Тайнознатицы Муирвуда - Уилер Джефф. Страница 25

Поговаривали, что Исток спасет графа, ибо достойные мастоны находятся под его защитой. Чушь, ерунда! История знала предостаточно примеров гибели достойных. Никакой Исток никого еще не спас. Исток служит лишь тем, кто может подчинить его себе. Заставь Исток покориться, и он осуществит твои самые смелые мечты и надежды. Уложит к тебе в постель короля Комороса. Сделает тебя королевой целой страны.

Одного только не отдал ей пока Исток — Майю, проклятую падчерицу. Ничего, придет время, и она тоже окажется во власти леди Деорвин.

— Как тихо, — прошептала Мюрэ.

Леди Деорвин захотелось ударить дочь. Повозка поравнялась с эшафотом. Отца и сыновей Прайс препроводили на помост, где уже дожидался палач. Всего несколько дней назад на этом самом месте у них на глазах был казнен старший сын и брат — не спасли его ни их молитвы, ни вера, ни мастонская кольчужница.

Слово дали лишь отцу. Он встал перед плахой, опустив руки. Несмотря на мороз, на нем была лишь тонкая рубашка да бриджи, грязные и изорванные в долгом заточении. Из-под воротника рубахи поблескивал край кольчужницы. Мысли леди перенеслись на младшего сына графа, Додлея, трусливо засевшего в Муирвуде. Интересно, как скоро до него дойдет весть о гибели всего Семейства? После этого он наверняка выскочит из убежища и очень быстро угодит в ту же самую могилу.

Старый граф наконец-то договорил. Леди Деорвин его не слушала, но и от ненароком достигших ее уха слов ее затошнило. Как ей хотелось в тепло! Ребенок у нее в животе беспокойно ворочался, словно ощущая опасность. Интересно, кто на этот раз — сын? Или дочь?

Отца подвели к плахе. Сыновья стояли неподвижно. Кажется, один тихо плакал. Лица их были невозмутимы. Отец встал на колени перед плахой. Леди Деорвин подозревала, что его придется держать, однако старый граф готов был встретить смерть бесстрашно и хладнокровно. Кажется, он что-то такое говорил о Сокровенной завесе, так что, должно быть, попросту не верил в то, что жизнь его оборвется безвозвратно.

Леди Деорвин присмотрелась к палачу. Лицо его было скрыто островерхим капюшоном — обычный наряд палача. И все же было в этом человеке что-то знакомое. Палач, казнивший Тобиаса Прайса, был бородат, однако у этого на подбородке имелась разве что щетина. Он был крепко сбит и силен и топор держал легко и уверенно. Леди Деорвин обвела глазами разворот его плеч. Ей нравились крепкие мужчины. Человек, который способен был удержать падающую повозку, поднять тяжелый груз или драться клинком на дуэли, всегда заставлял ее сердце биться чаще. Ее влекло к таким мужчинам, однако, как ни силен был соблазн окружить себя отборными экземплярами, таких шалостей леди Деорвин себе не позволяла.

Палач был очень похож — но на кого же? И вдруг она поняла, на кого. На кишона. При одной мысли о нем дрожь пробрала ее до самых пяток. Тот, кто делает убийство своим ремеслом, ставит себя вне круга обычных людей. А кроме того, кишоном невозможно было управлять, и это пугало ее еще больше.

Палач посмотрел прямо на нее.

Ужасное осознание своей правоты наполнило ее сердце ужасом. Под маской палача действительно скрывался кишон. Он стоял, не сводя с нее глаз, и выразительно покачивал топором, словно в знак угрозы. «Скоро придет и твоя очередь», — услышала она шепот у себя в голове и задрожала.

— Вам холодно, матушка? — спросила Мюрэ.

В последний раз она видела его в ту ночь, когда он проник к ней в опочивальню. При воспоминании об этом леди Деорвин всякий раз содрогалась от страха. Ни стражники, ни ее собственная сила не помешали кишону безмолвной тенью проскользнуть в ее личные комнаты и предъявить ей ультиматум. Либо король сменит гнев на милость и призовет Майю, либо леди Деорвин об этом пожалеет. Но как она могла исполнить требование, если не знала даже, куда пропала девчонка? Ее шпионы день и ночь рыскали в поисках Майи. Корабль из Дагомеи так и не вернулся, но кишон был с Майей с самого начала, и его появление свидетельствовало о том, что она выжила в проклятых землях.

