Водный мир (СИ) - Райот Людмила. Страница 33

На миг прикрываю глаза, и ставший зыбким и нечетким город плывет куда-то вверх и в сторону. Лишь чье-то вмешательство препятствует моему обмороку — жесткая рука хватает за предплечье и довольно грубо встряхивает. Это помогает. Вздыбившаяся земля и начавшие веером складываться дома замирают и неохотно возвращаются на место.

— Тебе плохо? — спрашивает Никель.

— Я не доверяю им, — шепчу я ему, хотя взглядом привычно ищу Тимериуса. Как назло, хамелеон успел уйти далеко вперед.

— Пфф, — Ник закатывает глаза, словно я сморозила великую глупость. — Этого и не требуется! Ну, чего ты так скисла?

Утешитель из Никеля аховый. Может, мне и самой горько: еще полчаса назад мнила себя важной птицей и вовсю заигрывала с Асти, а сейчас разваливаюсь на части… Разве ж он сможет мне чем-то помочь? Критика и язвительность здесь не прокатит.

— Просто позови Тима.

— Думаешь, он прибежит, стоит только произнести твое имя? — в глазах Никеля появляется нехороший блеск, а хватка становится жестче. — Ты стала слишком часто думать о нем…

Его поведение выводит меня. Какое право он имеет указывать, о ком и в каких количествах мне думать! Сколько уж можно влезать без спроса в чужие мысли!

— Не твое дело! Просто позови его, или пожалеешь! — вырываю свою руку, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать. Внутри срабатывает детонатор, запуская сложную реакцию превращения влюбленности в невыносимое раздражение. — Занят своим соперничеством и не хочешь видеть дальше своего носа! — я возмущенно цежу слова, выплевывая их вперемешку с яростью. Неужели не чувствуешь, что он действительно нужен сейчас?!

Никель смотрит на меня со странным выражением. В его глазах задумчивость, сомнение и затаенная ярость.

— Чувствую. Вижу. И помогу.

И он снова берет меня за руку, на этот раз касаясь моей ладони. Сильно сжимает ее в своей, и я вскрикиваю. Мне больно. Боль пронзает тело раскаленной молнией, выжигая холод, ненависть и злость. Оставляя после опаленную пустыню.

На миг чувствую себя усталой и опустошенной. Полым сосудом, готовым принять любую эмоцию, заполниться тем, чем будет угодно чтецу. И он выбирает счастье. Необъяснимое, беспричинное счастье, наполняющее каждую клетку, каждый атом моей выжидающей пустоты. Напрочь стирающее воспоминание о пережитом насилии и боли. Если б чувства правили миром, я б взлетела. Воспарила к самому куполу.

Как легко и хорошо!

Легкая неровность пола заставляет меня споткнуться и прийти в себя. Надо же, эмоциональные качели не сказались на моем передвижении в пространстве. Падая в ад и поднимаясь в рай, я продолжала идти, поддерживаемая Никелем за руку. Конечно, чуток переполошила атлантов криками, чем укрепила свою репутацию юродивой — но это, пожалуй, лишь плюс для продвинутой странницы.

— Что это сейчас было? — я в который раз за день нахожу в себе силы отлепиться от Ника. А вот сил смотреть на него больше нет. Мне чертовски стыдно. Сама не знаю, что за перепады настроения то размягчают меня в розовый кисель, то заставляют превращаться в бешеную фурию. Так-то я ведь адекватная. Была.

— Решил почувствовать себя немного Стронцо.

И пока я обдумываю его ответ, легко толкает меня в спину.

— Вон твой Тимериус, вышагивает рядом с Циссой. Иди.

Я слушаюсь и ускоряю шаг, догоняя две знакомые высокие фигуры.

Как же я была неправа, называя город мрачным и скучным! Все преобразилось, стоило упадническому настроению смениться на позитивное. Да, он стар. Да, молчалив. За столько лет он потерял голос, и теперь объясняется жестами и мимикой. Его можно читать по рисункам глубоких морщин и борозд.

Местные здания мало похожи на дворцы, но в них определенно есть свой стиль. Скромность неотполированного камня стен компенсируется строгими линиями фасадов. Громоздкость первых этажей мило завершается изящностью и легкостью этажей последующих.

