Уроки анатомии и любви (СИ) - Хиро Лия. Страница 38

Думая, что весь последний месяц я пребывал в аду, медленно варясь в его гнусном, кипящем котле, сейчас я понял, как сильно заблуждался — в аду до этого момента я ещё не был… Только теперь, после её слов, я начал падать в него со скоростью света. С каждым вдохом моя душа обжигалась всё сильней и сильней, погружаясь в отвратительное, всепоглощающее пекло. Беременна от Степана. Я был растоптан, сражён, уничтожен. Вдруг, захотелось заорать, да так, чтобы стены этой проклятой больницы затряслись, рухнули и похоронили меня под собой. Но я сдержался. Сам не понимаю как, но я тихо принял своё окончательное поражение и уже развернулся, чтобы уйти. В этот момент дверь одного из кабинетов открылась и из неё вышла заплаканная сестра Егора: — Девочки… Я… Я не смогла… Не смогла убить своего ребёнка…

Господи! Я шумно выдохнул. Нахлынувшее облегчение подкашивало мои ноги. Я вернулся на Землю. И в этот момент, Маша заметила меня: — Лука Алексеевич?

А я смотрел только на неё, на мою Лизу, медленно разворачивающуюся ко мне. Не долго думая, схватил её за руку и настойчиво повёл за собой. К моему огромному облегчение, она не сопротивлялась.

— Детка, я так больше не могу… Я умираю без тебя… — Прижав Лизу к шершавой стене в безлюдном тупике этой чёртовой больницы и, воспользовавшись её замешательством, я припал к приоткрытым, подрагивающим губам любимой. Нежно разомкнув пухлые губы языком, я проник во влажный, трепещущий рот. О, да! Я дома! Я в раю! В своём любимом, сладком раю! — проносилось в моём мозгу, пока я крепко держал Лизу за тоненькую талию и мечтал, чтобы этот поцелуй никогда не заканчивался. И… она мне ответила! Лиза обвила руками мою шею, ещё сильнее прижавшись худеньким телом и её шелковистый, горячий язычок начал неистово трепетать у меня во рту. — Любимая… Девочка моя… — я задыхался от внезапно нахлынувшего счастья — Возвращайся, детка… Я так люблю тебя… — мои руки уже были под свитером и нетерпеливо приближались к манящим, вздёрнутым грудям моей мучительницы. Как же я хотел её! Невыносимое, дикое желание отдавало болью в промежности, разрывая взбунтовавшуюся плоть. — Детка, поехали домой…

Она замерла. Всего на секунду, и, как оказалось, для того, чтобы в следующий миг с силой меня оттолкнуть: — Ничего этого не будет, Лука Алексеевич! Перестаньте меня преследовать! Иначе я заявлю, что вы меня домогались! — и это говорили губы, которые только что так горячо меня целовали. Раскрасневшиеся и всё ещё припухшие от моих бурных поцелуев губы.

Как ни пытался, но я не мог ничего понять. Её тело просто кричало, как изголодалось по мне. Губы упрямо твердили, что я ей не нужен. А глаза… В них была боль, усталость и что-то ещё… Тоска? Или мне просто так хотелось? Может я всё себе напридумывал, ища то, чего нет, пытаясь ухватиться за любую тонкую ниточку, за, хоть и слабую, но надежду, что когда-нибудь мы снова будем вместе?

С того дня, как я уволился и лишился возможности видеть Лизу, я, почти ежедневно, приезжал к университету и ждал, пока она выйдет. Мне нужно было её видеть. Хотя бы издалека, через заснеженное стекло машины. Во мне глубоко засела необходимость каждый день наблюдать за тем, как её хрупкая фигурка выходит из старого здания СамГМУ и направляется на остановку. Я выучил Лизино расписание наизусть, как и она выучила в своё время моё. Знал, в какой день недели и во сколько заканчиваются у неё пары, благо, информационный центр универа не слишком щепетилен в вопросах безопасности, и после увольнения у меня остался доступ к электронным ресурсам.

Эти, длящиеся уже месяц наблюдения, давали мне немного сил, чтобы продолжать жить и работать.

Практически сразу, я задался вопросом, почему Лиза выходит всегда одна или с сестрой. Никакого Давыдова или других парней рядом с ней я ни разу не видел. Этот факт породил кучу вопросов и я начал писать Маше. Доставал её каждый день своими расспросами и просьбами помочь, устроить с Лизой встречу… Но её сестра сама ничего не знала, но обещала, при первой же возможности, посодействовать.

