категориям людей на всем белом свете — аристократам и профессиональным разведчикам, — обратился к неугомонному Биллу: — Ридли, я бы вам не советовал.

Мягкая просьба босса остановила протянутую к фляге руку пилота. И хотя исключительно вежливый Смит не улыбнулся точно таким же образом Дэвису Корту, тот, на всякий случай, тоже вынужден был отказаться.

Предусмотрительность Хиггинса затолкала в гидроплан и надувные матрацы: вот почему проведенная в палатках с противомоскитным пологом ночь оказалась для людей, которых согрели обильный ужин и спальники, вполне комфортной. Несмотря на вой слетевшихся к биваку, кажется, со всей округи, комаров, спасатели только похрапывали.

А вот утро оказалось нерадостным: с ветром, с мелким, сечкой, дождем. Впоследствии, когда Неторопливый Бесси и Хиггинс в помещении окружного ФБР в Лэдд-Филде остались один на один для разбора полетов, майор на все сто процентов согласился со своим подчиненным, решившим пересидеть непогоду. Логика Смита, человека здравомыслящего (и с этой логикой Хиггинс полностью солидаризовался), заключалась в следующем: если Советы все-таки и сумели организовать поиски своего пропавшего штурмана, искать его именно в тот день, когда туманы и морось загнали в норы даже таких непосед, как лисы, со всех точек зрения было совершенно бессмысленно.

XII

Американцы не знали, с кем имеют дело: в то злополучное утро Крушицкий, беспрестанно кашляя, посылая проклятия дождю, Аляске, Америке и, разумеется, Гитлеру, держался совершенно иного мнения. Осатаневший майор знал одно — во что бы то ни стало нужно добраться до парашютной сумки: долететь до нее, добрести, доползти, землю жрать — но добраться, а там пусть весь мир летит к чертовой матери. И плевать было майору на туман, на дождь, на горы, на разваливающуюся «этажерку», на собственную жизнь, а уж тем более на жизни неказистого капитана и этой взбалмошной дуры.

— Пять минут на сборы, — прохрипел особист.

Не подозревающий об истинной подоплеке приказа Вася подчинился. Что еще оставалось делать коммунисту Чиваркину, когда во взоре другого коммуниста бушевало безумие? Кроме того, не вылезал у летчика из головы бесшабашный Алёшка Демьянов: так больно было о нем думать, что стискивал Вася зубы, и не помогал здесь подленький шепоток, что, может быть, действительно Алёшка выпрыгнул сам. Нахождение ботинка в кабине стрелка вопияло о том, что Васина вина несомненна.

Все мыслимые и немыслимые летные правила запрещали подниматься в условиях нулевой видимости, да еще с донельзя забрызганным ветровым стеклом — тем не менее чум был разобран; мокрый брезент свернут (кое-как Чиваркин запихал его в кабину), были брошены туда же вещмешки, котелок и топор. Шлепала по воде, таская пожитки, озлобленная Богдановна. Шлепал за нею Вася. Шлепал по плавням дождь. Бледный майор надрывался кашлем позади техника и пилота.

— Ну, и как мы выкрутимся? — шипела фурия летчику.

Вася только махнул рукой.

«Шаврушка» все-таки взлетела — правда, это еще ничего не значило. С трудом выведенный из анабиоза мотор полутораплана кашлял не хуже особиста, штурвал слушался со скрипом. На высоте километра небо сжалилось над ними (Ш-2 пробил облачность), но шансов на то, чтобы благополучно опуститься на выбранное для посадки озеро, плавающее где-то внизу в серо-лиловом студне тумана, оставалось предельно мало. Однако Чиваркин, всей своей дубленой шкурой доверившись опыту и какому-то шестому чувству, все-таки повел гидроплан в направлении цепи аляскинских гор — в случае благополучного приводнения до склона с предполагаемым парашютом оставалось бы совсем ничего — а там… Впрочем, он даже не размышлял, что будет там…

Пик «пятнадцать-шестнадцать» неожиданно выскочил прямо по курсу: тонкий, блестящий, подобно штыку: ходящая вверх-вниз «Марь Ивановна» чуть было не нанизалась на него, словно бабочка на иголку. Снегом сверкнул хребет. То самое Васино чувство, то его наитие, та интуиция привели самолет к цели: теперь оставалось невозможное.