Падение полумесяца (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш". Страница 9

— И этим подтолкнёт болгар в сторону Приштины. Плохо ли это?

Мирко хотел было напомнить про многочисленные жертвы, но воздержался. Понимал, что брат-рыцарь сейчас говорил как стратег, а не как простой человек. Следовательно, доводы против должны быть схожие. Идущие от разума, а не от сердца или души.

— Болгар легче запугать. Слишком давно они под гнетом осман, да и до них тоже много перенесли. Меньшее число готовых сражаться, большая готовность склониться и терпеть. Ещё одна резня может как разжечь огонь, так и совсем растоптать и так не сильно ярко тлеющие угли в их душах. Подумай, хотим ли мы так рисковать?

— Решать не нам, но… Я бы воздержался от такого риска.

— И я тоже. Тогда?

Вновь недолгое молчание, после которого Раду потянулся уже не к кувшину с салепом, а к закупоренной бутыли с вином, из которой извлек пробку, налил в серебряный кубок, а потом взглядом показал на второй такой же.

— Нет, благодарю.

— Вино хорошее. Выдержанное. Можешь разбавить водой, иногда так оно вкуснее.

— Напиток из перебродившего винограда, — вздохнул Гнедич. — Аллах не велит, а я сейчас не в том положении, чтобы нарушать подобный запрет.

— И пять раз в день молитвенный коврик расстилаешь?

— И поклоны в сторону Мекки, — поморщился серб, которому уже давно осточертело носить маску правоверного магометанина. — Я очень старательный.

— И осторожный!

— Да, Исмаил. И осторожный. Осторожность не грех, а великое благо для некоторых.

Двое непохожих друг на друга людей, но в то же время объединённые общей целью и принадлежностью к одному Ордену. Они обсуждали новые и новые ситуации, пытались заранее подготовить те или иные свои действия. Но ещё они ждали сигнала от вышестоящих в иерархии Ордена Храма. И вот тогда… Тогда Османская империя должна была не просто содрогнуться, а расколоться. Слишком опасную и готовую вот-вот взорваться бочку с порохом подложил под неё сперва султан Мехмет, по сути введя закон, даже не разрешающий, а настоятельно советующий восходящему на трон главе Дома Османа убивать всех своих братьев либо иных родичей. Потому эта помесь бутылки с пауками и запертого трюма со стаей голодных крыс внутри в любой момент готова была сожрать друг друга, испражниться переваренными останками родичей, а уцелевший счастливец понимал, что сможет примерить корону на голову и уютно расположить зад на троне. Но это всё в относительно спокойные времена. А что если времена как сейчас, смутные и угрожающие самому существованию империи? То-то и оно!

Именно поэтому скрывшиеся под масками глаза, уши и руки Великого магистра тамплиеров и оплетали клейкой паутиной весь механизм, который со скрежетом, но ещё помогал двигаться неповоротливой, уродливой империи. Хотя нет, не механизму даже, а несуразному, огромному голему из иудейских легенд. А это легендарное чудище, как известно, можно было уничтожить либо расколотив на куски, либо… уничтожив находящуюся внутри него табличку с истинным именем твари. И второе куда как выгоднее, если знать, куда бить. Если знать, как именно бить. Они… почти знали. Только ударов этих должно было быть несколько, с разных сторон. Клинки и яд, интриги и подкуп. Разное оружие, зато цель одна. Та, ради которой можно многим пожертвовать, дорого заплатить. И они были готовы это сделать.

Глава 2

Египет, Каир, июнь 1497 года

Долбаная жара! Воистину казнь египетская, пусть и не в формально библейском варианте. Так ведь и не жара единая приводила меня в состояние перманентной озлобленности на весь окружающий мир. Жара… ну а что жара? Погоду не переделать, а средств, позволяющих сглаживать её пакостные проявления, тут пока ещё нет или почти нет. Кондиционеры, вентиляторы, ледоделательные машины наконец — это всё на много даже не лет, а веков тому вперёд. Я же хоть и пинаю движение прогресса окованным сапогом под ленивую задницу, но даже эти пинки не в состоянии ускорить его настолько, чтоб ещё при жизни своей увидеть многое из привычного по родному времени/реальности.

