Мир будущего (СИ) - Райот Людмила. Страница 25

— Тогда, насколько я понял, на данном этапе все упирается в тебя. Сны-образы о новой дыре смогут рассказать, что находится по ту ее сторону и стоит ли вообще туда соваться. Не приведет ли она нас в открытый космос, или на необитаемую планету, или в другое, не приспособленное для жизни место? Но пока этого сна нет, последствия прыжка и сам прыжок обсуждать бессмысленно.

Надо же, какой сообразительный нам достался хамелеончик. Он был абсолютно прав, но я не спешила ему отвечать.

— Тимериус сомневается, сможешь ли ты видеть нужные нам сны, — сказал Никель. — Не оказалась ли ты здесь лишь… в силу связей и полезных знакомств.

Спасибо за перевод, я и сама уже догадалась, почувствовав острую и жгучую обиду, такую сильную оттого, что неожиданную — я совсем не ожидала выпада со стороны молчаливого, замкнутого хамелеона. Мне показалось, что мы начали находить общий язык.

Что он о себе возомнил, этот вымирающий вид, доисторическое ископаемое?! У меня было, что ему возразить — например то, что я не прибегала к Нику, умоляя взять в команду странницей, а оказалась на этом месте против воли; но я не рискнула подать голос — за его твердость я бы не поручилась.

Никель подошел к Тимериусу, протянул руку к голографическому Атлатису, ухватил его и сжал пальцы. Тот лопнул, словно воздушный шарик, брызнув ослепительными искрами и оставив после себя бледное голубоватое мерцание.

Мне показалось, что он сердится: еще бы, некомпетентный выбор странника бросал тень и на него, как на руководителя.

— Бессмысленно другое — ждать, что странник сможет увидеть сон-образ о дыре, находящейся в другом измерении, даже ни разу не увидев ее. Хотя, я повторю тебе снова — Варисса самый одаренный странник-алмаз из всех, которых я встречал. Она может видеть сны-образы даже о тех мирах, в которых никогда не бывала; более того, в них никогда не бывал и никто из нас.

У меня задрожали губы. Это было неправдой, точнее, было не совсем правдой. Я и правда часто видела во сне другие миры — когда только переехала в Набил и раньше, на Земле; я видела их еще даже до того как узнала, что я странница; достаточно часто, чтобы заслужить свое прозвище.

Но с тех пор, как я вышла замуж, эта способность пошла на убыль: сильные чувства блокируют интуицию и ломают связь с подсознанием. Как мы с Ником и предполагали, это оказалось временным явлением. Как только с чувствами было покончено, сны вернулись.

— Что с тобой? — я все еще молчала, и Никель внимательно посмотрел на меня, поняв наконец, что со мной что-то не так. Тимериус последовал его примеру.

— Он позвал меня… — почти прошептала я.

— Что? — Никель сделал шаг навстречу, но ближе не подошел, словно заметив у меня признаки опасного и заразного заболевания.

Неужели они никогда не видели женщину, вот-вот готовую расплакаться?

Их сбитый с толку вид позабавил, и я несколько раз глубоко вздохнула, собираясь с духом. Не видели — и не увидят. На миг прикрыв глаза, я снова вспомнила гигантскую волну, но на этот раз вместо испуга почувствовала уверенность.

— Я видела сон-образ. Сегодня, — со стороны могло показаться, что я оправдываюсь перед атлантом, но это было не так.

Эти слова предназначались одному Никелю; замолчав, я посмотрела прямо ему в глаза, жадно наблюдая смену эмоций на его лице — удивление, затем недоверие, почти сразу уступившее место надежде. Его лицо осветилось радостью, уголки губ поползли вверх: еще чуть-чуть, и он бы улыбнулся, и это была бы самая нормальная, правильная и искренняя улыбка из всех, что он так щедро отсыпал с момента моего возвращения.

— Это был Атлантис? Атлантис позвал тебя?

— Да. И не в первый раз… — я сделала паузу. Ладно, если уж признаваться, то до конца. — Я видела еще один сон-образ, около двух недель назад.

11. Соединение

Улыбка, так и не успевшая появиться на свет, увяла. Никель еще пару секунд смотрел на меня, пока радость в его глазах не сменилась ужасом.

