Тайнознатицы Муирвуда - Уилер Джефф. Страница 37

— Доказательства… — покачала головой Майя. — Исток привел его сюда — это ли не доказательство?

— Да, да! И это больше, чем простое совпадение.

— Что же мне делать? — вздохнула Майя, сплетая и расплетая пальцы. — Мне надо поговорить с ним, сказать ему все то, что я написала в письме. Но он так сердит на меня, Сюзенна. Я обидела его до глубины души.

— Да, я заметила, — согласилась Сюзенна. — Даже не зная, что вас соединяет, я уже чувствовала его ярость. Он обидел тебя там, в саду?

Майя кивнула, не желая вслух повторять прозвучавшие обвинения.

Сюзенна зашагала туда-сюда, теребя пальцами нижнюю губу.

— Как ты думаешь, где он остановился? В «Пилигриме» вместе с Кэрью?

— Да, но это в любом случае за пределами аббатства. Если я туда отправлюсь, меня тотчас же схватят.

— Можно выйти потайными ходами под стеной, — предложила Сюзенна. — Есть один ход, который ведет прямо в таверну. Я точно знаю!

Майя широко раскрыла глаза.

— Я об этом не подумала.

— Давай-ка я позову Оуэна, и пусть он приведет Джона Тейта. А Джон Тейт доставит твое письмо.

Сердце у Майи забилось как барабан.

— Кольер знаком с Джоном Тейтом.

— Зову Оуэна.

* * *

Джон Тейт стоял, прислонившись к стене и запустив большие пальцы рук за широкий кожаный ремень. У его ног, мерно помахивая хвостом, сидел Аргус. Майя и Сюзенна не сводили глаз с охотника, дожидаясь его решения. На медных волосах Джона играли блики пламени, пылавшего перед яр-камнем.

Охотник тяжело вздохнул.

— Ну, если надо, значит, надо. Только не понимаю я в сердечных делах, леди Майя, вот ей-же-ей, не понимаю.

Майя подавила улыбку.

— Думаешь, мне не стоит ему писать?

— И верно, незачем это.

— И что бы ты посоветовал? — спросила Майя.

— Сожгите вы эту писульку. Вот прямо возьмите и сожгите. Потому как если вы ее выпустите из рук, дальше уже ничего не изменишь. Того и гляди, явятся эти, нессийцы, да и зарежут вас, что ту свинью. Кольер-то, конечно, поплачет, а толку с того? И пишете вы длинно. Он мужик. Мужику что важно? — пожрать, когда голоден, да подраться всласть, чтоб все знали, кто тут круче всех. А эти ваши сопли-слюни… оно ему надо? Он же не дурак!

Майя поникла.

— Спасибо за совет, — поблагодарила Сюзенна и испытующе прищурилась. — А скажи-ка мне, Джон Тейт, сколько раз ты был женат или влюблен?

— Ни единого разика, — гордо приосанился Джон.

— В этом случае нам придется прислушаться к противоположному мнению. Да, это был политический союз, который может быть расторгнут одним росчерком пера. И все же речь идет о браке, заключенном в присутствии свидетелей, и о клятвах, принесенных по обряду Дохту-Мондар. Эти клятвы имеют определенный вес. Майя была и остается королевой Дагомеи.

Джон Тейт помотал головой:

— А вот и нет.

Сюзенна непонимающе посмотрела на него.

— Ну что вы как маленькая? Чтоб из принца сделаться королем, нужно — что? Чтоб тебя короновали. И не кто-нибудь, а альдермастоны. Майя — его жена, только никакая она не королева, покуда ее не коронуют, чтоб все видели, и рыцари, и мастоны, и простой народ, — он поднял руки. — Да он может этот брак еще сто раз разорвать!

— Но Майя — дочь короля! Этот союз ему нужен! — вспыхнула Сюзенна.

— Нужен — не нужен, а только он уже на сторону глядит, — саркастически заметил Джон Тейт. — Ему деньги нужны. У леди Деорвин — и денежки, и дочка. А у нашей Майи только и есть что красивая мордашка да мозги. Ты только не обижайся, слышь, это ведь чистая правда. Да и в мастоны он не рвется, а тебе ж мастона подавай. Тебе бы сейчас посидеть тихо да посмотреть, что он станет делать. Из сада он, говоришь, сбежал — значит, под арест не хочет. Погоди до следующей встречи. Если он захочет с тобой поговорить, я, уж так и быть, не дам Аргусу его искусать. Хоть и хочется!