Архитектура древней Месопотамии, величественные и грозные зиккураты (1) — вот что мне напоминают улицы бывшей столицы.

Здесь нет вкраплений современности и новшеств, неизбежно вносимых в другие старинные города. Он — словно концентрированная выжимка древности, консервация прошлого в чистом виде. Если вглядеться, можно увидеть десятки признаков того времени. Под ногами тут и там попадаются выбитые в камне длинные полукруглые линии, ближе к середине улицы затертые бесчисленным количеством ног — остатки концентрических кругов (2).

Кованые факелы, сплошь покрытые зеленью окисления, ощетиниваются медными лепестками, тянутся к нам языками пламени. Даже огонь, и тот особенный — желтый с зелеными колдовскими всполохами. Быстро сходящий на нет, из-за чего половина города теряется во тьме.

Воздух все еще влажен, но это вполне можно пережить. Особенно если принять факт, что для подводного города избыток влаги — вещь совершенно нормальная. Да и холод больше не терзает меня. Мне тепло. Мне жарко. Я почти горю.

Догоняю атлантов, мельком улыбаюсь Тимериусу, встречаю его тяжелый взгляд… и встаю рядом с Циссой. Желание увидеть атлантийского друга (бывшего, или еще не все потеряно?) расшибается об стену отчуждения. Я не знаю, о чем с ним говорить — надеюсь, близости к нему будет достаточно, чтобы утихомирить мои бьющиеся в истерике помехи.

— Как вам город?

В голосе молодого арзиса столько живого участия и заботы о моем времяпрепровождении, что я заставляю себя снова нацепить улыбку. Он человек другого сорта, нежели молчаливый и прямолинейный Асти… Вмиг уболтает, поклянется в вечной дружбе, завоюет расположение, а потом также легко обратит иллюзии о хорошем отношении в пепел. С Циссой нужно держать ухо востро и отвечать ему той же монетой.

— Я бы хотела осмотреть его получше, когда появится свободная минутка. Как вы думаете, это возможно?

— Хм… Я спрошу у Треора. Скорее всего, это будет зависеть от того, как мы проведем ближайшие полчаса.

Он снова говорит загадками, но я и так уже обо всем догадалась. Мне готовят какой-то экзамен, от которого будет зависеть, сочтут ли меня достойной иной, или… как он там вчера выразился? Отправят на корм рыбам. Все предсказуемо.

— Кто такие оторванные? — спрашиваю я.

Ловлю еще один взгляд Тима, на этот раз предостерегающий. Он словно говорит «не высовывайся!». Но я ничего не могу поделать со своим любопытством и неуемным чувством справедливости. Стоит разок высунуться — и все! Залезть в скарлупу обратно уже ой, как тяжело.

— Маргиналы, — Цисса брезгливо морщится. — Изгои. Те, кто не хотят жить по нашим законам, и уходят в… по-вашему это называется «самостоятельное плавание», верно?

Я киваю. А выпендрежный, словно павлин, Цисса умеет удивлять: несмотря на почти полное отсутствие внешней политики, образование у военных отменное, и знание устоявшихся земных выражений тому яркий пример.

Мы проходим под одним из висящих над головой факелов, и свет выделяет враз посерьезневшие лица моих собеседников. Высокие скулы, прямые брови, иссиня-черные волосы и глаза — сейчас они очень напоминают древних атлантов, послуживших прообразами для каменных статуй, в изобилии украшающих улицы.

— Это люди, отрицающие существующую власть и устои, формировавшиеся на протяжении веков, — подает голос Тимериус. — Жизнь на плавучих островах для них слишком тяжела, а континент… континент не для них.

Мы отдаляемся от света, и на земле начинают прыгать наши искаженные тени. Две большие и величественные и одна маленькая, сиротливо притулившаяся сбоку — я.

Они скачут вместе с нами, деформируясь и превращаясь из двойников в наши пародии: тени Циссы и Тима вырастают еще выше, становясь тенями-великанами, моя же, наоборот, ссыхается, выглядя на их фоне жалким посмешищем. Даже стыдно за нее становится.

— Почему? — спрашиваю я, а сама думаю, в курсе ли Тим того, как легко хозяева крешейка порешили нескольких изгоев, посмевших сунуться на священную территорию бывшей столицы? Да или нет, без разницы. Он на их месте поступил бы также — просто потому, что тоже атлант.