Снежных полей саламандры (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 31

— Насколько серьёзны ваши отношения с комадаром Жаровым? — спросил Типаэск.

— Замуж звал, — объяснила Ане.

— Так.

Он легко поднялся, сказал:

— А знаете, а вы ему всё расскажите, Анна Жановна. И про меня тоже расскажите. Не забудьте обругать насекомым, ему понравится. И поглядим, что получится. Хотите что-то сказать? Γоворите. Смелее, не съем.

— Вы — жуткий, полковник, — сказала Ане. — Но я это уже говорила…

— Тоже думаю, что повторяться не стоит. Что-то ещё?

— А вы правда насекомое? — выпалила Ане давно мучивший её вопрос.

— Коротко говоря, да, — усмехнулся он. — Подробности найдёте в информе, вам, как врачу, будет интересно. Пойдёмте, провожу.

— Может быть, вы позволите мне всё-таки увидеться с братом? — спросила Ане с надеждой.

— Не сейчас, — отрезал он.

Что ж, по крайней мере, он не сказал категоричное «нет»…

— Не могу понять, кто же нас так ненавидит, — сказала Ане. — Ничего в голову не приходит!

— Вот и ваш брат не знает. Он вообще знает до обидного мало. Я и то уже знаю больше. Дамп памяти вашего отца так же не принёс ясности, только еще больше запутал. У Катерины второй ранг, в этом всё дело. Был бы там я…

Типаэск махнул рукой, не договорив. Потом сказал через несколько шагов:

— Бесспорно, здесь личные мотивы. Кого-то когда-то ваша семья очень сильно обидела. Настолько, что он — или она — теперь наизнанку выворачивается. Но это нечто мелкое, личная месть, имею в виду, — он прищёлкнул пальцами. — Происходящие на вашей планете события содержат в себе что-то ещё.

— Что? — напряжённо спросила Ане.

— Ищем, — пожал он плечами. — Ищем, Анна Жановна. Я бы просил вас, когда они выйдут на вас, не дёргаться и не бросаться ко мне, даже — и особенно! — по связи. Бросаться вам надо в одном направлении — исполнять их пожелания. Если рядом с вами в этот момент будет комадар Жаров, тащите его с собой. Если нет, я ему сам сообщу. А, да. Ваш терминал под наблюдением, вы ведь не возражаете, я надеюсь.

Она покачала головой. Пусть наблюдают, что ей скрывать!

— Допуск на выход за пределы базы я вам не аннулировал. Выглядит, как небрежность, но и славно, пусть думают, что я просто забыл убрать его. Заработался и забыл.

— А вы, наверное, ничего не забываете, — задумчиво сказала Ане.

— На первом ранге, — сказал Типаэск, — забыть что-либо невозможно. Но многие думают иначе. Мы стараемся не разочаровывать…

Ане отвели небольшую квартирку в жилом блоке, предназначенном для медперсонала. Апартаменты, прямо скажем, были очень скромными. Зато из углового окна открывался прекрасный вид на степь и горы, а еще — на лётное поле, откуда стартовали серые универсальные истребители класса «атмосфера-пространство». Наблюдать за машинами было интересно. Они уходили в небо, слаженно перестраиваясь в группы. Наверняка, пилоты были телепатами, потому что группы выполняли манёвры с потрясающей синхронностью.

Но даже они не могли вернуть контроль над пылающими районами Ласточки.

Игорь вернулся через двенадцать дней, уставший и злой, костерил мирумирников на чём свет стоит и обещал сделать из них шашлык с кровью. Оптом и в розницу. Ане молча слушала. Сидела рядом, обнимала и слушала, пока он не заметил, наконец, неладное.

— Что случилось? — спросил он заботливо.

Коснулся ладонью щеки, в лицо будто подуло тёплым ласковым ветром. Ане не выдержала и расплакалась. Так, сквозь слёзы, рассказала про брата и племянников.

— Игорь, — сказала она, чуть отстранившись, — я теперь — дочь и сестра преступников, и это со мной останется на всю жизнь. Зачем тебе такая женщина теперь?

— Чего? — не понял Жаров.

Ане молча плакала, размазывая по щекам слёзы. Зачем я ему, такая, думала она про себя в отчаянии.

— Меня скоро вышлют с планеты, — сказала она. — Не знаю, куда. Зачем оно тебе… Не ходи ко мне больше. Найдёшь другую, без этого всего в анамнезе…

— Эй, тук-тук, — Игорь постучал пальцем ей по лбу. — Любимая, у тебя под крышей все дома? Или кого-то не хватает?

