Снежных полей саламандры (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 30

— Вы знакомы? — обратился к Ане гентбарец. — Можете назвать имя этого человека?

— Ты тоже здесь?! — хрипло спросил тот.

За несколько дней общения исключительно на эсперанто Ане уже начала забывать родной язык и поначалу даже не поняла сути вопроса. Но затем сказанное вломилось в сознание, и вместе с тем пришло узнавание. Овал лица, спутанные, но изначально волнистые светлые волосы, карие глаза, чуть вздёрнутый нос…

— Саша, — неверным голосом выговорила Ане.

Типаэск медленным плавным жестом сложил на груди руки, всем своим видом показывая: я — весь внимание, продолжайте.

— Саша, ты что здесь делаешь? — спросила Ане, и обернулась к полковнику. — Это Александр Ламель, мой старший брат!

— Когда вы в последний раз его видели? — спросил Типаэск.

— Года два назад… да, Саша? Я вернулась после переобучения, и ездила в гости в Лисичанск… а что?

Ужас осознания накрыл её с головой: Типаэск сказал — пришёл добровольно, приступ правдивости, психокод.

— Саша, так ты что… И ты тоже?!

Голос сел. Да что же это такое, за что?! Ане отшагнула назад, прислонилась спиной к стене. Вот так живёшь, любишь отца, брата и небо солнечное на головой, а потом в один чернейший день вдруг оказывается, что твои же собственные родственники — преступники, а на небе не то, что солнца, самой последней захудалой звёздочки не найдёшь, все в болото осыпались и утонули в чёрной гнилой воде.

— Да что бы вы понимали все, — нервно, зло высказался младший Ламель. — Я работал… инженером на энергостанции… и всё хорошо было, было хорошо… а потом пришли они, начали угрожать… они угрожали, что убьют моих детей… Детей убьют, слышите, вы. И они не шутили, они…

— И ты согласился, — невозмутимо подытожил Типаэск. — Разве ты не понимал, к чему это приведёт?

— Я хотел защитить … детей… Что ты, нелюдь, можешь знать об этом?! Через три дня мой младший попал в больницу с переломом. Они ему ногу сломали, слышишь, ты! Трёхлетке. И сказали… сказали… да чтоб ты понимал там!

— Я помню этот случай, — прошептала Ане деревянными губами. — Но ты сказал, Саша, что Антошка на дерево влез и свалился оттуда…

— На дерево! — безумно рассмеялся брат. — На дерево. На два дерева!

— Что же ты молчал?!

— А ты не молчала бы? — взвился он. — Они же сказали…

— Я бы умерла, — тем же тихим деревянным голосом сказала Ане. — Я бы сдохла, вот честное слово, но никогда бы в жизни… Ты понимаешь, что ты творил?! Из последнего — Барсучанск, Ярсеневск… Саша!

— У тебя нет детей, Ане. Тебе не понять… И тебе тоже не понять, нелюдь поганый, — отнёсся он к Типаэску. — Такие, как ты, не заводят семей!

— Да, мне не понять, — ответил Типэск, голос его упал до шепота. — Моя Мать, — он особенно подчеркнул интонацией последнее слово так, что оно действительно прозвучало с большой буквы, — отдала жизнь, чтобы спасти детей, причём детей не своего народа. Слабая женщина, недавно родившая. Наши сничаев беззащитнее младенцев, те-то хоть ядом плюнуть могут в агрессивного чужака… Маму наградили Солнечным Крестом, посмертно. А ты… на себя посмотри. Взрослая половозрелая особь. Самец человека.

— Хватит! — не выдержала Ане. — Полковник, хватит. Ему и так…

— Стыдно? — уточнил Типаэск. — Это хорошо, если так. Больше всего на свете я не уважаю трусость. В особенности же, трусость, которую пытаются подать как заботу о детях.

Брат обхватил голову ладонями и тихо, тоненько заплакал.

— Что же вы с ним сделаете теперь, — спросила Ане. — Расстреляете?

— Нет. Сам пришёл, будет жить.

— А психокод? Про который вы говорили, что это попытка убийства…

— А психокод не считается. Не он же сам себе его поставил. Пойдёмте, Анна Жановна…

— Погодите, нет, погодите же! — вскричала Ане, слепо делая шаг.

Экран спружинил под её руками, оттолкнул обратно.

— Пустите. Я поговорить… мне поговорить с ним надо, это же мой брат!

— Нет, — отрезал Типаэск. — Он опасен. Пойдёмте.

Взял под локоть и буквально выволок в коридор. Вот там-то Ане стало плохо, так плохо, что в глазах всё смешалось, и сознание заволокла милосердная тьма.