Глава Семейства Прайс встал на колени перед плахой.

— Как страшно, — прошептала Мюрэ. — Терпеть не могу казни. Зачем мы вообще пришли?

— Чтобы показать, что мы сильны. Что мы не трусы. Не позорь меня, Мюрэ.

Старый граф положил голову на плаху. Удар был быстр и точен. Толпа разом ахнула. Отвага отца передалась сыновьям — ни один не посрамил старого графа. Все они по очереди, не дрогнув, становились на колени и клали голову на плаху. Леди Деорвин испытала прилив невольного уважения.

Канцлер Крабвелл приготовил небольшую речь. Закончит, и можно будет уйти, подумала леди Деорвин. Канцлер встал с трибуны, где сидела знать.

— Так будет с каждым предателем королевства, — громко, внушительно объявил Крабвелл. — Всякий — или всякая, — кто пойдет против воли короля, заслуживает смерти. Наденьте головы на пики, и да послужат они назиданием остальным!

Леди Деорвин нахмурилась. Что значит «всякая»? Зачем он это сказал? Женщин никогда не казнили за измену, так на что же намекал Крабвелл? Она обернулась к мужу и увидела, что тот утешает тихо плачущую Джейен Секстон. Рука короля обнимала плечи девушки. Леди Деорвин в бессильной ярости стиснула кулаки. Эта девка и года не провела в ее свите! Если ее выгнать, для остальных это станет недвусмысленным предупреждением. Однако леди Деорвин не могла избавиться от невесть откуда взявшегося подозрения: если она выставит Джейен, супруг может отменить этот приказ и тем жестоко унизить королеву.

— Сколько крови! — прошептала Мюрэ, широко открытыми испуганными глазами обводя эшафот. — Сколько крови!

С неба стали падать крупные хлопья снега, серого, как зола. Леди Деорвин вздрогнула. Еще мгновение назад небосвод был чист, однако теперь его затянуло серыми тучами. Снег падал стеной, беззвучно, но осязаемо, укрывая от глаз людских картину казни.

— Пойдемте, матушка, — попросила Мюрэ, и леди Деорвин без единого слова повернулась и подошла к мужу. Он предложил ей руку. Ему хватило совести принять виноватый вид.

Тем вечером она нашла на столе у себя в опочивальне большую чашу, покрытую красной тканью. Это было так странно и необычно, что леди Деорвин, ни на мгновение не задумавшись, сдернула ткань и только тогда поняла, что красна она от крови. Под покровом покоилась голова старого графа.

Леди пришлось призвать все свои силы, чтобы не закричать.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Зимнепутъе

Земля в матушкином саду была твердая и вязкая, словно стылая глина; Майя изо всех сил налегала на заступ. Рядом стояла на коленях Сюзенна, руки ее были грязны, поверх платья повязан передник, и другой такой же — у Майи. Дыхание паром вырывалось изо рта, холод пробирал до костей, но девушки продолжали упорно трудиться. Тыльной стороной руки Майя потерла зачесавшуюся щеку и подняла глаза. Мимо протопал Тьюлисс с охапкой черных горшочков в руках.

— Неужели зимой будет что-то расти? — спросила Сюзенна, окинув взглядом снежную пелену, укрывавшую сад.

— Эм-гм, — пробубнил Тьюлисс, по-прежнему не осмеливаясь заговорить. Одобрительно кивнув при виде вскопанных девушками грядок, он принялся извлекать из горшочков клубки корней с торчащими из них побегами.

— Что это за растения? — спросила Майя, глядя, как он аккуратно распутывает корни. Она не раз уже встречала Тьюлисса в матушкином садике и всякий раз разговаривала с ним, стараясь перебороть его стеснительность.

— Цикламены и зимний вереск, — коротко ответил Тьюлисс. Нос у него порозовел, а белоснежные усы подрагивали. — Они красивые.

— А матушке они нравились? — спросила Майя, ощутив укол в сердце — в этот самый миг на другом краю аббатства происходила церемония погребения. Матушкино тело упокоится в костнице и будет опущено в землю на кладбище.