Хочется вернуться обратно в Рим, благо Италия касаемо климата куда как более приятное место, но вот прямо сейчас никак не получится. Причина? Клятый Иерусалим, чтоб ему пусто было! Меня лично он не интересовал от слова вообще, но ведь символы, святыни, цель многих крестовых походов, которой даже удавалось достичь и удерживать довольно долгое время.

Теперь его вновь взяли. Было ли это как уж сильно сложно? Отнюдь! Султан Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури оттянул лучшие свои войска ближе к главным мусульманским святыням, Мекке и Медине. А оттого в собственно Иерусалиме мало что оставалось из сколь-либо боеспособного. Вот фанатики, те да, присутствовали в изобилии! Но толку от тех толком не обученных мамлюков и близких по крови и духу? И сами по себе вояки не ахти, а уж лишённые грамотного руководства и возможности действительно качественной поддержки они были обречены стать смазкой для клинков и пушечным мясом одновременно. Собственно, так и произошло, но…

Вроде как я уже упоминал о крайней тупости тех, кто рассчитывал на какое-либо мирное сосуществование с ордой полубезумных, а то и без приставки «полу» созданий? Так вот этого добра хватало во многих местах, от Стамбула до того самого Иерусалима. И если в Стамбуле недавно случившееся назвали Большой резнёй, то в Иерусалиме обошлись без названия. Однако крови там пролилось тоже предостаточно. Чьей? Тут надо было посмотреть немного в прошлое, аж в те времена, когда по земле топала и оскверняла её своими лапками такая всем известная пакость как Франциск Асизский, основатель францисканского Ордена. Стоит заметить, что месил ногами песок по эту сторону Средиземного моря он в 1219 году, что весьма немаловажно для пущего понимания ситуации. Почему так? Дело все в том, что Иерусалим пал под натиском Саладдина аж в 1187 году, а значит немало крестоносцев и мирных жителей погибло, было пленено и вообще для европейцев настали очень тяжелые времена. Более того, аккурат в 1219 году султан Дамаска, некто Аль-Муаззам, и вовсе сравнял с землёй стены города. Зачем? А просто на всякий случай, чтобы лишить возможно появившихся тут в будущем крестоносцев возможности укрепиться.

Ну да сейчас не о Крестовых походах и их видении с разных сторон, а о собственно Франциске Асизском, который как раз в 1219 году околачивался по дворам магометанских правителей и в особенности султана Египта Малика аль-Камиля. Смысл? Всячески пресмыкаясь и показывая безобидность, покорность и полную ничтожность как свою, так и его собратьев по Ордену, он выпросил у султана возможность присутствия во многих занятых мусульманами городах. Естественно, на правах полной безвредности и подчинения. Знакомо, не правда ли? Подобные забавы были в ходу у разного рода монахов раньше и продолжались… да постоянно. Для них главным было иметь возможность пасти покорно блеющих овечек, а уж то. что при этом придётся целовать грязные сапоги иноверцев… Это они считали мелочью, недостойной своего просветлённого внимания. Воистину философия и психология рабов, больше и сказать то нечего.

Ну а уж потом, ближе к концу века, вползшее на Святой Престол очередное францисканское пресмыкающееся под именем Николай IV окончательно показало мамлюкскому султану и прочим магометанским правителям, что тогдашний Святой престол и сидящий на нём понтифик есть никто, звать его никак и место этому ничто аккурат у края выгребной ямы, наполненной самым смердящим дерьмом, которое только можно найти. Почему столь сурово? Всё просто и банально. У тебя, морда твоя в тройной тиаре, почти век назад жёстко отжали главную святыню, по сути выперли с завоеванных земель, покрытых своей и чужой кровью. И каков результат? Ты, падаль пресмыкающаяся, униженно молишь врага, чтоб он позволил проводить на твоей святой земле религиозные обряды. На полном серьёзе просишь, считая успех в подобных, с позволения сказать, переговорах, великим достижением. И как к подобному червю навозному относиться можно и нужно, кроме как с великой брезгливостью? То-то и оно, что никак, если ты сам человек с гордостью, честью и вообще чувством собственного достоинства.