Она очнулась резко, рывком. И обнаружила, что сидит на полу, опираясь спиной на стену, а коридор всё тот же самый, серый унылый коридор служебных помещений. Видно, как сползла по той стене, так с тех пор и сидит.

— Как, легче вам? — сочувственно спросил Типаэск.

Он сидел на корточках напротив, воплощённые внимание и забота.

— Нет, — ответила Ане, не пытаясь подняться. — Не легче… Вы мне скажите лучше, полковник, что с моими племянниками?

Он вздохнул и вдруг уселся рядом, плечо к плечу, сложил тонкие руки на коленках. Сказал:

— Потерян контроль над довольно большим районом. Лисичанск, Завидовичи, Морозобор, Зеленодар. Там беспорядки, уличные бои, в общем. И я б не сказал, что мы побеждаем.

— Ага, — кивнула Ане. — То-то я смотрю, пациентов у меня много. И из медцентра не гонят, хотя я — гражданский специалист. Но что с детьми?

— Не знаю, — честно ответил он и поправился: — Мы не знаем… Вот она, вся суть подобных соглашений: выбор между смертью и позором, и если выбираешь позор, в дополнение к нему всё равно потом получаешь смерть.

— Но вы будете что-либо делать? — спросила Ане, стискивая леденеющие руки. — Как-нибудь… Вы же спасёте их?

— Мы сейчас спасаем всех, кого можем и кого успеваем, — тихо сказал Типаэск. — Если получится вывезти оттуда ваших племянников, Анна Жановна, мы их вывезем. Если не получится, значит, не получится. Искать именно их специально мы не можем. Чем они лучше остальных детей Лисичанска или Зеленодара? Почему мы должны отнестись к ним иначе? Я понимаю, это — ваша родная кровь. Но не у вас одной есть племянники, Анна Жановна.

Ане кивнула, хотя внутри всё кричало и тонуло в отчаянии. Хотелось вцепиться в это зловредное, по словам капитана Севиной, насекомое, вытрясти из него душу и заставить, заставить его сделать хоть что-то! Да. Заставишь ты сына женщины, награждённой Солнечным Крестом посмертно. Как он говорил тогда про трусость!

— Ситуация, — сказал Типаэск, шевельнув тонкой ладошкой.

А рука у него не чёрная, поняла Ане. Это перчатка. Чёрная плотная перчатка без пальцев, ношенная, надорванная по краю. Сами же пальчики смуглые, с дымчатым оттенком, и на каждом тоненький изящный чёрный коготок. Ане не обманывалась: своим коготком бравый полковник вполне мог вышибить какому-нибудь нехорошему типу глаз.

— Есть варианты, — сказал он через время и задумался.

Ане забыла дышать, опасаясь сбить его с мысли.

— Видите ли, эти нехорошие личности явно питают некую извращенную симпатию к вашей семье, — пояснил Типаэск. — Они знают, что отец детей вне зоны их досягаемости. Но зато остаетесь вы. Они могут выйти на вас с шантажом. Так вот, когда это случится, вы согласитесь на все их условия. Они постараются выманить вас с базы, и вы пойдете. А мы проследим.

— Игорь меня одну не пустит, — заметила Ане. — Учтите его.

— А вот Жарова нам там точно не надо, — озабоченно сказал Типаэск. — Солдафон обыкновенный, одна штука, всё завалит и закопает.

— Скорее, сожжёт, — поправила Ане.

— Какая разница, — отмахнулся гентбарец. — Вам придется с ним поругаться. Для убедительности. Тут, понимаете ли, на базе сидит какая-то крыса, которую я пока никак не найду. Будьте уверены, о вас давно уже знают.

— Ну, да, — скептически отозвалась Ане. — Я поругаюсь. А Игорь снова полезет вам морду бить. И вы его убьете. Не пойдёт!

— Значит, — сказал Типаэск, — вы поругаетесь с ним так, чтобы он обо мне не вспомнил.

— Знаете что, господин хороший, — обозлилась Ане. — А вот теперь уже мне хочется дать вам в глаз.

— Не получится, — серьёзно отозвался Типаэск. — У меня же рефлексы…

— Да ну вас! — обиделась Ане.

Она встала, отряхнула одежду. Но полковник не торопился. Он свёл кончики пальцев и долго думал, даже глаза прикрыл. Ане поразилась, какие у него длинные и пушистые ресницы, золотые, естественно, в тон волосам. А на макушке аккуратная, в старинный пятак размером, плешь. То ли натуральная, то есть, все они с таким дизайном рождаются. То ли враги в союзе с нерадивыми подчинёнными проели.