Ночь заканчивается рассветом ( Бонус к первой книге "Дочь княжеская" ) (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 4

В тёплой живой ауре пациента стояли тусклые серые пятна, очень похожие на ауру тварей, только слабее. Эрм изумлённо уставился на доктора, сравнивая. Да, ровно такие же. Он что же, мальчишку тоже, как ту несчастную девочку?..

— Видишь, — с удовлетворением произнёс сТруви. — Хорошо. Тебе ещё доведётся иметь дело с тяжёлыми ранами; учись. Вот эти пятна, это некроз души. Их надо убрать, иначе толку от врачевания не будет никакого. Рану — любую! — можно исцелить только тогда, когда здорова душа. Смотри, показываю. Потом, на очередной операции, повторишь сам.

Эрм смотрел, как страшные пятна отсекались от живого, как сращивалась потревоженная ткань тонкого поля и как исчезало отрезанное в мёртвой ауре неумершего доктора.

— Разница только в том, что тебе поглощать некротические поля не нужно и даже опасно. Тебе их надо будет рассеивать. Позже я покажу, как.

— А вы что… — начал было Эрм, и замолчал.

 — Я? — уточнил доктор. — Мне не вредит. Некротическая энергия — тоже энергия, а энергия лишней не бывает никогда. Собственно, это единственный вид магической силы, которым можем воспользоваться без вреда для себя только мы, и больше никто.

На следующий же день спасённый мальчик пришёл в себя, через два дня встал, никак не ощущая на себе последствий перенесённой травмы. Аура его упруго переливалась живыми тонами, а в месте недавних очагов некроза не осталось даже следа.

— Я учу всех, кто хоть как-то способен различать и разбираться в оттенках ауры, — объяснял сТруви. — Врачами вам не стать, кроме разве что Сихар, она одарена от рождения, и по-настоящему сложные случаи вам будут по-прежнему не по зубам. Но всевозможные раны, травмы, простейшие манипуляции над ними, — всё это должно знать как можно больше людей. Это — залог выживания на войне и военном положении. Безопасность. Личная безопасность и безопасность тех, кто окажется рядом. Вы должны выжить, и вы выживете. Кто умрёт, будет иметь дело со мной.

Угроза нешуточная. Если вспомнить, что именно неумершие провожали уходящие души на Грань, к новым рождениям…

… Сихар сидела на ступеньках, привалившись боком к нагретому за день камню парапета, и тихо, беззвучно плакала. Осенний ветер, совсем не тёплый, трепал её бесцветные волосы, теребил одежду, слишком лёгкую для такого прохладного вечера. Эрм вынес шерстяное одеяло, осторожно укрыл девочку. Сел рядом, молчал. Что тут скажешь. А главное, зачем?

— Ненавижу вас, — глухо, сквозь зубы, выговорила Сихар. — Ненавижу! Знал бы ты как!

А уж я-то как ненавижу, подумал Эрм. Но снова промолчал. У Сихар кто-то погиб, это же очевидно. И, если по совести, маленькая она ещё совсем для работы в госпитале, с ранеными. Но у неё Дар. И она не считает возможным отсиживаться в тёплом углу за работой попроще.

В груди вспыхнул и начал медленно разгораться уголёк злобы. Злобы на всё вокруг, и прежде всего на себя самого, на свой Истинный, мать его за ногу, Народ, на слёзы Сихар, на жуткую ауру доктора сТруви, на бесконечный поток раненых и умирающих, не дающих вспомнить про нормальный, здоровый, качественный сон, на весь этот мир с его неправильным солнцем и неправильным морем, одним словом, на всё. Жар выгнул тело в дугу, ошпарив болью, от которой зашлось сердце и отказало зрение, а в ушах немедленно возник грохочущий звонкий шум. Сознание вернулось не скоро.

Пахло гарью. Тело болело, словно по нему недавно прокатилось что-то тяжёлое. На висках лежало что-то прохладное и невыносимо приятное, но едва Эрм открыл глаа, прохлада исчезла. Он увидел над собой Сихар и понял, что самое интересное пропустил.

— Придурок, — сказала ему Сихар грубо, но голос её дрожал. — Посмотри, что ты натворил!

Он сел, изумлённо оглядываясь. Двор выглядел так, будто мгновение назад здесь бушевало страшное пламя. Деревья стояли обугленные, запущенные клумбы выжгло в ноль, каменные перила лестницы потрескивали, остывая. Прокалённый воздух пах кислым железом и недавним огнём.