Сегодняшнее сообщение просто взорвало мой мозг:

Лука Алексеевич, скорее!

Через двадцать минут Лиза будет в Семашкинской больнице. В гинекологическом отделении, ну или как его там, короче, где делают аборты.

Я потерял дар речи. Думая, что Лиза беременна и едет на аборт, я рванул в Семашку. "Только бы успеть, только бы успеть" — всю дорогу, как мантру, читал я и благодарил Бога, что в тот момент, когда пришло сообщение, я не был в операционной. Я летел по скользкой, покрывшейся тонким слоем льда дороге и думал только о том, чтобы не опоздать, а там я её уговорю, заставлю, буду шантажировать. Да, как угодно, Господи! В конце концов разнесу всю эту чёртову больницу в пыль!

Нет, я обязательно уговорю её! Пусть отказывается от ребёнка, если хочет. Я сам, один, буду его растить и моей, отцовской любви хватит за двоих родителей!

Но меня ждал неожиданный сюрприз и путешествие в ад и обратно! Эта Машка устроила настоящую путаницу у меня в голове. А потом и Лиза ещё больше всё запутала…

ЛИЗА

Пожилой водитель такси всю дорогу пытался, по-отечески, меня приободрить. Говорил, у него разрывается сердце, когда женщины плачут. А как разрывалось сейчас моё сердце было не ведомо никому! Быстрей бы домой, к своей замусоленной подушке и дать волю рвущимся наружу рыданиям!

Я опять была вынуждена оттолкнуть его, ударить снова по старой, может уже начавшей затягивать ране.

Когда же это закончится? Неужели нашим страданиям никогда не будет конца?

Влетев в квартиру, я, как попало, побросала вещи и побежала в спасительную пустоту своей комнаты.

Как только за мной захлопнулась дверь, наружу вырвался пронзительный, разрывающий сердце крик. Тут же дверь распахнулась и в комнату влетела ошеломлённая мама: — Доченька! Лиза! Ну сколько можно? Я не могу смотреть, как ты изводишь себя! Поговори уже с Лукой, дай ему второй шанс! — мама крепко сжала меня в объятиях, спровоцировав своей добротой и заботой ещё больший поток рыданий. — Я же вижу, как ты страдаешь, как любишь его. Ты не можешь без него и ты лучше меня это знаешь, девочка моя! — мама гладила меня по голове, слегка покачивая в своих объятиях, как ребёнка. — Твоя гордость тебя погубит, Лиза! Ну расскажи, наконец, что у вас произошло…

— Мама! Он ни в чём не виноват! Ни в чём! Он — самый лучший, самый идеальный мужчина на свете… — кричала я сквозь слёзы. — Я сама всё погубила! Сама!

Я не смогла остановиться, просто не выдержала. Чувствовала, что должна уже поделиться своей болью, иначе умру. Судорожно всхлипывая, я выложила маме всё.

Прошло три недели

ЛУКА

— Лука Алексеевич, к вам девушка на консультацию — как всегда, профессионально отчеканила Татьяна.

- Пусть войдёт, — я устало потёр виски. Ещё двадцать минут и рабочий день, наконец, завершится.

— Привет, дорогой! — передо мной стояла собственной персоной, мать её, Анастасия. — Я могу присесть? — томно проворковала она и, не дождавшись ответа, элегантно приземлившись в кожаное кресло напротив меня и начала расстёгивать пуговицы на блузке.

— Раздеваться не нужно — мой голос был твёрже стали. — Я уже говорил тебе, что ничего делать не буду. Моё главное правило — не оперировать друзей и родных — я захлопнул ежедневник и снял очки. — И если ты думаешь, что мои принципы изменились, то глубоко заблуждаешься. — я встал из-за стола и снял халат. — Мой рабочий день закончился, всего хорошего!

— Тогда, раз уж ты причисляешь меня к своим друзьям, — поехали, посидим где-нибудь, расслабимся. — она встала и, подойдя почти вплотную провела пальцем по моей рубашке.

— Во-первых, не к друзьям, а к друзьям друзей. А во-вторых, — я перехватил её руку — ты прекрасно знаешь, что я не свободен и меня уже порядком достала твоя настойчивость! — раздражения было уже не сдержать. — Я скажу тебе сейчас, в последний раз, прямым текстом: У нас с тобой ничего и никогда не будет и быть не может. Забудь про тот единственный, пьяный раз. В моём сердце только одна женщина, других не будет. Ни в сердце, ни в постели. — Я резко отшвырнул её руку. — На этот раз вам ясно, Анастасия Дмитриевна? Доходчиво объясняю?