В то же мгновение он снова превратился в обычного Никеля — и даже хуже.

Отвернувшись, он сказал длинную витиеватую фразу. Кровь бросилась мне к лицу, еще никогда я не слышала, чтобы Ник ругался ТАК грязно. Этим дело не ограничилось. Схватившись за голову, он в сердцах пнул стоящий рядом стул, так что тот укатился далеко в сторону. Следующей под горячую руку чуть не попалась Шелли; я явственно представила, как Никель берет прибор и, подняв над головой, с размаху кидает об пол.

Нет, пронесло. Благоразумие взяло вверх, и Ник опустился в кресло, почти полулег, облокотившись на спинку и вытянув ноги. Сделал еле заметное движение головой вбок, прочь от яркого солнца, и свет потускнел: на стеклянные потолочные плиты медленно наползли непрозрачные панели, затемнив зал.

Я осмелилась выдохнуть. Убедившись, что Ник не смотрит в мою сторону, тихо отошла в сторону и села на откатившийся стул. Инстинкт самосохранения подсказывал, что сейчас лучше держаться подальше.

— Ничего. Это была моя ошибка, — наконец сказал он, и я расслышала нотки обреченности в его на удивление спокойном голосе. — Сам виноват.

Интересное заявление. И неожиданное, как гром среди ясного неба. Его неспособность признавать ошибки казалась столь прочной и непоколебимой, что постепенно я сама начала верить, будто он на них не способен.

— И в чем же ты ошибся, позволь узнать?

— Нужно было забрать тебя раньше. До того, как все началось.

Это было бы грустно, если бы не было так смешно. Я рассмеялась. Смех получился несколько более истеричным, чем мне бы хотелось, с парочкой странных всхлипов в конце — подавленные слезы все еще давали о себе знать.

Не понимаю, почему никто не рассмеялся вместе со мной. Хотя бы Ник, тот еще любитель остроумных шуток (особенно своих). Этому находилось лишь одно доступное объяснение — его слова не были шуткой. Ник действительно считал меня вещью, по первой необходимости транспортируемой между мирами.

— Ты сам хоть понимаешь, как ужасно это звучит? — задала я риторический вопрос. Ник не откликнулся, и мой взгляд упал на Тимериуса. Если кто чего и не понимал, то именно он — выражение растерянности на лице атланта принесло мне неописуемое удовлетворение.

— Ник, будь добр, объясни своему другу атланту, что к чему. Он только на первый взгляд выглядит информированным.

Я попыталась по максимуму вытравить яд из своей улыбки; сомневаюсь, что так уж преуспела в этом. Вообще-то я даже хотела добавить, что стоило бы более тщательно отбирать себе компаньонов, но сдержалась. Если Никель лишится драгоценного хамелеона, мне точно несдобровать.

Никель ногой пихнул в сторону атланта стул, на котором сидел ранее.

— Садись. Ты прав, для того, чтобы предугадать, что ждет по другую сторону дыры, нужен особый сон. Но не один, а несколько. Это называется соединением. Я не знаю…

Он замолк. Я впервые видела, чтобы Ник не мог найти правильные слова.

— Никто точно не знает, кто или что их посылает. Алмазы видят серию снов-образов. Сначала про мир, из которого будут прыгать. Эти сны дают представление о прилегающих территориях к дыре-входу. И именно по ним, не без помощи специальных атласов снов и расшифровки, странник может понять, с какой именно кротовой норой он соединен. И завершающий сон — о дыре-выходе. То есть, уже о том мире, куда ему предстоит прыгать.

— Это должно быть очень редким явлением, верно? — Тимериус тщательно обдумал его слова.

— Да. Странники-алмазы тоже, знаешь ли, на дороге не валяются, — после этих слов я почувствовала прилив острой благодарности к Нику.

— А как же истории, что вы постоянно видите во сне другие вселенные? — Тимериус повернулся ко мне. — Всего лишь слухи?

Я пожала плечами.

— Нет, одиночные сны тоже бывают, и гораздо чаще. Но после них, я, как правило, всегда остаюсь в неведении, к какой же из десятков открытых…

— Или сотен неоткрытых, — вставил Никель.

— … дыр они относятся, — продолжила я.