Ане молча смотрела на него.

— Что ты несёшь, глупая? На кой, прости за грубость, хрен мне какая-то другая?

Ане отвернулась, смотреть на него было невыносимо.

— Посмотри на меня. Посмотри, не прячься, — он бережно взял её лицо ладонями, повернул к себе: — Я уже большой мальчик, видишь? Сам могу решить, что мне нужно и что не нужно.

— А вот по службе у тебя проблемы могут быть, — хлюпнула носом Ане. — Женщина твоя ограничена в правах…

— Плевать, — отмахнулся Игорь. — И потом, через полтора года можно будет подать апелляцию. Если ты за полтора года не свяжешься с какими-нибудь придурками, апелляцию удовлетворят. И прощай все ограничения.

— А если свяжусь? — спросила Ане, хлюпая носом.

— Свяжешься — я их убью, — свирепо пообещал Игорь. — Аня, заканчивай нести чушь! Ну?

Он прижал её к себе, гладил по голове, как маленькую, по спине. Его ладонь излучала привычное тепло, и оно прокатывалось по телу волнами бессовестного счастья. Ане почти ненавидела себя зa почти животную радость от близости с мужчиной. Тем более, чем именно закончится сегодняшний вечер, можно было не гадать. Так же, как и все предыдущие вечера с Игорем!

— Я всё понять не могу, как же я не увидела… — говорила Ане. — Ну, вот как?! Ладно, Сашка. Он когда женился, совсем дурной стал. Светлана его перешила под себя полностью, и папу пыталась, только отец её отправил за горизонт вместе со всеми её пожеланиями и претензиями. Вечно дрязги были, насчёт внуков. То разрешу встречаться с ними, то не разрешу… Папа еще прикрикнул на неё: хочешь, в суде докажу, что ты — скверная мать? Он мог: Светка повод давала, особенно поначалу. С тех пор, как они переехали в Лисичанск, я их почти не видела. Но папа-то. Как?! Если б я знала! Если бы я хоть предположить могла…

— А что бы ты сделала? — спрашивал Игорь. — М? Ты ему доказать не смогла, что твоя учёба с имплантацией инструментов, необходимых для твоей работы, — благо. Что бы ты сделала, если бы узнала?

— Я… я… я… я не знаю! К вам на базу пришла бы!

— И результат был бы ровно тем же самым, Аня, — тихо сказал Игорь. — Для твоего отца. Арест, допрос, расстрел. И для тебя — поражение в правах как члена семьи финансировавшего террористов. Всё было бы то же самое, Аня. Хватит есть себя, ты ничего не могла сделать. Ни тогда, ни сейчас.

Ане уткнулась лицом ему в грудь. Плакала. Он не понимает. Он — добрый, честный, надёжный, как скала, родной, — не понимает. Что мы в ответе за своих родных. Что мы должны любить их и помогать им. Что если они встали на кривую дорожку, то есть в этом часть и твоей собственной вины. Не разглядела. Не отговорила. Не захотела видеть, не пожелала слышать…

Игорь целовал её, снимал слезинки со щёк губами, и так хотелось раствориться в его огне, и забыть, забыть хотя бы на один вечер, кровавые слёзы на лице отца, потерянный взгляд брата, эмоциональные затрещины полковника Типаэска, направленные хоть и не на неё, но всё равно бьющие в душу без промаха, собственные злость, боль и отчаяние, страх за племянников, тревогу за их мать, ведь Светлана Ламель не была такой уж скверной женщиной, желать ей гибели — других поищите.

Потом она долго лежала без сна, смотрела на спящего Игоря и снова плакала, не умея сдержаться. На сердце лежал тяжёлый ком неизбежности. Он не исчез к утру, когда удалось уснуть на короткий час перед подъёмом…

Убитый город пахнет пылью. Ветер несёт горькие полынные запахи, смешанные с гарью и острым, застоявшимся вкусом смерти. Солнце — летящий сквозь облака тусклый стальной пятак. Вот эта выгоревшая, заваленная обломками улица была когда-то Зелёным бульваром. На этой, изуродованной взрывами, набережной когда-то зажигал осенний Фестиваль Красок. Вон те, обуглившиеся деревья помнили, наверное, ещё первых поселенцев Ласточки.

Страх перед прогрессом не мешает продвигать прогресс орудий убийства…