Сюзенна покачала головой.

— Он все еще сердится на Майю. Но он не знает всей правды.

Джон Тейт пожал плечами.

— Дураков на свете что звезд на небе — всех и не сочтешь. Духов день уже не за горами. Что мы могли — мы сделали. Теперь бы только не сглупить и не напортачить.

Майя кивнула Джону Тейту и зашагала по комнате от стены к стене. Очистив свой разум, она воззвала к воле Истока. Остановившись у огня, она уставилась в пламя, в раскаленные докрасна глаза яр-камня. Дров в очаге не было. Пожирать огню было нечего. И все же он был настоящим огнем, как вода, которую изливали другие яр-камни, была настоящей водой. Вот оно, доказательство силы Истока, такое простое, но такое неоспоримое. Почему же Кольер его не видит?

Она закрыла глаза, погрузилась в себя и прислушалась, стараясь уловить шепот Истока.

Исток молчал.

Чувства захлестывали сознание, но Майя сделала вдох, другой и ощутила, как внутри начинает разливаться покой. Вспомнились слова альдермастона: чтобы услышать Исток, нужно расслабиться и ощутить, как мал ты в этом мире.

Но Исток молчал.

Она открыла глаза и вновь уставилась в огонь. Жар, идущий от языков пламени, лизал щеки, очаг пахнул пеплом и золой. Майя снова вызвала в памяти все услышанное. Джон Тейт прав. Если ее признание попадет в руки Кольеру, это будет равносильно самоубийству — политическому, а возможно, и самому настоящему. В этом письме нет ни просьб, ни уговоров. Она не предприняла ничего, чтобы успокоить Кольера или польстить его тщеславию. Она просто хотела сказать наконец все честно, не скрывая правды, даже если эта правда его ранит.

Закрыв глаза, она прижалась лбом к каменной стене над очагом. От камня исходило тепло. Она столько раз предавала и обманывала Кольера — разве сможет он довериться ей теперь?

И тут ее глаза сами собой распахнулись.

Беззащитность — вот лучший способ завоевать его доверие. Пусть он получит оружие, которым сможет ее уязвить. Быть может, он им воспользуется — что ж, он уже не раз ранил ее словами там, в саду. Пусть слова эти были сказаны в гневе (в законном гневе, надо заметить), они все равно причиняли боль. Пусть он поймет, что, живя в Муирвуде, Майя сожалела о том, что сделала, и открыто написала об этом в письме. Пусть узнает ее такой, какая она есть, — ее, а не выдуманный им образ. Если же после этого он отвернется от нее, то, по крайней мере, он откажется от нее, а не от ее маски.

Ощущая растущую решимость, она отвернулась от очага. Языки пламени жарко плясали у нее в глазах.

— Благодарю вас за ваши советы, — сказала она. Решение было принято. Она подождала, прислушиваясь — не возмутится ли Исток. Но он молчал, и единственным голосом, который она слышала, был голос ее решимости. — Отнеси мое письмо Кольеру, Джон Тейт. Сегодня же. Прямо сейчас.

Охотник нахмурился.

— А если так: я подожду, покуда он это письмо прочитает, а потом возьму да и сожгу, чтоб все шито-крыто?

Майя покачала головой.

— Нет. Пусть письмо останется у него. Я ведь пока что ему жена.

Живший некогда альдермастон сказал слова, которые не раз помогали мне усмирить гнев, рождаемый обидой: если чужие поступки тебя обижают, оборотись на себя и сочти свои недостатки. И гнев пройдет.

Ричард Сейон, альдермастон аббатства Муирвуд

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

«Холък»

На кухне альдермастона царил хаос: готовились к Духову дню. Повсюду стояли подносы с печеньем и блюда, до краев наполненные сладкими угощениями. Перемазанные с ног до головы мукой кухонные девчонки валились с ног от усталости, что, впрочем, не мешало им наперебой болтать о грядущем празднестве. Каждый день приходили новые вести, приезжали фургоны с провизией, приходили люди, которым хотелось увидеть в Духов день самого короля. За стенами аббатства вырастали все новые шатры — это съезжались гости.

— А майское дерево до сих пор не поставили, — сообщила Алойя, выскребая ложкой горшок изнутри. Подскочила Дави, шустро обмакнула палец в горшок и облизала.