— Я не… — и осёкся.

А кто? Солёный привкус железа во рту, жаркая боль по нервам, багровые пятна в глазах. Если не ты, то кто?..

— Что… Что это было?

— Выброс Силы, — отозвалась Сихар, вставая и отряхиваясь. — Соображай, что делаешь, пень!

Она ушла, а он ещё долго сидел на лестнице, испытывая странную слабость и страшную пустоту в душе.

Странно они жили, местные. В открытых всем ветрам и всем волнам городах, несмотря на военное положение. И такими же открытыми были их души.

И ещё Эрм не видел ни одной Опоры. Не видел и не чувствовал. Между тем, магию местные использовали нередко очень высокого порядка. Они все поголовно носили особый артефакт, называемый раслин — распределяющая линза. В этом пресловутом раслине содержался резерв магической Силы, иногда очень значительный. Разумеется, это значило, что здешние Опоры выглядели иначе, только и всего. Откуда ещё черпать Силу, кроме как из чужих душ, отдаваемых на муки?..

Однажды в больницу привезли юношу Истинного Народа. Совсем молодого, почти мальчика. Раненого очень тяжело. сТруви вытаскивал его с Грани между жизнью и смертью несколько дней. А Эрм испытывал дикий безотчётный ужас. Вот! Вот оно. Зачем лечат раны врагу? Не для того ли, чтобы вытянуть потом как можно больше Силы из поверившей в выздоровление души? Надо было избавить бедного парня от подобной участи. Эрм слишком хорошо знал, что это такое, извлечение запаса магических сил из несчастного, угодившего в жернова…

Но он никак не мог улучить мгновения. Всё время рядом был кто-то. Или Сихар или сам сТруви или другие, а одного к раненым его не пускали никогда.

Мальчик пришёл в себя на четвёртые сутки. Открыл глаза, увидел, где находится, и всё осознал. В его взгляде возникло такое отчаяние, такой непередаваемый ужас, что больно было смотреть. Но он увидел человека одной с собой крови и даже не сказал, выдохнул одними губами:

— Помоги…

Помоги. Помоги уйти из жизни до того, как начнётся кошмар. Небеса всех миров бесконечной Лестницы, наиболее искусные мастера могли длить вечность мук у одного донора до года! Ходили слухи о выдающихся умельцев, умеющих растянуть страшное до двух. Чем дольше живёт истязаемое тело, тем больше Силы уходит из души, и под конец разрушается уже сама душа, отдавая неприкосновенный запас в накопители Опоры…

Эрм положил руку на нож. Нож он подобрал из трофейных, очень похожий на тот, который был у него когда-то, только без лика рода, простой, принадлежавший, очевидно, простому, не родовитому воину. Никто не думал отбирать у него оружие; с ножами ходили тут все, даже девочка Сихар, даже дети, за исключением тех, кто был совсем мал и по малости своей ещё не очень твёрдо держался на собственных ногах. Пленный отследил движение и облегчённо закрыл глаза. Для него всё окончится быстро и скоро; лёгкая смерть — награда герою. И оставалось только выждать миг, когда Сихар отвернётся. Девчонка не сможет помешать удару. Даже не удару, точному броску в горло.

Эрм стремительно выдернул нож, и нож полетел… Должен был полететь. Но оружие выдернули буквально из воздуха и в тот же миг проявился в палате доктор сТруви. Чудовищным чутьём мёртвой твари он воспринял свершавшуюся смерть и — предотвратил её. Тяжёлой рукой схватил своего подопечного за плечо, выволок в коридор и уже там гневно спросил:

— Что творишь, недоумок?!

— Спасаю! — огрызнулся тот.

— От чего, дурья башка?

Он дёрнулся из-под руки твари, плечо пропахало болью, но освободиться удалось. И рассказал, от чего. В мелких частностях.

— Так, — сказал сТруви. — И ты?..

— Да, — не было смысла отрицать очевидное. — Я — да.

— С детьми? — взгляд твари стал пристальным, неистовым и страшным; по спине хлынуло липкой дрожью.

— Нет… Он… Он был моим ровесником, и оскорбил мою маму. Я вызвал его на поединок, всё было честно. Он был выше и крупнее меня. Его клан не посмел возражать. Он… умирал в Опоре нашего родового имения половину года.